Самая страшная книга 2024 - Дмитрий Александрович Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почуял? – прошептал Торг и ткнул пальцем в высокого мужика в костюме.
– Да чего?
– Мертвецами, значить, пахнуло, вот чего!
– Торг, ты сдурел?! Какими мертвецами-то? Похоронами, что ли?
– Ничего-то ты, Митяй, не знаешь! Есть люди такие, которые прыскают на себя духи из мертвецов. Очень страшные люди. Если видишь такого, сразу беги. Они, значить, обычно вроде нормальных, но прямо воняют трупами.
– И где это они такие духи берут?
– А я почем знаю? Чикатило, небось, таким пах. Детей, может, варил и потом в пузырьки от одеколона наливал. И вот от этого мужика так пахло.
– А может, он просто пернул?
Торг вытаращил на меня глаза, пару раз моргнул, а потом как захохотал! Через мгновение и я уже корчился в судорогах от смеха.
– Пернул! Мужик, з-з-значить, пернул! – рыдал Торг.
– И Чикатило пердел!
– Они вместе пердели, а-а-а! – Я упал на землю, не в силах перестать ржать.
– Чё, пацаны, смешно? – донесся откуда-то сверху спокойный голос.
Я с трудом разлепил мокрые от слез глаза, продышался и увидел, что над нами возвышается чернявый парень со спичкой в зубах. Рядом околачивались четверо ребят поменьше.
Веселье сняло как рукой.
– Привет, пацаны. – Я встал.
– Да ты сиди, сиди. – Меня толкнули обратно на землю. – Вы откуда будете? Чё, в гости зашли?
Со всех сторон загалдели:
– А чё такие дерзкие? А кого знаете? Не с Буханки ли, часом? Не с Пентагона? Вы кто по жизни?
Я много раз слышал похожие истории, хотя и сам в них не попадал. И хорошо знал, чем они кончаются.
«Дурацкий Торг! – подумал злобно. – Тридцать первого августа мамаши гладят бандюкам костюмы, мертвецами ему пахнет, жвачки эти его! Нет бы сидел дома, читал про индейца. А сейчас мне накостыляют, руку сломают или вообще башку пробьют!» Драться я не любил и не умел, хотя частенько воображал себя героем боевика, который эффектными приемчиками раскидывает подонков.
– Вот это, значить, у тебя кроссы! Огонь, а не кроссы, – услышал вдруг я Торга. Посмотрел на обувь чернявого – какая-то стоптанная дрянь – и ничего не понял.
– Ну, типа. Фирма, – ответил, почему-то смутившись, чернявый.
– Махнемся, значить?
– На твои-то? Ну… Черт, можно, да. Чего не махнуться.
Через несколько минут мы сидели на дворовой лавочке, чернявый с удовольствием рассматривал на своих ногах ярко-красные «адидасы».
– Нормальные вы пацаны, не то что черти с Буханки. Мы, Лапшак, с вашим районом не особо воюем, – дружелюбно объяснял мне рыжий паренек с цветущим фингалом под глазом.
– Вы вообще куда идете-то?
Торг достал карту. Чернявый с интересом ее осмотрел и покачал головой:
– Через Тигуля нельзя, не суйтесь туда, пацаны.
– А чего такое?
– О, у, эх! – зашумели со всех сторон. – Вы не знаете, что ли? Там…
– А ну, мелкота, брысь отседа! – закричала выросшая как из-под земли толстая женщина в цветастой косынке. – Не для вас лавка построена, черти-то пузатые, а! Ща я вас шваброю отремонтирую!
– Простите, теть Шур! – дружелюбно крикнул чернявый, и мы вспорхнули со скамейки, словно стайка воробьев.
– Так вот, – продолжил на бегу чернявый, – в Тигулях как-то зашел хлопчик с нашего района…
– Таджик, Таджик это был! – подсказал рыжий.
– Ну да, Таджик вроде. Я сам его не знал, он постарше так-то. Забрел, значит, а ему местные голову отрезали.
– Ч-чего?! – Я замер с открытым ртом.
– Слово пацана! Отрезали на хрен, а потом в футбол ею играли. А самое, знаешь, чего страшное? Что Таджикова голова еще живая тогда была, орала постоянно. Они по ней бьют, голы забивают, а Таджик визжит. У них там, в Тигулях, есть пацан один, его батя в Афгане был. Ну и душманы научили, как правильно голову резать, чтобы она еще час живая оставалась! А он потом сыну показал. Вот какая херня в Тигулях. Не надо, ребзя, туда.
Все замолчали. Стало слышно, как где-то вдалеке надсадно кашляет ворона.
– Ладно, паца, удачи вам! Пора! – И уже через мгновение мы с Торгом остались одни.
Я представил себе, как толпа людей бегает и пинает отрезанную голову, а та смотрит, чувствует, плачет и визжит от ужаса. Подумал о родителях этого Таджика – вот каково им было, когда узнали, что их сыном играли в футбол? И как вообще им потом отдали голову, милиционер принес в пакете? По спине понеслись мурашки.
– Слушай, Торг, может, ну их на фиг, эти жвачки?
– Митяй, да ты чего?! Мы, значить, уже вон сколько прошли, я кроссы отдал, куда теперь поворачивать-то?
Кроссовки были достойным аргументом. Я посмотрел на новые боты Торга – они оказались даже хуже, чем мои, – и кивнул.
– И не боись, не пойдем мы через Тигуля, я переделал. – Торг показал мне обновленную карту. Я как не понимал в ней ничего и раньше, так не понял и сейчас. Просто пожал плечами и напомнил себе, что это все-таки приключение в последний день лета.
Надпись «КРОЛИКА КОРМИ» попадалась все чаще. Мы заметили ее даже на песочнице, в которой валялся на животе и стонал мелкий паренек в полосатой панаме.
– Чего это он?
– Так это, значить, глисты.
– А?
– Не знал, что ли? Туда, значить, бабки коробки с кошачьими какашками выкидывают, и глисты вот такенные заводятся. Хрупанева помнишь? Хрупу, из шестого «Б»?
– Пучеглазого?
– Ну! Он, значить, на спор ведерко такого песка из песочницы слопал.
– Гонишь!
– Слово пацана! Мне рассказывали. И вот он, значить, на физре полез по канату, и вдруг в жопе у него как засвербит. А потом прямо на маты глист вылетел. Здоровенный, во! Удав. На физрука напал.
– На Колобка, что ли?
– Ага. Видал, у него возле пальца куска мяса не хватает? Это глист выкусил, когда Колобок его схватить попытался. А потом в мужскую раздевалку сбежал.
– Колобок?
– Да нет, глист! Живет там теперь. И если, значить, один зайдешь, то задушит. Он здоровый уже вымахал, как канализационный стояк в ширину.
– Как-то не верится.
– Ну, Митяй, за что купил, за то и продаю… Сам я не видал, но рану у Колобка на руке все знают.
– Это да.
– Ну и вот, может, пацан, – указал Торг на стонущего в песочнице, – тоже песка нажрался и в нем, значить, глисты бушуют. Пошли, пока не лопнул.
Паренька в панамке вырвало, а мы на всякий случай ускорили шаг.
Мы остановились у аптеки, рядом с зарослями буйного кустарника, покрытого крупными черными ягодами. Торг сверился с картой, покрутил ее,
