Цвингер - Елена Костюкович

Наталии, похоже, не помогла эта выпивка. Может, и наоборот — вывела наружу всю ужасность ужаса.

— Слава богу, Марко дома и в порядке.

— Да, да, да! — вдруг не своим голосом взвизгивает она. — Вот так верила Любе, а на самом деле она — марионетка в руках! В чьих? Бандита Николая. Метателя топоров. Знаешь, зачем они хотели похитить Марко? Они обещали мне объяснить всю механику: и где устраивают сборища, и как делают мишени, и сколько и каких воздушных шаров накалывают на мишень. Чтоб я писала материал. Обещали сводить. Потом вдруг — никаких соревнований. Догадываюсь, зачем они их на завтра перенесли. Они ищут себе мишень. В Марко в моего топоры метать собирали-и-ись!

Так… а это уже истерический приступ. Не хохот, другое. Зубы стучат о стакан. Не буду же я ей давать пощечины.

И тут-то наконец оказывается, что Наталию вполне можно осыпать поцелуями, что на вкус она соленая и плотная, со сладковатым запахом, невероятно привлекательная, хотя и перемазанная соплями.

Конечно, вывернулась из рук, обтерла лицо и с огромным интересом ухватилась, чтобы выйти из щекотливой мизансцены, за фотографию контурной карты с надписями, номерами, стрелочками и каракулями.

— Виктор, ты мне еще не перевел, что тут снизу справа приписал твой дед.

— Если ты немедля не узнаешь этого, понимаю, Нати, мир рухнет. Прекратится ход планет. Хорошо, перевожу. Тут написано: «Эта карта обнаружена мной 8 мая 1945 года в заминированном тоннеле, прорытом из подвалов здания Дрезденской Академии художеств в направлении Эльбы. По этой карте велись поиски, приведшие к спасению от гибели сокровищ Дрезденской галереи. И подписано: младший лейтенант Жалусский».

Они спускаются с балкона. Из двора — не выехать. Надо переждать, пока два гея перенесут в полной цветов коробке в машину трупик сиамского кота. К мусорному баку прислонены пластмассовый кузов для переноски животного, двуспальная кошачья постелька, миска, кучка тряпок и трехметровая конструкция для лазания и чесания коготков.

— Скорее, скорее, что ты возишься, что счищаешь?

— Да сама я не знаю, что ли, когда ездила в супермаркет, просыпала соль…

— Бог с ней, с солью, заводи скорей, едем. Час пик, нам через весь Милан и еще за город, а сегодня пятница. Знаешь ты, сколько времени займет?

В дороге до Монцы удается уйти на спокойный регистр разговора, хотя и в тему: о голосовых экспертизах. В «Круге первом» у Солженицына обыграно в точности то самое.

— И еще, — вставляет Виктор, — вспоминаю, что во времена терроризма вышел номер «Эспрессо», в январе восьмидесятого, мне Антония рассказывала.

— Это девушка, которая пропала в Олимпиаду? Ой, извини, я не нарочно. Я не намекаю, что у тебя девушки пропадают.

— Не будем шутить на эту тему… Я тогда еще не имел никакого отношения к Италии, кроме знакомства с Антонией. От нее и узнал, что публику приглашали высказаться по вопросу, кто звонил семье Альдо Моро — Тони Негри или другой кто-то?

— Надеюсь, теперь это понаучнее делается…

Покуда Наталия прямит путь в Монцу по трамвайным рельсам — не такая она особа, чтобы томиться в заурядной пробке, — Вика интервьюирует по телефону Ульриха на тему «какого дьявола Любе занадобились документы, компьютер и Мирей».

Из Ульриховых дедукций, когда его проинформировали о новых событиях:

— Она, конечно, работает не одна, а с ориентирующим ее бандитом. Но следует разобраться, Николай ли это или кто другой. Николай-то туп. Может, главарь — Черномор?

— Это голос итальянца.

— Верно. Значит, есть еще и итальянский бандит. Болгары управляют всей бандой, итальянцем, Черномором и Любой. Слушай, Вика. Корень зла в бедной Лере. Не сомневаюсь, что твоя бабушка, когда из музея ей принесли документы, наговорила Любе сорок бочек арестантов про таинственные подземелья. Про закопанные сокровища. Во всех красках безумных фантазий. Ты же помнишь, что история с Дрезденом была…

— Последним, что Лерочка помнила.

— И последним, что она додумывала.

— В ее сознании все обретало характер саги, характер сказки.

— И Любе в голову взбрело, что бумаги содержат инструкции или указания о кладах. После рассказов бабушки. Поэтому Люба с подельниками вознамерились тебе их не передать, а продать. Прикидывали, с какого боку начинать обработку. Но и проявляли осторожность, чтобы не упустить еще больший барыш. Настоящего плана не было. Просто от безумной бабулиной болтовни, от того, что Люба наслушалась о сокровищах и пещерах, они дошли до большого азарта. Могли, конечно, в соответствии с пятой версией и связаться с какими-то подпольными коллекционерами…

— Как вообще они могли в какие-то сокровища серьезно поверить?

— Так же, как они верят в сглаз и приворот!

В общем, Люба, вероятно, пошла все перерывать в Лерином доме. Но карту, о которой от Леры слышала, не смогла найти. Трясла, надо полагать, бедную Леру. А та в безумии никакой карты, ни географической, ни пиковой, не открыла. Кстати, отчего в том году бабуля прекратила сопротивление, угасла? Не довели ли они?.. Снова сжалась, перекувыркнулась где-то под ложечкой у Виктора и заныла душа. Ну, не думай об этом, Вик. Нет! Просто Лерочке уже было суждено уходить.

То есть как бы то ни было, ты хоть об этом, пожалуйста, не думай!

Виктор кратко переводит Наталии разговор. Автомобильчик, конечно, у нее лилипутский. Вытянуть ноги некуда, мешает набитый пакет. Да, там карта… Хотя и с картой тоже не все понятно.

— А эта карта, что в пакете, как попала к Любе? Нати? Карта, спрашиваю, как могла попасть в этот пакет к Любе?

— Как попала? Да от меня! Ты мне сам прислал снимок. Из книги сканированный. Помнишь, ты рассказывал о деде, о картинах и что в этом году розыскам исполнялось шестьдесят лет? Я решила статью писать. Пошла представлять свой проект в редакцию. Но они мне сказали — поздно: надо было с этим в мае выходить.

— В мае мы еще знакомы не были.

— А им-то что. Ну и к завотделом когда шла, я носила с собой визуальные материалы. Для показа. Фото Цвингера и отпечатанный скан карты. Вот этот именно. После чего этот скан у меня два месяца лежал на стеллаже возле письменного стола на верхней полке. Люба его, видимо, только сейчас нашла. Чем доказывается, что пыль Люба вытирает крайне нерегулярно… Откопала и украла. Уделалась от счастья. Стащила вместе с моим фнаковским пакетом.

— Карту, переснятую из книжки, у которой тираж сто тысяч.

— Да. Цель отчаянного злодейства бандитской шайки.

— Люба ее срочно везла к своим бандитам, вероятно…

— И считала, что добыла главный приз. Цель всей охоты. Отыскала великий клад прямо на поверхности стеллажа!

— Вот уж точно нашла топор под лавкой.

— Что?

— Ничего. Это из Эдгара По. Эх, метнуть бы в самих в них этот самый топор. Или томагавк. В этих самых Любу и Николая.

Виктор волнуется, кипит. Машина тем временем порыкивает в пробке. Музей скоро закроют… Надо надеяться, что Стелла, раз обещала, подождет.

— Понимаю! Она меня активно не пускала во Франкфурт. Виктор! Ну не пускала меня Люба во Франкфурт, это я еще могу понять. Но ребенка украсть?

— Да не исключено, не крала она. Может, только хотела ценнейшую карту дружкам доставить, а потом тихо и мирно ехать к твоим родителям в Турин.

— Слишком ты хорошего о Любе мнения!

— Кстати, при большой фантазии можно вообразить, что, получив карту, бандиты могли бы решить Мирей из заточения мирно отпустить.

— Отпустят они! Если она их видела в лицо — не уйдет живая.

— Бог с тобой, бог с тобой, что же ты такое говоришь, Нати.

— Да. Подумать только. Люба ведь даже рассказывала мне… в первый, кажется, месяц… что-то про бабульку, которая бредила сокровищами, закопанными под землей. Ну так как она про всех работодателей без зазрения совести рассказывает, я и не вслушивалась. Люба бесконечно что-то тарахтит. То про вареники, то про таможенные пошлины.

— Невероятно. Мы-то думали на болгар. И на Контору, что якобы она нас отпугивала от ватрухинской сделки. И на Хомнюка, что якобы он нас допугивал до оболенской сделки. И на нацистских преступников, возвращающихся на место злодеяния. А это наша собственная прислуга Люба с гастарбайтером-ножеметателем.

— Ну, стронутся они когда-нибудь с места или нет, дебилы. Не хватало этого тупого регулировщика. Гляди, куда он машет… Куда заворачивать-то?

Звонок Ульриха, продумавшего положение и поднакопившего идей.

— Знаешь, Виктор, по поводу пятой версии… Похоже на правду. В послевоенные времена по всему миру и вправду делались захоронки.

— Да, Ульрих. Я в курсе.

— Вот. А теперь они торгуют картинами и мелкой пластикой и прикармливают подпольных дилеров. На востоке Европы много неправедно забогатевших толстосумов. Их как раз интересуют подобные предметы. На них работает целая индустрия — грабители, поддельщики, антиквары, скупщики краденого и, что характерно, копатели. Калининградская область стала Меккой копателей. Чем лучше, если подумать, Саксония?