Голубой горизонт - Уилбур Смит

– Вы слышали его условия? Какое сообщение он принес?

– Мы еще не встречались с ним. Обещали сделать это в первый день Рамадана. Но мы опасаемся. Мы знаем, что условия будут тяжелыми. – Он снова опустился на колени перед Дорианом. – Может, в глубине души мы ждали, чтобы ты вернулся к нам и повел на битву, как много раз прежде. Позволь мне вернуться к совету и сообщить, что ты прибыл и зачем.

– Иди, старый друг. Передай, что аль-Салил хочет обратиться к совету.

Бин-Шибам вернулся за полночь. Войдя в каюту, он простерся перед Дорианом.

– Я пришел бы раньше, но совет не хотел, чтобы английский консул увидел, как ты сходишь на берег. Меня просили передать тебе глубочайшее уважение, ибо ради твоего отца совет провозглашает верность твоей семье. Тебя ждут в тронном зале дворца. Прошу, идем со мной, я отведу тебя на совет. Там ты узнаешь то, что может принести большую выгоду и тебе, и всем нам.

Дориан передал Мансуру командование флотилией. Сам набросил на голову и плечи плащ из верблюжьей шкуры и вслед за бин-Шибамом спустился в фелуку. По дороге к дворцовому причалу они миновали «Арктур». Капитан был на палубе. Дориан увидел его лицо, освещенное фонарем над нактоузом. Капитан отдавал приказы вахтенному офицеру. Говорил он с сочным акцентом западных графств, который Дориану показался чуждым.

«Я начинаю возвращаться к привязанностям и вере детства, – подумал он, и его мысли приняли другое направление. – Если бы Ясмини могла вернуться на родину вместе со мной!»

Когда фелука причалила к каменной пристани, ее ждали стражники. Они провели Дориана через тяжелые железные ворота и по спиральной лестнице вверх, а потом по лабиринту коридоров. Стены из каменных глыб освещали факелы, торчавшие в держателях, расположенных через равные промежутки. Пахло плесенью и грызунами. Наконец подошли к прочной запертой двери. Эскорт ударил в пол древками копий, двери распахнулись, и Дориан в сопровождении стражи оказался в другом коридоре, более широком и высоком и хорошо освещенном. Здесь пол был покрыт коврами, на стенах, забранных панелями из ценной древесины, висели шелковые гобелены. Подошли к новой двери, возле которой стояли вооруженные стражники, скрестившие копья, чтобы не дать вновь прибывшим войти.

– Кто идет на военный совет Омана?

– Принц аль-Салил ибн-Малик.

Стражники отвели копья и низко поклонились.

– Проходите, о великий. Совет ждет вашего прибытия.

Дверь раскрылась – медленно, скрипя петлями, Дориан вошел в зал, освещенный сотнями маленьких керамических ламп с фитилями в ароматном масле. Но света было недостаточно, чтобы разогнать тени, скрывавшие далекие углы; высокий потолок тонул в полумгле.

На подушках за круглым столом сидели люди в длинных одеяниях. Столешницу из чистого серебра украшали геометрические узоры, дозволенные Кораном. Когда показался Дориан, все встали. Один, явно старейшина и по годам, и по влиянию, вышел вперед. Борода у него светилась белизной, и шел он как глубокий старец. Он посмотрел в лицо Дориана.

– Да благословит тебя Бог, Мустафа Зиндара, – приветствовал его Дориан, – верный советник моего отца.

– Это он. Именем Бога, это действительно он! – воскликнул старик. Он пал ниц и поцеловал полу одеяния Дориана. Дориан поднял его и обнял.

Один за другим члены совета выходили вперед, и Дориан здоровался с ними, называл по именам, спрашивал о здоровье семей и напоминал, как они вместе пересекали пустыни и сражались, братья по оружию.

Потом каждый взял в руки лампу. Члены совета окружили Дориана и провели по длинному залу. А когда подходили к дальнему концу, в свете ламп жемчужным блеском загорелось что-то темное и массивное. Дориан знал, что это: когда он в последний раз его видел, на троне сидел его отец.

Дориана провели вверх по ступенькам и усадили на груду тигровых шкур и вышитых серебром шелковых подушек, которые покрывали сиденье высокого сооружения. Оно было вырезано триста лет назад из ста пятидесяти массивных слоновьих бивней – Слоновый трон халифата Оман.

Все последующие дни и недели с утра до вечера Дориан заседал со своими советниками и министрами. Ему докладывали обо всех делах королевства – от настроения населения и пустынных племен до содержимого сокровищницы, от состояния флота до силы армии. Рассказывали о буквальном прекращении торговли и объясняли возникавшие политические и дипломатические дилеммы.

Дориан быстро понял, что положение отчаянное. Остатки флота, который делал Оман великой мореходной державой, ушли с Заяном аль-Дином на Берег Лихорадок. Многие племена были разочарованы медлительностью совета, и большая часть их отрядов исчезла, как туман, в пустынных крепостях. Сокровищница почти пуста, ибо Заян опустошил ее перед бегством.

Дориан выслушивал и отдавал приказы, краткие и прямые. Все казалось таким естественным и знакомым, будто он и не переставал командовать. Его слава политического и военного гения, приумноженная стократ, разнеслась по всем улицам и соукам большого города. Внешность у него была красивая и благородная. Он обладал прирожденной способностью властвовать. Его манеры и уверенность в себе подкупали. Все, что оставалось в казне, он запретил расходовать и издал своей властью указы об отсрочке платежей. Он взял в свои руки склады продовольствия, урезал нормы выдачи и стал готовить город к осаде.

Он разослал посыльных на быстрых верблюдах к шейхам всех пустынных племен и сам выезжал в пустыню, чтобы встретиться с ними и принять их клятву верности. И отправить назад в пустыню с приказом собирать армии.

Вдохновленные его примером, военачальники его армии с новыми силами принялись планировать оборону города. Бестолковых и бездарных он заменял теми, кого знал и кому мог доверять.

Когда он обходил укрепления, приказывая восстановить и усилить их, население радостно окружало его. Люди поднимали детей, чтобы те увидели легендарного аль-Салила, и старались притронуться к краю его одежды.

Трижды Дориан посылал сообщения на «Арктур». Он объяснял, что стал калифом совсем недавно, что не смог еще ознакомиться с государственными делами. Неизбежную встречу он оттягивал как можно дольше. И каждый день промедления укреплял его позицию.

Наконец с «Арктура» к дворцовому причалу подошла шлюпка с письмом от английского генерального консула. Оно было написано прекрасной арабской вязью, и Мансур подумал, что узнает руку женщины и знает, кто писал это письмо. Адресовано оно было не калифу, а президенту временного совета мятежников Омана и в нем сознательно не упоминалось ни о самом Дориане, ни его титул калифа аль-Салила ибн-Малика, хотя благодаря своим шпионам консул несомненно знал, что происходит во дворце.