Львёнок, который хотел выжить (СИ) - Бими Ева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С каких это пор тебя интересуют мои желания? — всучив ему обратно карту, впечатав в пластрон на груди, девушка резко развернулась и направилась к трейлеру.
— Ева, — лидер успел схватить ее за предплечье и остановить. Два яростных карих глаза метали негодующие молнии, но лидер не мог ее отпустить. — Прошу тебя, выслушай.
— А разве ты меня слушал? — она попыталась вырваться, дернув рукой, но Лео притянул ее ближе к себе, сгребая в охапку. Его опаляло жаркое дыхание, а гнев девушки окрашивал ее скулы нежным румянцем.
— Я ошибался, и то решение далось мне непросто.
Хотя, пожалуй, его «непросто» можно было сравнить с обрядом сеппуку. Он так же своими собственными руками рвал себя в клочья, убежденный собственной верой в правильность поступка.
— Непросто? — перестав биться в кольце его рук, она ошарашенно посмотрела на лидера, и тому стало сложно выдерживать ее взгляд, переполненный нестерпимой обидой. — Да ты хоть представляешь, каково мне было? Чувствовать себя настолько незначимой, настолько ненужной, настолько… — Ева задыхалась от эмоций и не могла подобрать слов, чтобы описать всю свою горечь.
Лидер обхватил лицо девушки, стирая подушечкой пальца скатившиеся слезы, и безропотно впитывал в себя льющуюся из нее боль и гнев.
«Ты обещал!» — Да.
«Ты бросил!» — Прости.
«Оставил совсем одну!» — Больше никогда.
«Думала, что любишь» — Люблю.
Пусть сейчас ему не дано вымолить прощения, но он мог удерживать ее в объятиях, утешать, быть рядом и отдать ей все, что только она пожелает.
Успокоившись и отдышавшись, Ева отстранилась, вытерев остатки слез на щеках тыльной стороной ладони, и молчаливо скрылась в трейлере, оставив его одного посередине поляны.
Вдалеке раздались первые раскатистые грозовые удары, предвещая наступление сезона дождей. Лео обессиленно уперся панцирем о дерево и понуро склонил голову. Несмотря на тоскливую печаль, которая оставила следы не только на его теле, но и в душе, он потуже затянул узелок на синей маске и обратил свой взор к серому полотну. Ниндзя давал негласное обещание, что найдет способ все исправить. Пускай небо было глухо к его мольбам. Он не отступится. Никогда.
***
— Ты видишь! Он опять это начал, — Рафаэль шепнул Сью, кивком головы опасливо указывая в сторону Майки. — Пятьдесят четыре минуты пялится и не моргает.
— Совсем ни разу не моргнул? — удивленно переспросила Сьюзан, обеспокоенно всматриваясь в профиль младшего.
— Нет, ну, может, и моргнул разок-другой… — Раф неуверенно пожал плечами, но от этого менее тревожным не стал.
Я исподлобья взглянула на шушукающуюся парочку, отвлекаясь от чтения, и косо посмотрела на причину озадаченных «мамы» и «папы».
Майки сидел на диване, оперев голову на сомкнутые в замке руки, и смотрел на экран плазмы. По первому впечатлению складывалась вполне себе обычная картина. Только вот я не могла припомнить, чтобы он что-то так задумчиво и глубоко рассматривал.
Мне стало жутко любопытно: что же смогло погрузить младшего ниндзя в такую сосредоточенность. Отложив книгу, я медленно приблизилась к дивану и села недалеко от Майки, но тот даже не шелохнулся. И, кажется, действительно не моргал.
На экране плазмы было нечто такое, что озадачило меня. Не понимая сути происходящего, я косилась то на монитор, то на Микеланджело.
— Майки, а кто это все? — спросила я и указала на группу игровых человечков.
— Карлы, — флегматично ответил ниндзя, продолжая пялиться в экран. С какой бы стороны я ни рассматривала странную ситуацию, но так и не поняла, в чем был смысл этой игры. Немного выждав, мне пришлось уточнить:
— А что они делают?
— У них корпоратив, — с той же безэмоциональностью младший давал скупые ответы, которые никак не помогали мне вникнуть в правила виртуального мира.
Однако я засомневалась, что у симуляторных людей был праздник. Над каждым беднягой то и дело возникало облачко, в котором смайликами представлялись их эмоции: красный — злой, желтый — блевотный, зеленый — вонючий, и прочий набор неудовлетворительных символов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Что-то они не особо рады, — но на мою подозрительную реплику собеседник только печально протянул «угу», а один из Карлов упал замертво прямо в лужу, и надеюсь, это не была чья-то моча.
— А почему бы им не уйти?
— Они не могут, — и только сейчас я заметила, что в комнате отсутствовала дверь, а мастер нунчак наконец-то отвлекся от созерцания игры и повернулся ко мне, — и я ничем не могу им помочь.
Серьезность его слов привела меня в ступор и диссонанс: он был властен над игровым миром, и создать дверь не составляло для него труда, но за его привычным обликом веселья и озорства пряталось нечто большее: что-то ранившее его когда-то давно.
Майки грустно улыбнулся, увидев появившуюся во мне догадку.
— С тобой что-то произошло? — неуверенно спросив, я придвинулась чуть ближе к печальному собеседнику.
— Это случилось давно, но оно до сих пор в моей голове, — он склонил голову, упираясь локтями в колени, и виновато продолжил: — Кто бы что ни говорил, но мы не супергерои в трусах поверх трико и красно-сине-белых плащах, и никогда ими не были. Так, фрилансеры по ночам. Разгромить банду? Раз плюнуть. Подорвать подпольный наркопритон? Всегда пожалуйста. Но вот когда речь зашла действительно о серьёзном деле, тут-то мы и лажанули. Какие-то отморозки решили устроить террористическую акцию — собрать сотрудников компании в одном офисе в высотке и поочередно простреливать головы, пока правительство не выполнит условия: частный вертолет, чемодан бабла… Ублюдки. Разменивались людьми за бумажки, как монетками. Здание тут же оцепили, и нам было никак не подступиться. Ближайший канализационный люк находился у дороги, но сама понимаешь — не вариант светиться средь бела дня на центральной улице Манхэттена. — Майк невесело хмыкнул, сжимая кулаки до хруста, и продолжил:
— Снайперы заняли соседнее здание, но не могли определить захватчиков сквозь длинные ленты жалюзи. Тут же прислали переговорщиков. Бесполезно. Каждые полчаса раздавался выстрел, и репортеры сообщали о предполагаемой новой жертве. Потом пригнали группу захвата, полетели газовые гранаты, суматоха, пальба… а мы сидели в канализации, уставившись в экран, и понимали, что ничего не можем сделать. Не можем помочь.
Чувство бессилия мне было знакомо и то, как оно скручивало, утаскивая в глубокую непроглядную бездну. Майки качнул головой, выходя из задумчивости, и тихо проговорил:
— «Порой мы вынуждены бессильно наблюдать, как змея выпускает свой яд, поражая ни в чем не повинных, а тень гремучего хвоста будет преследовать нас даже в безлунную ночь» — это то, что сказал нам отец, когда весь этот кошмар закончился.
Майки встрепенулся, согнал с себя налет грусти и облокотился на диван, спросив с невинным любопытством:
— Что бы это значило? Ну, про хвост? Ясно же, что тень в ночи не разглядеть, это я тебе как авторитетный ниндзя подтверждаю. А вдруг он имел в виду что-то, что не так очевидно на первый взгляд? Вдруг тут дело не только в страхе снова пережить подобное? — нахмурившись, он покачал головой. — А я ведь так и не решился уточнить у отца.
— Но ты же ни в чем не виноват, — я постаралась утешить того, кто уже спрятался за своей привычной веселостью, — просто ты оказался в ситуации, на которую не мог повлиять. Ты должен перестать себя корить и простить.
— Как? — Майки заставил меня призадуматься, и я старалась осторожно подбирать слова.
— Вспомни, сколько хороших дел ты сделал, скольким помог, скольких спас, — он кивнул, соглашаясь, но все же в противовес доводам ответил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Но я совершал столько ошибок.
— Послушай, — я взяла мастера нунчак за руку и побудила развернуться ко мне, — мы все совершаем ошибки и имеем право на это. Но ведь дело не в них, а в том, желаем ли мы их исправить или же, к примеру, не допустить их в будущем. Понимаешь меня?
— Угу… — настала очередь Майки призадуматься, и вскоре он задал неожиданный для меня вопрос: — Типа, например, как Лео? — в доверчивой невинности он изливал на меня нежную скорбь, а я поражалась, как быстро менялся его эмоциональный диапазон от полной безнадеги до воодушевленной веры в лучшее.
