Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  Как Дмитрий Ершов не влетел в кучи выброшенного грунта и недоотрытые траншеи, - остается загадкой. Заметив их, - в случайной вспышке молнии, шагах в шести-семи от себя! - он, как лихой казак, как какой-нибудь киношный ковбой, буквально поднял машину на дыбы, разворачиваясь "на колесе". Рядовой, ошеломленный таким хамством, не попал буквально в упор, а он - вильнул и стремглав помчался прочь, выписывая зигзаги, хотя и зря: снайперов тут не было, обстановка делала точную стрельбу попросту невозможной, а от случайной пули не помогают никакие финты. Он вернулся в расположение своей части без единой царапины и с важным донесением. Впрочем, так повезло не всем: гвардии сержант Сильнов привез в спине шальную пулю, и поначалу состояние его не казалось особенно угрожаемым, но к утру у него неожиданно пошла кровь изо рта, и он умер буквально через пять минут. А Геворкян попросту пропал, и никто не видел, какая беда с ним стряслась.

  Стороны нащупали друг друга, и теперь готовились к бою. Ни там, ни там никто не имел даже отдаленного представления о силах противника. Поэтому, остановив на ходу два корпуса, - а это не такая простая задача, наступающие решили ждать утра, вызвав на себя двух "теноров", дабы хоть приблизительно оценили супостата. Ну и, по крайней мере, следовало переждать грозу. Она была как раз в полном разгаре.

  - В данном конфликте наступление, - это перенос вперед оперативных линий авиации.

  Новиков сказал это не знающим сомнений тоном человека, которому открылась суть ситуации, ее ключ, и все хитросплетения вдруг свелись к простой безошибочной формуле, ясной любому вменяемому человеку.

  - Базовые острова японцев окажутся в радиусе действия даже средних бомбардировщиков. А мы тем временем по мере возможности нарастим группировку "тушек". За пару месяцев от городов Внутреннего Моря, включая Токио, останутся одни головешки... Мы оставим их без транспорта, электричества, горючего, - и союзники спокойно высадятся. Без катастрофических потерь. А можно, во взаимодействии с теми же союзниками, сделать блокаду абсолютной, и, продолжая бомбардировки, подождать и еще с пол-года, когда две трети населения просто вымрет.

  - По-настоящему надо - обеспечить такую возможность. А будем ли мы ею пользоваться, - совсем другое дело. Пока будем считать, что исполнение первоначального плана полностью соответствует нашим целям. Разумеется, мы можем подкорректировать его в тактическом и оперативном плане. Как делаем это на протяжении всего этого времени.

  - Ваше Высочество, об этом очень тяжело и неприятно говорить, но выход передовых частей русских на побережье уже к первым числам октября может считаться вполне возможным вариантом.

  - Кажется, - принц тяжело повернул голову, - это вы говорили мне, что само начало боевых действий со стороны русских "совершенно невозможно" ранее зимы? Примерно неделю тому назад? А теперь я слышу что-то о выходе русских на побережье. И как прикажете это понимать?

  - Я готов отвечать за свои ошибки. Подам в отставку по первому вашему слову. Прикажете, - поступлю в соответствии с требованиями чести.

  - Если бы это чему-то помогло, господин министр. Как это могло произойти? До сих пор армия демонстрировала вполне удовлетворительную выучку и стойкость. Неизменно стояли насмерть во славу Императора. Так откуда эти безумные отступления?

  - Я с полной ответственностью заявляю, что части Квантунской армии по-прежнему стоят насмерть. Наступающий противник целенаправленно избегает вступать с ними в бой. Укрепленные позиции Императорской Армии попросту обходятся подвижными соединениями, снова и снова выходящими на коммуникации. Отступления никогда не осуществляются без приказа высших офицеров и, по сути, являются маневром, предназначенным для выхода из повторяющихся глубоких охватов. Это единственный способ сохранить армию.

  - Армия, не могущая выполнить свой долг, и не представляет из себя особой ценности. Мы отдаем территории, теряем важные объекты, отступаем без боя, пытаясь спасти бесполезные, по сути, войска, и все равно их теряем.

  - Простите, Ваше Высочество, ваши слова трижды справедливы, но я имею твердое намерение сказать о другом. При выходе на побережье, - при этом очень вероятно и северо-корейское направление, - они смогут нарастить авиационную группировку до неслыханных размеров. На этот счет существуют разные мнения, но я считаю авиацию Советов сильнейшей в мире. Американцы с этим, скорее всего, не согласятся, но это их дело. Потеря Маньчжурии и позорна, и болезненна, но семь тысяч самолетов в пятистах милях от Метрополии равносильно катастрофе.

  - И что вы предлагаете?

  Министр молчал, не решаясь продолжать, а потом выдавил, словно через силу.

  - Надо возвращать Объединенный Флот из южных морей.

  - Это совершенно невозможно. Ваше предложение выдает ваш полнейший дилетантизм в морских вопросах. Отсутствие особых событий в районе Соломоновых островов объясняется только примерным равенством сил. Если это равновесие будет нарушено, отсутствие действий со стороны врага немедленно сменится решительной атакой. Отвести флот на Внутренний оборонительный обвод обозначает бросить войска на островах на произвол судьбы, а эвакуация займет не меньше месяца... при том, что американцы не преминут превратить ее в катастрофу... Нет, это совершенно невозможно.

  - Не сомневаюсь. Но оставить берега Метрополии без всякой защиты, - еще хуже.

  - Занимайтесь армейскими вопросами, - Коноэ тяжело вздохнул, - и оставьте проблемы общей стратегии тем, кто смыслит в ней лучше... Хотя бы действующий премьер-министр. Кстати, у меня уже около десяти дней находится докладная записка, где описан тот самый сценарий войны с Советами, который мы видим в реальности. Очень логично, обосновано и не содержит ошибок в предсказаниях. Разве что очень незначительные.

  - Кто?

  - Теперь вижу, что вы его не знаете. Либо же не придали его словам никакого значения. Это полковник Кабаяси. Я пригласил его сюда.

  В траншеях никто не сомкнул глаз. До самого утра промокшие солдаты были заняты тем, что дрожали от холода, вяло ковыряли землю, - больше, чтобы согреться, и до боли вглядывались в темноту. И почти все это время над головой глухо гудели двигатели, и гул то удалялся, то приближался вновь В это время года ночной сумрак начинал редеть в шестом часу, но ночь была пасмурная, а от размокшей земли поднимался пар.

  Рядовому Осикава почудилось какое-то движение в степи, и он указал в темноту, тронув товарища за рукав. Спустя какое-то время тот, вроде бы, тоже увидел что-то. Как будто движется. Или нет?

  Они не ошиблись. Двигалось, и очень скоро они почувствовали, что земля как будто бы тихонько дрожит. В темноте сверкнуло несколько вспышек, и очень скоро на позиции грохнули первые взрывы. "Бах!" - и неподалеку взлетела в воздух, переворачиваясь кверху колесами, пушка, на устройство позиций для которой артиллеристы потратили столько сил. Это издали, не подходя на опасное расстояние, начали обстрел недоделанных позиций тяжелые самоходки.

  У них еще были сомнения? Казалось, на них движется вся степь, башни танков, поднимаясь над стелющимися парами казались призрачными, словно серый свет утра просвечивал через них. А потом, будто по какому-то сигналу, бесчисленные танки начали стрелять все разом, и позиции накрыл шквал взрывов. Осикава бросился в полуотрытый окоп, вжимаясь во вздрагивающую землю, потом поднял голову, - и сжался снова. Вот только что, только они были далеко, - и вдруг оказались совсем рядом, метрах в тридцати. Приземистые, не такие большие, как он ожидал, и один из них шел прямо на него. Из-за первых машин, между ними высунулись более массивные и угловатые, сумрак озарила ослепительная бледно-розовая вспышка, и соседний окоп с каким-то страшным, омерзительным звуком накрыл факел огня. Японцы наконец-то добились того прямого, бесхитростного боя, которого так долго ждали. Танки залили огнесмесью окопы, которые попадались на пути, расстреляли в упор и раздавили орудия, снесли пулеметными очередями всех, кто пытался бежать, вместе с отдельными смельчаками, не задерживаясь, пробили позиции дивизии насквозь и ушли дальше, не стремясь непременно убить всех.

  Оборонявшихся словно бы прочесали частым гребнем, потому что в полосе движения на километр фронта приходилось двадцать пять - тридцать танков и самоходок.

  После этого шедшие в последнем ряду грузовики оказались как бы ни опаснее всего остального: стрелки, даже не давшие себе труда покинуть кузов, мели из автоматов, не щадя боеприпасов, и полосовали очередями все, что шевелится.