Похождения Жиль Бласа из Сантильяны - Алан-Рене Лесаж

Кушанье было приготовлено губернаторскими поварами, и, стало быть, всего оказалось вдоволь. Добрые вина, заготовленные для меня почтенным Хоакином, лились рекой. Понемногу гости разгорячились; повсюду царило веселье, которое неожиданно было нарушено происшествием, сильно меня испугавшим. Мой секретарь, находившийся в зале, где я пировал вместе с приближенными дона Альфонсо и свитою Серафины, вдруг, потеряв сознание, упал в обморок. Я встал и поспешил ему на помощь; но, пока я старался вернуть его к жизни, одна из присутствовавших женщин тоже лишилась чувств. Все общество решило, что за этим двойным обмороком кроется какая-то тайна, каковая, действительно существовала и не замедлила обнаружиться. Ибо Сипион, вскоре пришедший в себя, прошептал мне на ухо:

— И надо же было так случиться, что счастливейший для вас день стал для меня несчастнейшим! Своей недоли, видно, не избежишь: я только что узнал свою жену в одной из наперсниц Серафины.

— Что я слышу? — воскликнул я. — Это невозможно! Как? Ты — супруг той дамы, что одновременно с тобою упала в обморок?

— Да, сеньор, — отвечал он, — я ее муж, и смею вас уверить, что судьба, явившая ее моим глазам, не могла сыграть со мной более злобной шутки.

— Я не знаю, друг мой, — возразил я, — какие у тебя причины жаловаться на свою супругу. Но какие бы поводы для неудовольствия она тебе ни дала, умоляю тебя, сдержи свой гнев. Если я тебе дорог, то не нарушай этого празднества взрывом негодования.

— Вы будете мною довольны, — отвечал Сипион, — и увидите, как я умею скрывать свои чувства.

С этими словами он подошел к своей жене, которую товарки тем временем уже привели в чувство, и воскликнул, обнимая ее с такой горячностью, точно в самом деле был в восторге от встречи.

— О, дорогая Беатрис! Наконец-то небо соединило нас вновь после десятилетней разлуки! О, сладостное мгновение!

— Не знаю, — отвечала ему супруга, — действительно ли встреча со мной вас сколько-нибудь радует. Но, по крайности, я уверена, что не подала вам никакого разумного повода меня покинуть. Как! Вы застаете меня ночью с сеньором Фернандо де Лейва, влюбленным в мою госпожу Хулию, которой я помогала в этом деле; вы воображаете, будто я благосклонна к нему в ущерб своей и вашей чести; затем ревность лишает вас рассудка; вы покидаете Толедо и бежите от меня, как от чудовища, не удостоив даже попросить никаких разъяснений! Кто из двоих, спрошу я вас, имеет больше поводов жаловаться?

— Разумеется, вы, — ответил Сипион.

— Конечно, я, — продолжала она. — Немного спустя после вашего отъезда из Толедо дон Фернандо женился на Хулии, при которой я оставалась до самой ее смерти; а с тех пор, как преждевременная кончина похитила мою госпожу, я состою на службе у ее милостивейшей сестры, которая вместе со всеми дамами своей свиты может вам поручиться за скромность моего поведения.

При этих словах, которых он не мог опровергнуть, мой секретарь добровольно сдался и сказал своей жене:

— Еще раз признаю свою вину и прошу у вас прощения в присутствии этого почтенного общества.

Тут я, вступившись за него, попросил Беатрис забыть прошлое и уверил ее, что муж впредь будет думать лишь о том, как бы ей угодить. Она сдалась на мои просьбы, и вся компания радостно приветствовала примирение супругов. Чтобы лучше отпраздновать это примирение, их посадили рядом и пили за их здоровье. Все их чествовали, и можно было подумать, что это пиршество было затеяно не столько ради моей свадьбы, сколько ради их воссоединения.

Прежде других опустел третий стол. Молодые парни, предпочтя любовь чревоугодию, покинули его, чтобы пуститься в пляс с юными поселянками, которые звоном своих бубнов вскоре привлекли гостей с других столов и заразили всех желанием последовать их примеру. И вот все пришло в движение. Приближенные губернатора принялись танцевать с прислужницами губернаторши. Даже вельможи очутились среди танцующих: дон Альфонсо прошелся в сарабанде с Серафиной, а дон Сесар с Антонией, которая затем пригласила меня и вышла из этого испытания с честью, если принять во внимание, что она обучалась лишь началам танцевального искусства в Альбарасине у одной своей родственницы, тамошней горожанки.

Я же, получивший, как уже сказано, хореографическое образование в доме маркизы Чавес, показался обществу превеликим танцором. Что касается Беатрис и Сипиона, то они предпочли танцам уединенную беседу, чтобы дать друг другу отчет во всем пережитом ими за время разлуки; но разговор их был прерван Серафиной, которая, только что узнав об этом примирении, велела их позвать, чтобы выразить им свою радость.

— Дети мои, — сказала она, — в этот веселый день я испытываю двойное удовлетворение, видя, что вы возвращены друг другу. Приятель Сипион, — добавила она, — вручаю вам вашу жену с уверением, что поступки ее всегда были безупречны. Живите с нею здесь в добром согласии. А вы, Беатрис, поступите в распоряжение Антонии и будьте ей так же преданы, как ваш муж — сеньору де Сантильяна.

Сипион, который после таких слов мог взирать на жену свою не иначе, как на вторую Пенелопу, обещал, что будет оказывать ей все вообразимые знаки внимания.

Поселяне и поселянки, протанцевав целый день, разошлись по домам, но в замке празднество продолжалось. Был подан великолепный ужин, а когда пришло время отойти ко сну, главный викарий благословил брачное ложе, Серафина раздела новобрачную, а сеньоры де Лейва оказали ту же честь мне. Забавнее всего было то, что приближенные губернатора и прислужницы губернаторши придумали для смеха совершить такую же церемонию: они принялись раздевать Беатрис и Сипиона, которые, чтобы придать всей сцене больше комизма, с самой серьезною миною позволили себя разоблачить и уложить в постель.

ГЛАВА X

На следующий же день после моего бракосочетания господа де Лейва возвратились в Валенсию, предварительно оказав мне еще множество знаков своего расположения. Таким образом, мой секретарь и я остались в замке одни со своими женами и слугами.

Наши старания понравиться дамам не оказались бесплодными: в краткий срок я сумел внушить своей супруге такую же любовь, какую сам к ней питал, а Сипион заставил свою позабыть о тех огорчениях, которые ей причинил. Беатрис, обладавшая нравом покладистым и общительным, без труда вошла в милость к своей новой госпоже и завоевала ее доверие. Словом, мы прекрасно ужились вчетвером и стали наслаждаться завидной судьбой. Все дни протекали у нас в наиприятнейших увеселениях. Антония отличалась чрезвычайно серьезным характером, а Беатрис и я — очень веселым; но и без того, одного присутствия Сипиона было бы достаточно, чтобы не дать появиться меланхолии; Это был человек совершенно незаменимый в обществе, один из тех комиков, которым стоит только появиться, чтоб сейчас же развеселить всю публику.

Однажды, когда нам после обеда вздумалось предаться отдохновению на упоительной лесной лужайке, мой секретарь пришел в такое хорошее настроение, что разогнал всю нашу сонливость своими забавными речами.

— Замолчи, друг мой, — сказал я ему, — невозможно вздремнуть, пока ты тараторишь. А впрочем, раз уж ты помешал нам погрузиться в сон, то, по крайности, расскажи что-нибудь достойное нашего внимания.

— С превеликой охотой, сеньор, — отвечал он. — Хотите, я расскажу вам историю короля Пелайо?

— Мне приятнее было бы прослушать твою собственную, — возразил я ему. — Но за все то время, что мы живем вместе, ты не удостоил меня этого удовольствия, и, видимо, я уже никогда его не дождусь.

— С чего вы это взяли? — сказал он. — Если я не рассказал вам своей истории, так только потому, что вы ни разу не выразили мне ни малейшего желания ее услышать. Не моя, стало быть, вина, если вы не знаете моих приключений. И если вам сколько-нибудь любопытно с ними ознакомиться, я готов немедленно удовлетворить вашу любознательность.

Все мы — Антония, Беатрис и я — поймали Сипиона на слове и приготовились слушать его рассказ, который мог иметь для нас только хорошие последствия, то есть либо развлечь нас, либо погрузить в сон.

— Я, конечно, был бы, — так начал Сипион, — сыном гранда первого класса191 или, по меньшей мере, кавалера орденов св. Иакова или Алькантары, если бы это зависело от меня; но, поскольку отцов не выбирают, я должен сообщить вам, что мой родитель, по имени Торрибио Сипион, был честным стражником Священного братства. Разъезжая взад и вперед по большим дорогам, к чему постоянно вынуждала его профессия, он однажды между Куэнсой и Толедо случайно повстречал молодую цыганку, которая показалась ему весьма пригожей. Она была одна, шла пешком и все свое имущество несла за плечами в какой-то котомке.