Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого - Бхагаван Раджниш

Она становится все более популярной с каждым днем. Единственная причина ее успеха не в том, что она помогает людям стать здоровыми; единственная причина в том, что она позволяет вам высказывать всевозможный вздор, а ученый, хорошо образованный человек слушает вас. Конечно, вы должны заплатить ему...

Я слыхал о великом психоаналитике, которого замучил миллиардер. Он нес такую чепуху и такой вздор... но он платил, и тут уж никак не выпадало останавливать его. Он платил по самой высокой расценке, какую только можно было назначить, — и нес свое час за часом... Бизнес был хороший, но очень утомительный и очень скучный.

Однажды психоаналитик сказал ему: «Из-за того, что я должен уделять вам два или три часа, я не могу заботиться о других моих пациентах. Поэтому я придумал небольшую стратегию: я буду оставлять свой диктофон, а вы продолжайте говорить; все будет записано, и в ночной тишине я смогу прослушать это. К тому же это окажется более эффективным, потому что мой ум полностью освободится от дел, рабочих забот и от других пациентов, так что я смогу уделить вам более глубокое внимание».

Миллиардер сказал: «Хорошая идея».

На следующий день он вошел, подошел к кушетке и через две минуты вышел. Психоаналитик поглядел ему вслед и спросил: «Что случилось? Куда вы идете?»

Миллиардер сказал: «Я поговорил с моим диктофоном; теперь мой диктофон разговаривает с вашим диктофоном. Я подумал: зачем мне тратить свое время? У меня тоже есть масса других дел и забот. Мой бизнес гораздо больше вашего, — а поздно вечером, в тишине, я тоже могу говорить более свободно. Это хорошее решение».

Бертран Рассел говорит, что множество людей будет связано с психоанализом лишь по той простой причине, что все будут сильно отягощены своими мыслями и ни у кого не найдется времени, чтобы выслушать их; им понадобятся профессиональные слушатели. Вот это и есть психоаналитик — профессиональный слушатель. Он не делает ничего... но даже слушание помогает: человек разгружается.

Мой дед сказал: «Не имеет значения, что он говорит и кто слушает; я занят своими мыслями... А этот бедняга не может найти себе никого».

Мой дед умер, но тот человек продолжал приходить. Отец был очень обеспокоен: «Это невыносимо; кто теперь будет слушать его?»

Я сказал: «Конечно же, ты, потому что я не собираюсь слушать. Пока ты жив, будет несправедливо вынуждать меня слушать его. Сначала ты умрешь, и тогда уже, если он все еще будет жив, придется слушать мне, — но сейчас это твоя обязанность».

Отец сказал: «Ты странный. Тебе нечего делать; почему же ты не можешь просто сесть и послушать его?»

Я сказал: «Сейчас это твой долг. Твой отец умер, не мой отец. Ты получаешь все наследство, и этот человек — часть наследства».

Однажды отец был очень занят, и постучался тот человек. Отец велел мне: «Скажи ему, что меня нет дома».

Я вышел и сказал человеку: «Отец дома, он очень занят и попросил меня сказать вам, что его нет дома. Так что, пожалуйста, решайте сами. Хорошо бы вам уйти».

Он воскликнул: «Что?! Он дома, а говорит, что его нет?»

Я сказал: «Именно такова истина», — а мой отец все это слышал.

На это тот человек сказал: «Тогда я войду».

Я ответил: «Дело ваше».

Мой отец сильно разгневался на меня. Когда тот человек ушел, помучив его два или три часа, отец как следует, взялся за меня.

Я сказал: «Ты срываешь злость на мне, когда на самом деле разозлен тем человеком. Твой отец — вот кто дал тебе наследство; я — никто во всем этом деле».

Он сказал: «Но зачем ты сказал, что я дома? Я же велел тебе сказать, что я вышел».

Я ответил: «Я рассказал ему правду, почему я должен врать? Ты всегда настойчиво требуешь от меня правды. «Где ты был? — спрашиваешь ты. — Не ври». Теперь запомни, никогда не говори мне: «Не ври». Порой нужно и соврать... понятно?»

Он возразил: «Тут дело другое».

Я сказал: «Это одно и то же дело. Ты все время учил меня быть правдивым, и я буду оставаться правдивым, во что бы то ни стало, пока ты не скажешь мне, что можно врать, и перестанешь настаивать на истине...»

Он сказал: «Дай мне обдумать это, потому что очень трудно позволить тебе врать. Лучше уж выслушивать того человека. Не надо врать; ты должен говорить правду. Ты поступил правильно».

А я сказал: «Тебе нужно начать делать то же самое, что делал мой дед. Он никогда не утомлялся; более того, вечером он ждал его. Много раз он спрашивал меня, не идет ли тот человек. Выучи секрет».

Он спросил: «Какой же у него был секрет? Я никогда даже не приближался к ним. Я никогда не желал знакомиться с этим человеком».

Я сказал: «Секрет деда был очень прост: он никогда не слушал. Он просто давал тому выговориться. Это отнимает немного времени, но это хорошая дисциплина».

В обществе вы продолжаете терпеть людей, говорящих ложь. Вам известно, что они лгут, но вы не скажете им в лицо: «Вы лжете». Вы будете притворяться, что согласны. Общество требует от вас лицемерия, — и это трудно.

Когда вы соприкасаетесь с дзэном, лицемерие не допускается вовсе. Это единственный небольшой поток нелицемерных людей на свете. Иначе как можете вы представить мастера, говорящего своим ученикам: «Если вы считаете, что я несу вздор, вы должны плюнуть мне в лицо»? Мастера били учеников; это можно понять. Но в дзэне случается так, что ученики бьют мастеров.

Был монастырь, помещение которого имело два крыла; а у мастера жил прекрасный кот. Каждый монах... там одна тысяча монахов: пятьсот в одном крыле, пятьсот в другом крыле, и прямо посредине была комната мастера. Кот привык бродить в одном крыле, в другом крыле, и был он такой красивый, очаровательный, что в каждом крыле каждый монах старался задержать этого кота подольше. Порой возникали ссоры, даже драки, из-за того, что левое крыло хотело оставить у себя кота, а правое крыло не отдавало его.

Мастеру надоело. Однажды он созвал всех монахов и сказал: «Это пора прекратить: кот становится причиной раздора. Скажите что-то, сделайте что-то, что продемонстрирует вашу медитацию, — кто угодно, из любого крыла. Если не сможете... Может быть, все же кто-то может поступить таким образом, чтобы показать наличие медитативного прозрения, — тогда кот достанется этому человеку и его крылу. Если никто не может ничего придумать, то мне остается единственная возможность: я разрублю кота пополам и отдам каждому крылу его половину».

Монахи были в шоке. Они старались, но никто не мог найти способ показать свою медитацию — что тут делать? что сказать? — а мастера не проведешь, это уж абсолютно точно.

Поскольку никто ничего не придумал, мастеру пришлось разрубить кота надвое. Он раздал те мертвые части кота обоим крыльям. Монахи рыдали, но это было бесполезно: мастер уже дал им шанс, а они не смогли показать свою медитацию.

Тут как раз Ринзай — монах, который ходил по какому-то поручению в город, — возвратился и услышал всю эту историю. Он не мог поверить, что тысяча монахов... «И вы не смогли помешать этому старику, убить кота?» Он вошел и отвесил оплеуху мастеру.

Мастер сказал: «Слишком поздно. Если бы ты был здесь раньше, кот был бы спасен».

Такое может произойти только в атмосфере дзэна. Ученик бьет мастера, а мастер принимает с благодарностью и оценивающе говорит: «Где же ты был? Если бы ты был здесь, бедный кот остался бы живым. Ни один монах не подошел и не сказал мне: «Что за вздор ты говоришь! Убить кота...» И этого было бы достаточно. Но все они промолчали, они не смогли дать никакого ответа».

Дзэн создал весьма своеобразный мир — не этикета, манер и лицемерия, а просто подлинности. То, что Ринзай бьет мастера, прямо показывает истину, как он чувствует ее: «Это было абсолютно бессмысленно, убить бедного кота, это не было нужно. Сама идея была неверна, и ты нуждался в доброй оплеухе за это. Никогда не делай такого впредь».

Где угодно в мире такой ученик был бы изгнан. Но в дзэне ученик был оценен: «Где же ты был? Тебе надо было быть здесь. Ты мог бы спасти кота, ты помешал бы мне зря убить бедного кота, прекрасного кота. Это был мой кот, и я буду тосковать по нему».

Если вы слушаете нечто такое, что ощущаете своим сознанием и осознанием как вздор и глупость, вы должны что-нибудь сделать, чтобы остановить это; иначе вы и сами опускаетесь до вторичного. Вторичное означает, что вы опускаетесь из истины в мир лжи; вы опускаетесь из молчания в мир языка, общества, общественных манер.

Кроме того, разве не известно вам то, что сказал мастер Ло Шань: «Мистические врата не имеют доктрин...»?

Доктрины созданы философами; доктрины созданы теми, кто не знает. Это очень странный феномен: те, кто не знает, чувствуют рану от незнания. Она причиняет боль. Им нужно чем-то прикрыть ее, поэтому они создают доктрины — христианские доктрины, индуистские доктрины, джайнские доктрины. Такие доктрины не помогают им забыть свое невежество. Они не становятся мудрыми, они не становятся просветленными, но на какое-то время это средство помогает им забыть, что они больны, что они невежественны.