Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

Вот что рассказала сестра Франческа на процессе канонизации. «Однажды мадонна Клара не могла подняться с постели из-за болезни и попросила принести ей платок, однако поблизости не оказалось никого, кто мог бы это сделать. Тогда кошечка, жившая в монастыре, стала тянуть и волочить этот платок к Кларе, а мадонна Клара сказала кошке: “Дурашка, ты не умеешь это делать: зачем ты волочишь его по земле?” И тогда кошка, словно поняв эти слова, начала поворачивать платок таким образом, чтобы он не касался земли».

На вопрос о том, как она об этом узнала, монахиня ответила, что ей об этом рассказала сама Клара.

Это были платки «из тончайшей ткани», которые Клара, теперь уже пожилая и неподвижная изза долгой болезни, лежа на своем соломенном тюфяке, продолжала ткать для священников, служивших обедни.

Она соткала их более пятидесяти и отсылала бедным церквам ассизской провинции, чтобы Христово причастие во время службы опиралось на достойный покров.

И для каждого платка она своими руками сделала картонный футляр на шелковой подкладке: это ее изобретение впоследствии вошло в традицию.

До сих пор мы в нашем повествовании умышленно обходили молчанием отношения между Кларой и Франциском. Нам известно, что Франциск был всегда крайне сдержан. При встрече с женщинами он избегал даже смотреть им в лицо. Он говорил, что узнавал в лицо лишь Клару и мадонну Джакомину ди Сеттесоли. Он имел к ним особое расположение, поскольку одна из них напоминала ему Марию, так как хотела все время слушать Иисуса, а другая — Марту, которая так много трудилась для Него.

Но Франциск навещал их очень редко. В это трудное время он должен был воспитывать своих братьев, наставляя их не слишком тесно общаться с девушками, принадлежащими Христу. Говорили, что однажды, после чересчур откровенного разговора с ним одного из братьев, он со вздохом сказал: «Господь отнял у нас жен, а дьявол доставляет нам сестер!»

Он избегал даже произносить имя Клары. Говоря о ней, он называл ее «христианкой», как бы признавая, что она всецело принадлежала только Христу. Тем кто упрекал его в чрезмерной холодности, Франциск отвечал: «Не подумайте, что я их не люблю… Позвать их за собой и не заботиться о них было бы настоящей жестокостью. Но я подаю вам пример, чтобы вы поступали, как я».

Но както раз он согласился пойти в монастырь св. Дамиано, поскольку Клара и ее сестры захотели послушать его проповедь. Франциск вошел в монастырь, собрал общину и, стоя среди своих дочерей, горячо и молча молился. Потом попросил принести ему пепел, рассеял его вокруг себя, как бы обозначив полагающееся ему место бедняка, и посыпал им голову, затем медленно прочел «Помилуй мя, Боже» и вышел из монастыря, оставив всех в слезах. Так он прочел проповедь, не произнеся ни одного слова.

Это означало для Франциска позволить любить в себе Другого, быть отцом как знамение другого, бесконечного и милосердного Отцовства. Это было чем-то совершенно отличным от того приторного романтизма, существующего в воображении многих людей, которые слишком охотно говорят об эмоциональной жизни святых.

Но однажды он все-таки позволил убедить себя и сделал исключение. Послушаем прекрасный рассказ «Цветочков», ибо он ни с чем не может сравниться и неподражаем в своей мистической красоте.

Святой Франциск, в бытность в Ассизи, часто посещал святую Клару, подавая ей святые наставления. И возымела она сильное желание вкусить с ним единый раз пищи и умоляла его многократно о том, он же никогда не желал доставить ей этого утешения. Тогда товарищи его, видя желание святой Клары, сказали святому Франциску: — Отец, нам кажется, что эта строгость не согласна с божественным милосердием; ты в таком малом деле, как вкусить с тобой пищи, не исполняешь желания сестры Клары, девы столь святой, возлюбленной Богом и особенно, когда подумаешь, что ведь она по слову твоему покинула богатства и пышность мира. А сказать правду, если бы она попросила тебя о большей милости, чем эта, ты должен был бы сделать это для своего духовного отпрыска. — Тогда святой Франциск ответил: — Вам кажется, что я должен исполнить ее желание? — А товарищи: — Да, отец, должно тебе принести ей это утешение. — Сказал тогда святой Франциск: — Раз это кажется вам, кажется и мне. Но, чтобы ей было большее утешение, я хочу, чтобы эта трапеза состоялась у святой Марии Ангельской, ведь она долгое время сидела взаперти в Сан Дамианской обители, так что ей будет радостно взглянуть немного на обитель святой Марии, где она была пострижена и обручилась Иисусу Христу; там мы и вкусим вместе пищи во имя Божие. — И вот, когда пришел назначенный для этого день, святая Клара выходит из монастыря с одной спутницей и в сопровождении товарищей святого Франциска приходит к святой Марии Ангельской и благоговейно приветствует Деву Марию перед ее алтарем, где ранее она была пострижена и приняла схиму; затем ее повели показывать обитель, пока не пришел час обеда. В это же время святой Франциск велел приготовить трапезу прямо на земле, как это делалось обыкновенно. И, когда пришел обеденный час, садятся вместе святой Франциск, и святая Клара, и один из товарищей святого Франциска со спутницей святой Клары, а затем и все другие товарищи смиренно подсели к трапезе. И за первым блюдом святой Франциск начал беседовать о Боге так сладостно и так возвышенно и так чудесно, что сошла на них в изобилии благодать Божия, и все они были восхищены в Боге. И когда они были так восхищены и сидели, вознеся очи и воздевая руки к небу, жители Ассизи, и Беттоны, и окрестностей видели, что святая Мария Ангельская, вся обитель и лес, окружавший ее, ярко пылали и казалось, что великое пламя охватило зараз и церковь, и обитель, и лес. Поэтому ассизцы с великой поспешностью побежали туда тушить огонь в твердой уверенности, что все там горит. Но, дойдя до обители и найдя, что ничего не горит, они вошли внутрь и обрели святого Франциска со святой Кларой и со всеми их сотрапезниками, сидящими за той смиренной трапезой и поглощенными созерцанием Бога. Из этого они верно уразумели, что то был божественный огонь, а не вещественный, который чудодейственно явил Бог, указуя и знаменуя им огонь божественной любви, коими горели души тех святых братьев и святых монахинь; и они вернулись с великим утешением в сердцах своих и со святым назиданием.