Муравечество - Кауфман Чарли

Еще днем ранее: «Все мои друзья мертвы. Почему? Как? Что за кошмарная хворь их прибрала? Ах, если бы у меня было лекарство!»

И днем ранее: «Все мои друзья внезапно стали ожившими зомби! Я растерян. Изобрести ли лекарство? Но от чего? Можно ли исцелить зомбизм? Есть ли вообще слово „зомбизм“? Некогда проверять в словаре моего авторства! Они скоро нападут! У меня почти нет надежды!»

Днем ранее: «Мой особняк подпалили зомби, которыми внезапно, без предупреждения, стали все мои собратья-муравьи. Уже ничего не поделать. Перестраивать? К чему. Все пропало».

Как необычно, размышляет Кальций. Разрушение происходит задом наперед, забираясь в прошлое. Сегодня мой особняк на месте, вчера — разрушен. Что за новый ад я породил?

Он проверяет дневник девятидневной давности: «Весь мой город сожгла стая зомби-муравьев! Откуда они взялись? Все мои документы горят!»

После девятого дня записи обрываются. Он никогда не узнает.

Кальций плачет, потом что-то панически пишет на обратной стороне списка покупок. Мы слышим его мысли в закадре:

«Я не могу найти других записей. Мне никогда не узнать, что произошло. Возможно, я смогу изобрести для себя какое-то средство путешествия во времени, чтобы узнать, что воздушное бешенство (так я его назвал) поделает с миром в прошлом. Но подобное средство невозможно. Нельзя путешествовать назад во времени (если только ты не есть [было?] воздушное бешенство [возможно]). Путешествие во времени идет вразрез со всеми законами физики, а также законами трех штатов. Делать нечего, только продолжать жить и быть благодарным, что я не изобрел воздушное бешенство на следующей неделе, потому что иначе сегодняшний мир был бы совершенно иным, ужасным местом. И все же, продолжая жить, я не могу не задуматься о грядущем прошлом. Некое таинственное, вымершее философское создание однажды написало: „Понять жизнь можно, только оглядываясь назад, а прожить — только глядя вперед“. Как оказалось, это единственное наследие древнего рода, о котором нам более ничего не известно. Мы подозреваем (ну, я подозреваю), что у них были ручки. Что в прошлом станет с воздушным бешенством? Со временем оно эволюционировало? Конечно, невозможно узнать наверняка. Остается предположить, что для антихрона (как я назвал этот род) не существовало естественных хищников, так что у него не было потребности эволюционировать в защитных целях. Может, он затем эволюционировал из-за нехватки пищи. Хотя на данный момент в муравьях недостатка нет, так что, подозреваю, причина и не в этом. Возможно, генетические мутации создали отдельные штаммы воздушного бешенства, и эти штаммы сражались друг с другом за господство. Мир, воображаю, стал выглядеть совсем иначе, с каждым годом в прошлое. Вспоминается текст „Вальтера Беньямина“, второго таинственного древнего существа, которое — похоже, тоже с ручкой, — написало следующее:

„Глаза его широко раскрыты, рот округлен, а крылья расправлены. Так должен выглядеть Ангел истории. Его лик обращен к прошлому. Там, где для нас — цепочка предстоящих событий, там он видит сплошную катастрофу, непрестанно громоздящую руины над руинами и сваливающую все это к его ногам. Он бы и остался, чтобы поднять мертвых и слепить обломки. Но шквальный ветер, несущийся из рая, наполняет его крылья с такой силой, что он уже не может их сложить. Ветер неудержимо несет его в будущее, к которому он обращен спиной, в то время как гора обломков перед ним поднимается к небу. То, что мы называем прогрессом, и есть этот шквал“[201].

Я пытаюсь предсказать траекторию своего ужасного создания. Как узнать, что случится в прошлом, куда в нем денется воздушное бешенство? Более того, возможно ли узнать, каким мир кажется существу, упорно шествующему вглубь истории, когда традиционное переживание причины и следствия вывернуто, как лодыжка бегуньи (да, бегуньи), которая подвернула лодыжку? Кажется просто перевернутым порядком, когда существа не стареют, а молодеют (примечание: интересная идея для фильма! Присмотреться!), или невообразимо иной мир? Что нужно в конституции существа, чтобы успешно грести против сего могучего течения, какое мы зовем временем? Стойкость, сила, приспособляемость, безжалостность. Более того, геноцид муравьиного сообщества не более чем отражение его хладнокровной потребности в выживании. Природный мир далек от сантиментов: он убивает, что должен и когда должен. Он хочет того, что должен и когда должен. Он сторонится, чего должен. И когда. Но какое же это уникальное переживание реальности: идти в другом направлении, идти назад. Например, в таком мире создание, падающее в яму, не покажется наблюдателю ни в коей мере смешным. Напротив, это создание, возникающее на свет из дыры, покажется чуть ли не божественным, Иисусом, восстающим из мертвых, возносящимся на свое место подле отца (о, папочка). Может ли вообще в такой реальности существовать юмор? Возможно, то, что нам кажется чудом, обратному путешественнику покажется нелепым и некомичным. Представьте доброжелательного святого, заражающего здорового, или бога, чьи молнии вырываются из земли в руки, „отчиняя“ разрушения. Представьте армию „ужасающих“ летающих роботов-демагогов, втягивающих себе в глаза смертельные лазерные лучи, как будто вызывающие их собственную тупость. Эти глупые примеры, первыми всплывшие в моей аномально большой голове, рисуют нам картину совершенного иного мира. Возможно, природа, эстетика этого существа настолько спутаны, настолько повреждены подобными реалиями, что игнорирование и слепота становятся потребностью, а окольные пути — формой самозащиты. Такими я представляю своих множащихся бешеных детищ, рвущихся очертя голову к началу времен. Возможно, они стали самой настоящей погодой или каким-то доселе неведомым ее аналогом: кружащим, завывающим, плюющим и разрушающим по пути назад, незримым для мира, который бредет своей дорогой вперед, спрятанным у всех на виду, растущим в масштабе, пока в конце концов не станет динамичной системой, покрывающей всю планету в самом ее начале. Все это только гипотеза, немудреная сказочка, которую старый муравей повествует сам себе, чтобы скоротать время. О том, чего не познать никогда, остается лишь глупо гадать. И все ж я гадаю. Двигаясь вперед во времени, все больше и больше удаляясь с каждым мгновением от точки происхождения воздушного бешенства — причем каждое мгновение удваивается, когда воздушное бешенство движется еще дальше от меня, в противоположном katefthynsi tou chrónou[202], — я трачу остатки своей маленькой жизни на спекуляции, сочинение возможного сценария, который никогда не смогу подтвердить, теории, которую никогда не смогу испытать. Но что еще мне теперь остается, в одиночестве в этом мире безо всякой надежды на воссоединение с кем-либо из моего вида? Я как дитя, что играет с куклами, сочиняя истории в дождливый день себе же на потеху.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кстати, а почему муравьи превратились в зомби?»

Мое воспоминание о сцене с Кальцием прервано чередой посторонних мыслей в голове, как будто закинутых множеством кричащих людей, из которых только несколько — Марджори Морнингстар:

Не доверяйте другим!

Не давайте над собой смеяться!

Защищайте свои интересы!

Никто не страдал так, как вы!

У вас нет права жаловаться, когда в пещере происходят истинные страдания!

Многим куда хуже, чем вам!

Наслаждайтесь «Слэмми»!

Не пляшите под чужую дудку!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Впечатлите остальных!

Не забывайте купить бургер «Слэмми»!

Остальные хотят вас обмануть!

Смотрите, какая она милая!

Смотрите, какой он красивый!

Смотрите, какие они успешные!

Быстро слушайте эту песню: «Пещера прекрасна, здесь любовь в полумраке / будь начеку и не болей раком / Помни о…»

Ешьте в «Слэмми»!

Пляшите!

Попробуйте этот наркотик!

Не употребляйте наркотики!

Религия — это ложь!

Те, кто не с вами, пытаются вас уничтожить!