Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот аспект вопроса, как-то вообще выпал из моего внимания.
— Ты уверен? — спросила я с сомнением. — Я имею в виду, что она незаконнорожденная…
Он покачал головой, прерывая меня.
— Нет, она законнорожденная.
— Но этого не может быть. Никто кроме нас двоих пока не знает этого, но ее отец…
— Ее отцом был Аарон Бердсли, насколько это касается закона, — сообщил он мне. — Согласно английскому законодательству, ребенок, рожденный в браке, юридически является ребенком мужа — и наследником — даже если известно, что его мать прелюбодействовала. Ведь эта женщина говорила, что Бердсли женился на ней, да?
Я неожиданно поняла, почему он слишком упорно настаивает именно на этом английском законе, и, слава Богу, поняла причину прежде, чем ответить ему.
Уильям. Его сын, зачатый в Англии, и — насколько все считали в Англии, за исключением лорда Грэя — девятый граф Элсмир. Очевидно, что юридически он был девятым графом, согласно тому, что мне говорил Джейми, независимо от того, был ли восьмой граф его отцом или нет. «Да, закон, что дышло», — подумала я.
— Понятно, — медленно произнесла я. — Значит, эта малышка унаследует всю собственность Бердсли, даже если они обнаружат, что он никак не мог быть ее отцом. Это… ободряет.
Взгляды наши на мгновение встретились, потом он опустил глаза.
— Да, — сказал он спокойным голосом, — ободряет.
Возможно, в его голосе был намек на горечь, но он исчез без следа, когда Джейми откашлялся.
— Таким образом, — продолжил он твердо, — ей нечего опасаться пренебрежения. Сиротский суд передаст всю собственность Бердсли — коз и все прочее, — добавил он со слабой усмешкой — ее опекуну, чтобы тот использовал имущество для блага девочки.
— И самого опекуна, — сказала я, внезапно вспомнив взгляд, которым Ричард Браун обменялся с братом, говоря о том, что о девочке позаботятся. Я потерла замерзший кончик носа. — Значит, Брауны возьмут ее с охотой?
— О, да, — согласился он. — Они знали Бердсли и понимают, какую ценность она представляет. Забрать ее у них будет не простым делом, но если ты захочешь, сассенах, ты ее получишь. Я тебе обещаю.
От всего этого обсуждения у меня возникло странное чувство. Что-то, похожее на панику, словно невидимая рука подталкивала меня к краю пропасти. Было ли это краем опасного утеса или возвышением, с которого открывается еще большая перспектива, не известно.
Я видела мысленным взором изгиб черепа ребенка и уши, словно из тонкой бумаги, маленькие и прекрасные раковины, розовые завитушки с легким оттенком синего цвета.
Чтобы дать себе время привести в порядок мысли, я спросила:
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что дело будет не простым? Ведь у Браунов нет никаких оснований требовать ее себе, не так ли?
Он покачал головой.
— Нет, но ведь они не стреляли в ее отца.
— Что… о…
Эту ловушку я не предвидела — возможность того, что Джейми могли обвинить в убийстве Бердсли с целью завладеть его домом и товарами посредством удочерения сироты. Я сглотнула, ощущая в горле слабый привкус желчи.
— Но никто, кроме нас, не знает, как умер Аарон Бердсли, — указала я. Джейми сказал всем, что торговец умер вследствие апоплексического удара, не упомянув о своей роли ангела-избавителя.
— Нас и миссис Бердсли, — возразил он со слабой иронией в голосе. — Что, если она возвратится и обвинит меня в убийстве ее мужа? Трудно будет оправдаться, особенно, если я заберу девочку.
Я не стала спрашивать, зачем она могла бы сделать это. В свете того, что мы о ней знали, Фанни Бердсли могла сделать что угодно.
— Она не вернется, — сказала я. Насколько я не была уверена во всем остальном, в этом отношении я говорила правду. Куда бы Фанни Бердсли не отправилась — и почему — она ушла навсегда.
— Даже если она обвинит тебя, — продолжила я, отодвигая воспоминания о заснеженном лесе и свертке возле потухшего костра, — я тоже была там. Я могу рассказать, что случилось.
— Если тебе позволят, — согласился Джейми. — Но, скорее всего, тебе не разрешат. Ты замужняя женщина, сассенах. Ты не можешь свидетельствовать в суде, даже если бы ты не была моей женой.
Это замечание заставило меня внезапно задуматься. Живя в глухой местности, я редко лично сталкивалась с возмутительными образцами юридической несправедливости, но слышала о некоторых из них. Он был прав. Как замужняя женщина, я не имела никаких юридических прав. Довольно иронично, но Фанни Бердсли, будучи вдовой, их имела. Она могла свидетельствовать в суде, если бы захотела.
— Проклятие! — с чувством произнесла я, и Джейми тихо рассмеялся, потом закашлялся.
Я фыркнула, выпустив довольно большое облако белого пара. На мгновение мне стало жаль, что я не дракон, было бы чрезвычайно приятно выдохнуть огонь и серу на некоторых людей, начиная с Фанни Бердсли. Вместо этого я вздохнула, и мое белое бессильное дыхание исчезло в полусумраке пристройки.
— Понятно, почему ты назвал дело «не простым», — сказала я.
— Да, но я не сказал, что оно невозможно.
Он поднял мое лицо, обхватив мой подбородок своей большей холодной рукой. Его глаза, темные и напряженные, смотрели в мои.
— Если ты хочешь ребенка, Клэр, то я возьму его и справлюсь со всем, что за этим последует.
Если я хочу ее. Внезапно я ощутила вес ребенка, спящего под моей грудью. Я забыла лихорадку материнства, отодвинула память о восторге, панике, усталости, возбуждении. Но появление Германа, Джемми и Джоан ярко напомнили мне об этих чувствах.
— Один последний вопрос, — сказала я, беря его руку и переплетаясь с ней пальцами. — Отец ребенка не был белым. Что это может значить для нее?
Я знала, что это будет значить в Бостоне 1960-х годов, но это было другое место и другое время, и хотя здесь и сейчас общество было более суровым и менее просвещенным, чем там, откуда я прибыла, оно отличалось значительной терпимостью.
Джейми задумался, выбивая негнущимися пальцами правой руки тихий ритм по бочонку с соленой свининой.
— Я думаю, все будет в порядке, — сказал он, наконец. — Нет никакой опасности, что ее обратят в рабство. Даже если можно будет доказать, что ее отец был рабом — а таких доказательств нет — ребенок приобретает статус матери. Ребенок, рожденный свободной матерью, свободен, ребенок, рожденный рабыней — раб. И какой бы не была эта женщина, она не была рабыней.
— Официально, по крайней мере, — сказала я, вспомнив об отметках на косяке двери. — Но не касаясь вопроса рабства…?
Джейми вздохнул и выпрямился.