Самая страшная книга 2024 - Дмитрий Александрович Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торг замолчал. Я попытался представить, как это – на вкус будто шоколад, арбуз, чипсы и яблоко, – но ничего не получилось, а голова и вправду немножко заболела.
– А самое главное, – добавил Торг таинственным голосом, – это вкладыш. Он огромный, как, значить, четыре обычных. Но на нем… ничего!
– Как это ничего?
– Ну, пустота! И вот когда ты дожуешь до перечного вкуса, надо на вкладыш этот плюнуть. И тогда на нем, значить, появится…
– М-м?
– Появится, значить…
– М-м?!
– Появится…
– Ну же!
– Чудовище! И такое страшное, что просто обоссаться. И это не картинка, а прямо фотография! И чудище будет бабу убивать. А потом, значить, когда дойдешь до шоколада, арбуза, чипсов и яблока, надо опять плюнуть, растереть – останется только баба! Не просто, а голая, с сиськами, значить, во-о-о какими и с раздвинутыми ногами, чтобы аж все видно!
Я призадумался. Миша Торг, конечно, был тем еще прохвостом и менялой, но на брехне я его не ловил. Другие ребята из нашего класса трепались как про́клятые: и первую серию «Звездных войн» они смотрели, и с Чикатило дрались, и высадку НЛО в парке видали…
– Челюсть ставлю, Митяй! – Торг щелкнул по переднему зубу. – Слово пацана! Мне ребята из Сочей рассказывали. Серьезные парни, у папки с ними дела были. Ну не будут такие брехать.
– А сам-то жевать пробовал?
– В том и беда, что нет. Был у них, ну, в Сочи, случай. Один мальчик, отличник и чемпион по плаванию, на спор жевал, значить, десять минут. То есть когда она уже с разными вкусами. И сошел с ума, вот прям спятил! У них на улице Ленина стоял грузовик с растопленным асфальтом, и пацан прямо в него сиганул, поплыл и так там и застыл. Этот кусок потом и положили на землю с пацаном, прикинь. Мне ребята обещали показать, но не успели, значить.
Я представил себе картину: лежит на улице Ленина в Сочи асфальт, а в нем мальчишка впечатавшийся. Подумалось, как грустно, наверное, его родителям. Ходят, может, на работу и каждый день видят. Как в Помпеях после вулкана или как отпечатки на стенах в Хиросиме. На душе стало тоскливо.
– И сразу жвачку эту у них запретили, – продолжал Торг. – Прямо милиция ходила по киоскам и сжигала блоки! Ни у кого не осталось. И привезти уже никак – это тебе не из Польши, даже, значить, не из Америки. Это Африка, так-то.
– Дела-а-а…
– Ага. Так я, значить, к чему все это. – Торг победно зыркнул на меня. – Я вчера только приехал, а сегодня уже разузнал, что на Есенина есть «Кись-бом»!
– Как это?
– Ага! Батька мне сказал, киоск есть, там столько жвачек, и «Кись-бом» он там видел. Говорит, я, значить, Мишаня, куплю тебе хоть целый блок. Но он… по делам в Москву уехал на две недели. И я вот, Митяй, что думаю…
Я зашел домой. Мама хлопотала на кухне, приятно пахло чем-то жареным. Отец сидел на диване, закинув ноги на табурет, и читал газету. На передней странице были фотографии танков.
– Ну-с, Митро Митрович, чего удумали? – Папа выглянул из-за газеты и улыбнулся. – Последний день вашему брату жуировать.
– Чего, па? Ну, мы с Мишкой пойдем погулять по городу.
– Давайте-давайте, стрекулисты. Но чтобы до темноты дома, усек? Завтра, граф, вас ждут великие дела.
Я кисло улыбнулся и кивнул.
– Осторожнее там! – донесся с кухни мамин крик. – По стройкам не лазьте, костры не жгите, с чужими не говорите и в машины не садитесь!
– Слыхал? Топай, впитывай последнее летнее солнышко. – Папа вновь закрылся газетой.
Я бросил взгляд на недочитанную книгу про индейца Оцеолу, вышел в коридор, зашнуровал шнурки на полуразвалившихся грязно-белых кроссовках и тихонечко затворил дверь.
Кроссовки Торга были не чета моим: ярко-красные «адидасы», новенькие, как будто из космической пластмассы, со снежно-белыми шнурками.
– Я тут, значить, карту набросал. – Торг протянул мне разрисованную фломастером бумажку. И от одного взгляда на нее у меня задрожали поджилки. Среди случайно разбросанных по «карте» елочек, человечков и домиков угрожающе кривились надписи – названия районов, которые нам предстояло пересечь. Пентагон, Дербеневка, Тигуля, Буханка, Лапшак…
– Не ссы, Митяй! Последний день лета, приключение! А жвачек-то сколько добудем, и сами обжуемся, и меняться с пацанами будем. Ты, значить, представляешь, чего можно за такой вкладыш с голой бабой выменять?
– Доехать бы…
– Так это из центра надо и с пересадками. Зато обратно на междугороднем вернемся. И опять же, Митяй, приключение! Ты, значить, определись, то тебе от скуки тошно, то мя-мя-мя, доехать… Не очкуй. Я весь Сочи пешком исходил!
Мы шли, и все было прекрасно. Настроение улучшилось, пение птиц не раздражало, деревья весело шелестели вслед, улыбались мамочки с колясками. Две симпатичные девчонки – одна в джинсовом комбинезоне, другая с большим синим бантом – дружелюбно нам помахали.
Торг травил байки про Сочи, я слушал вполуха, размышлял об индейцах и кораблекрушениях и, следуя совету папы, всем телом впитывал последние лучи летнего солнышка.
Мы миновали двор с качелями – двухместным ржавым корабликом на цепях. На нем мы обычно обсуждали фильмы из видеосалона. Торг вечно пытался сделать «солнышко», но ничего не получалось. Прошли двор с еще одними любимыми качелями – перекладиной на шарнире, с сиденьями на противоположных концах. Сюда мы ходили после школы, болтали про одноклассниц и подправляли Торгу лезвием двойки в дневнике. Однажды мы качались так долго, что Торга стошнило.
Здесь-то и был фронтир, за которым начиналась неизученная земля: враждебные дворы, чужие законы. Но Торг меня приободрил. Тридцать первого августа, заявил он, даже самых отъявленных бандюков мамаши собирают в школу, наглаживают форму, с годовым запасом всыпают ремня, словом, им не до разбоя.
На стенах, на будках таксофонов, на киосках и гаражах нам все чаще стала попадаться надпись «КРОЛИКА КОРМИ». Ровными большими буквами, в две строчки – иногда мелом, а иногда и краской. Мне представлялось, что это огромный голодный кролик скачет ночами по городу и оставляет напоминания нерадивому хозяину.
Торг вдруг остановился, принюхался и вцепился мне в рукав:
– Стой, Митяй!
– А? Что? – Я все еще размышлял об огромном кролике, представлял, как он стоит в магазине, желая купить морковку, но, когда очередь доходит, продавщица злобно ставит табличку «С
