Мартлет и Змей - Олег Яковлев

– Обманул! Провел! Хитрюга! Мерзавец! Подлец! Откуда у него наши подлинные имена? Хранн Великий, да я сам уже забыл свое имя!

– Почему это я во всем виноват?! – вскинулся Иллюзионист. – Никто что-то из вас не спорил, когда я подписывал…

– Я спорил…

– Заткнись, Ворчливый. Ты всегда споришь…

– И что теперь?

– Теперь мы должны ему Двенадцать Лун, – ответил Сердитый. – И самое печальное, что, Бансрот его подери, нигде не сказано, что это такое!

– Проклятье.

– Чертополох ему в нос.

– Со стеблями роз пообниматься.

– Чтоб он пальцем застрял в замочной скважине, – поддакнул Хмурый.

– «Я жду вас в гости». Нам что, полагается на небо отправиться? У кого там в дорожном мешке катапульта завалялась? У тебя, Ворчливый?

– Так. Хватит, – призвал к молчанию Сварливый. – Пора вспомнить, что мы не дайканские сплетницы и трещотки, а как-никак маги его величества! Мы должны рассуждать, как маги. Даже ты, Хмурый. Итак… Ситуация такова: нас обвел вокруг пальца хитрый шулер, обыграл, как пьяных котят. Что ж, с этим мы уже ничего не сделаем. Но пока нам еще рано об этом задумываться. Мы заявились к твари на порог. Мы пришли сюда, смею напомнить, по делу. И контракт с носатым мерзавцем в ночном колпаке заключали, чтобы добраться именно сюда. Поэтому предлагаю все же взять подолы мантий в руки, и вперед, в яму. Забрать Предмет, на коней, и прочь… прочь… прочь… В Дайкан. Тварь, я уверен, не покинет леса. С ветром Ворчливого и магией лесов Сердитого монстр нас ни за что не догонит… а указующий гоблин выведет нас. Итак, я предлагаю все же не стоять здесь, праздно ожидая, пока Тот Самый соблаговолит спуститься по наши души, а действовать по плану: совершить кражу и сбежать, а потом уже думать, как провести Бледного Горбуна. Идет?

– Ну, раз мы уже пришли…

– Да, я согласен, – кивнул Прищуренный. – Но сперва я хочу еще раз прочитать про Бремера.

– Ты же уже читал много раз.

– А я хочу еще раз все проверить…

Ворчливый достал сложенный в несколько раз клочок бумаги, который дал им Танкред.

– Вам не кажется, уважаемые коллеги, что это неприкрытое чванство – иметь семейные легенды? Мол, наш род такой древний и таинственный, что наши призраки всех призраков страшнее и неуловимее…

– Лично мне кажется, почтенный Прищуренный, что ты просто завидуешь.

– Хм… вот и нет, мои призраки все со мной, – пробормотал, усмехнувшись, Иллюзионист и начал читать вырванную из книги страничку:

– …Старший сын светлого князя, да ниспошлют ему боги долгие лета, Каннера Теальского, Эрик, ратною славою и силою не обделенный, охотился в одиночестве в темном и полном ужасов и страхов лесу Хоэра и, устав в погоне за быстроногим ветворогим оленем с золотыми копытами, вознамерился он передохнуть. – Язык сломаешь! И кто так пишет?! – Благородный рыцарь Эрик не побоялся нечисти всякой, что под темными кронами обитала, не побоялся он и орочей мерзких, этих варваров диких, что спускались порою с гор, не убоялся славный воин опаснейшего места в тех землях, имя которому было Чернолесье.

Сэр Эрик привязал скакуна своего верного к стволу дерева, произраставшего на берегу глубокого озера, темного, как чаша со старым вином, сам же прилег отдохнуть от трудов праведных. Измотанный охотою, заснул он мгновенно, и явился ему во сне огромнейший змий, оплетающий его оцепеневшего своими кольцами. Длиною змий походил на реку, извивающееся скользкое тело его было таким широким, что не смогли бы его обхватить и восемь взрослых мужей, взявшихся за руки. А каждый клык его нечестивый размером был со спящего вельможного рыцаря, защитника простого люда, и яд отвратительный капал с этих клыков на землю, выжигая траву живую и сочную с шипением пугающим.

Скакун верный сэра Эрика так и застыл под деревом, к которому был привязан. Глаза странно блестели неподвижными черными точками, тело животного гордого стало серым и грубым – оно превратилось в камень хладный! Только лишь осознав ужас весь, рыцарь благородный вышел из оцепенения и попытался вырваться, но куда там – не шевельнешь ни рукою, ни ногою – огромнейшие кольца крепко держали его тело стальными оковами. Чудовище мерзкое поднесло к сэру Эрику свою огромную ужасную голову. Распростертый рыцарь видел лишь раздвоенный язык, мечущийся в клыкастой пасти, откуда нещадно разило зловонием тысячи разлагающихся мертвецов.

Воин вельможный закрыл глаза, смиренно ожидая приближения гибели, которой решили удостоить его боги, ведь он считал, что все, что случается в жизни каждого человека, есть промысел Хранна Всеблагого. Сомкнул он очи, но так и не дождался тогда конца. Прошел миг, пролетел другой, удара гибельного и необратимого не последовало, и рыцарь открыл глаза. Голова чудовища была здесь же. Но что-то странное было в облике монстра. Человек не видел глаз змия – они были накрепко закрыты тяжкими чешуйчатыми веками.

– Эрик Бремер, – прошелестело чудовище, и глас его был как ток воды речной, – ты не вернешшшссся в Город-Ссса-Ссстенами.

– Кто ты? – только и смог проговорить рыцарь.

– Васссилисссков древних рода я.

Василисков? Рыцарь ужаснулся – вот почему его скакун ретивый, друг верный, камнем стал – он глянул в глаза этого монстра. Но что от него-то змею грозному понадобилось?

– Я помогу тебе, рысссарь, – прошипел тем временем василиск. – Поссстрой сссамок у города Теала – это будет ссславная опора роду твоему.

– Но там уже есть замок! В нем не одно поколение живут мои предки…

– Это не сссамок! – отвечало чудище. – Это холл сссмеенышшша, ограшшшденный сссабором, как огород крессстьянссский. Восссведи ссстены каменные, вырой ров глубокий, пусссть вырассстут башшшни к небу!

– Не в силах моих, – отвечал змею рыцарь. – Король ни ввек не поддержит прошение мое о строительстве замка столь могучего! Деревянный палисад – это то, что было здесь возведено еще предками, король Инстрельд боится каменных укреплений, опасаясь мятежа нашего…

– Я научччу, как обмануть вашшшего короля. Род твой ссстанет великим, есссли сссогласссишшшьссся. Откашшшешшшьссся есссли, открою очччи сссвои, и в камне сссассстынешшшь.

– Но что хочешь ты взамен? Душу, яко же демон богомерзкий из легенд и преданий?

– Нет нушшшды в душшше мне твоей! Сссалог твой – сссердсссе, в груди твоей бьющщщеессся.

– Сердце? – ужаснулся сэр Эрик…