Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Лебедев

Вторая группа названий прибалтийской зоны — морские ориентиры на Балтике: сюда относится известное в рунической письменности название Финского залива Hólmshaf («Хольмский залив», от Хольмгард — Новгород), скандинавское название острова Сааремаа — Eysysla (где Еу = saari, «остров», a sysla = таа, «округ, корабельный или сотенный округ», отсюда искаженное немецкое Esel), составляющий с побережной областью Adalsysla (эст. Ляэнемаа) «все Сюслы» скальдических вис; Runó (о. Рухну) в Рижском заливе и расположенный невдалеке мыс Domesnes (Джаксон 1991: 119; Мельникова 19776: 204). Сюда же примыкает пласт скандинавской или финно-скандинавской микротопонимики Аландских островов и южного побережья Финляндии. Эта система названий очерчивает зону давних прибалтийско-финских и скандинавских контактов, восходящих, судя по археологическим материалам, к середине I тыс. н. э. (Kivikoski 1973; Deemant 1975; Deemant 1981).

Вторая зона, примыкающая к «прибалтийской» с юго-востока, охватывает территорию Древней Руси и насыщена главным образом названиями городов и рек (последние известны в основном из средневековых исландских географических сочинений). Ближайшие к «прибалтийской зоне» топонимы (Мельникова 19776:201) образованы по распространенной скандинавской модели «Х-borg»: Aldeigjuborg — Ладога и загадочный Alaborg где-то на севере Новгородской земли (возможно, городище у с. Городище на р. Сясь в Южном Приладожье) (Мачинский, Панкратова 1996:47-57). Скандинавы, судя по материалам Старой Ладоги, появляются здесь уже в середине VIII в., то есть в пределах вендельского периода (Корзухина 1971:123-130). По частоте упоминаний в текстах, повествующих о событиях эпохи викингов, Ладога (Aldeigjuborg) значительно превосходит все остальные восточноевропейские центры вместе взятые.

Наиболее значимые топонимы второй, «древнерусской зоны» образованы по особой модели «Х-gardr», возникшей, как доказала Е. А. Мельникова, в условиях русско-скандинавских контактов и продуктивной только для территории Восточной Европы (ни в Скандинавии, ни в Западной Европе названия городов, построенные по этой модели, неизвестны, а корень gard- используется для обозначения поселений другого типа) (Мельникова 19776:199-209). К этим топонимам относится Hólmgardr — Новгород, Koenugardr — Киев; сюда же примыкает Miklagardr — Константинополь (букв. «Великий Город»), лежащий в третьей, «понтийско-византийской зоне», но непосредственно связанный с Новгородом и Киевом «Путем из Варяг в Греки» и в силу этого, видимо, подчиненный данной словообразовательной модели (Рожнецкий 1911: 62; Мельникова 19776: 206).

Е. А. Мельникова выделяет Hólmgardr в качестве древнейшего известного скандинавам названия на территории Древней Руси и вычленяет его раннюю форму Gardar, первоначально обозначавшую собственно Новгород (или поселения IX — начала X в. на месте будущего города), а позднее осмысленное как название страны: «Гарды» (книжное XIII-XIV вв. «Гардарики») (Мельникова 19776: 202-205; Рыдзевская 1978: 143- 158). Т. Н. Джаксон семантику -gardr в скандинавской топонимии Восточной Европы связывает с контаминацией значений северного поселенческого термина со славянским -градъ, что вполне продуктивно раскрывает быстрое «расширительное» значение термина (Джаксон 1986: 85-96).

Для образования названий других древнерусских центров кроме Новгорода и Киева модель «Х-gardr» не применялась, но связь с нею в скандинавской традиции проявилась, видимо, в обозначении «главных городов» Руси — hófud gardar в исландском сочинении XIV в. Хаука Эрлендссона (Мельникова 1976а: 148). Кроме Ладоги, Новгорода и Киева, скандинавам были известны Полоцк (Palteskja) и Смоленск (Smaleskija) на Двинско-Днепровском пути, Ростов (Rostofa), Суздаль (Surdalar) и Муром (Moramar) в Волго-Окском междуречье и какие-то другие центры. Как и эти названия городов, непосредственно из восточноевропейской традиции были заимствованы важнейшие гидронимы, обозначавшие основные магистрали системы речных путей: Нева (Nyia), Западная Двина (Dima), Северная Двина (Vina), Волхов (или Волга? — Olkoga), Днепр (Nepr, форма, близкая былинному Нъпръ, Нъпра). Степень осведомленности скандинавов о городах и реках Восточной Европы довольно высока: «Материалы местной традиции о Руси и смежных с ней землях более обширны, чем почерпнутые из западноевропейской хорографии сведения о Западной и Южной Европе» (Мельникова 1976а: 156). Свидетельством непосредственного и длительного знакомства норманнов с магистралями и центрами древнерусской зоны» является упоминание в рунических надписях некоторых местных названий и микротопонимов, относящихся к различным участкам Днепровского пути: Vitaholmr (Витичев?) и Ustahólmr (Устье?) в Среднем Поднепровье, днепровские пороги Aiforr, Rófsteinn, Ulfshali, сопоставимые с Данными Константина Багрянородного (Мельникова 19776: 198-209).

Третья зона, «понтийско-византийская», связана со второй, «древнерусской», именно этой цепочкой точечных названий по Днепру, замыкающейся на Миклагард-Константинополь. а оттуда — на Центр христианского мира, Jorsalar — Иерусалим. Остальные названия этой зоны — неопределенно собирательные. За ними стоят крупные этнополитические образования: Ромейская империя — «Греки, Греция» (Grikland, Grikkjar), Италия — «Страна Лангобардов» (Langbardaland), не вполне ясная «Земля Влахов» (? Blokumenn — ср. слав. «влахи»), мусульманский мир (Serkland), языческая Булгария (Vulgaria, Valgaria) и «Долины печенегов» на юге (Pezinavellir) (Джаксон 1991:119). По семантической неопределенности сюда примыкает этноним Bjarmar — «бьярмы», сопредельный, местами даже совпадающий, с периферией Древней Руси: бьярмы названы русскими данниками, в «Саге об Эймунде» они составляют войско Бурислава, Бориса Ростовского (Мельникова 1976а: 152; Рыдзевская 1978: 95-96). В целом, однако, «Бьярмы» — за пределами политической карты Древней Руси, а их простирающаяся до северного океана страна составляет, по существу, продолжение той же зоны «географической неопределенности», где размещаются «Греки», «Влахи», «Сарацины», «Булгары». «Печенеги». Эта зона словно гигантским кольцом охватывает «Гарды», Русь.

В «древнерусской» зоне норманны хорошо знали важнейшие географические и политические ориентиры. В то же время структура этого географического пространства — качественно иная, нежели ближайшей к скандинавам и давно знакомой «прибалтийской» зоны, заполненной разнообразными, не связанными между собой этническими группировками балтов и финнов. Показательно, что для древнерусской территории скандинавская традиция не знает ни одного этнонима (хотя ряд прибалтийских племенных названий совпадает с данными «Повести временных лет»), «Гарды» воспринимались не как конгломерат племен, а как монолитное политическое образование, подчиненное власти одного князя, конунга (в восприятии варягов, правда, более связанного с Хольмгардом-Новгородом, чем с Киевом). Перечень важнейших русских центров в скандинавской литературе, в общем соответствующий летописным характеристикам основных древнерусских «стольных градов», демонстрирует длительную и подробную осведомленность норманнов о политической ситуации на Руси. В то же время показательны и расхождения между той пространственно-политической структурой которая выступает в скандинавских памятниках, и этногеографией Восточной Европы, какой она представлена в древнерусской письменной традиции.

Этногеография Восточной Европы по «Повести временных лет»

Этнонимия ПВЛ уже использовалась как основа для реконструкции процесса восточнославянского этногенеза (Хабургаев 1979); источник, однако, остается неисчерпаемым: «Каждое слово Пов. вр. л. представляет проблему, требующую всестороннего рассмотрения» (Львов 1975: 5). В частности, вводная, недатированная часть текста «Повести временных лет», где дана широкая панорама расселения восточноевропейских народов и событий их ранней истории (от библейского потопа до середины IX в.), содержит богатый материал, позволяющий восстановить определенную этногеографическую систему представлений, выработанную древнерусской книжной традицией в конце X — начале XII в. и последовательно подчиненную взаимосвязанным ценностным категориям (Лебедев 19826:103-112).

Вводная часть ПВЛ завершается первым датированным событием, которое по летописи отнесено к 852 г. (правильнее — 839, году венчания на царство, в качестве отцовского «соправителя», четырехлетнего Михаила III Исавра): «Въ лето 6360, индикта 15 день, наченшю Михаилу царствовати, начася прозывати Руская земля» (ПВЛ 852 г. — Лебедев, Станг 1999: 139-141 ).

Дата, если принять указанную поправку, оказывается взаимосвязанной с известием 838-839 года в знаменитом сообщении «Вертинских анналов» о посольстве «русов» к византийскому императору Феофилу II, отцу, предшественнику и недолгому «соправителю» Михаила: именно к Феофилу в Константинополь явились некие люди, «которые говорили, что их, то есть их народ, зовут Рос (Rhos — ср. ПВЛ: «начася прозывати Руская земля». — Г. Л.) и которых, как они говорили, царь их, именуемый «хакан» (Chacanus), отправил к нему ради дружбы» (Памятники, 23). Два известия, хотя и расходящиеся в важных деталях (точное время посольства, правящий басилевс), в независимых друг от друга и русском, и западноевропейском источниках фиксируют важнейшее политическое событие: провозглашение, на исходе 830-х гг., нового государства — «Руская земля», принятие главой этого государства титула «хакан», уравнивавшего его в правах и претензиях с главой соседнего Хазарского каганата (именно Феофил помогал хазарам в строительстве Саркела на Дону, крепости, которая могла быть направлена не только против мадьяр, кочевавших в припонтийских степях, но и против нового враждебного Хазарии государственного образования в Среднем Поднепровье) (Артамонов 1962: 296-300). Новое государство, судя по его политическим акциям, стремилось заручиться если не поддержкой, то хотя бы нейтралитетом Византии.