Операция «КЛОНдайк» - Неонилла Самухина

– Почему?

– От радости, – пояснил Леонид. – Сынок, скоро мы будем все вместе. Позови дядю Сережу.

Когда Сергей взял трубку, Леонид коротко описал ему обстановку.

– Так… – протянул Сергей. – Договаривайся с этим твоим Филиппом, что я привезу Лёню. Так, по крайней мере, будет хоть одна точка соприкосновения, а там «будем посмотреть»… А ты откуда, кстати, звонишь?

– Из лесу, вестимо. По трофею…

– Не понял, но это потом. Позвони, как договоритесь, я приму меры со своей стороны.

– Хорошо, пока! – сказал Леонид, отключая трубку и засовывая ее в карман.

Есения плакала, уткнувшись Леониду в грудь.

– Успокойся, родная, ну что ты!

– Я сейчас… это пройдет, просто нервы не выдержали, – сказала она, вытирая слезы и, взглянув снизу вверх на Леонида, вдруг привстала на цыпочки и крепко поцеловала его своими, солеными от слез, губами.

Это был их первый поцелуй после встречи. Леонид потрясенно замер, ощутив прикосновение ее подрагивающих губ. В следующую секунду он, задыхаясь от распиравшей его нежности, уже покрывал бешеными поцелуями ее лицо.

За этим занятием и застал их вышедший из дома Григорий Тарасович, который, видимо, решил проверить баню.

– Бог в помощь! – сказал он, с доброй усмешкой глядя на целующуюся парочку.

Есения, став пунцовой, отодвинулась от Леонида и, развернувшись, поспешно пошла к дому. А Леонид, двинувшись за ней следом, не нашел ничего лучшего, как поблагодарить старика, буркнув: «Спасибо».

– В доме места много, чего на улице-то морозиться? Губы потрескаются… – со смехом намекнул ему в спину Григорий Тарасович.

Леонид взбежал на крыльцо.

Есения оказалась на кухне, и как была – в куртке и валенках, стояла у плиты, что-то сосредоточенно помешивая в чугунке.

– Очень неудобно получилось, – тихо сказала она, не поднимая глаз, когда Леонид вошел в кухню.

– Ты не права, во всех отношениях получилось замечательно, – возразил Леонид, подходя к ней. Сняв с нее куртку, он обхватил ее за плечи, обтянутые свитером, и поцеловал где-то за ухом. – Не забывай, что и Филипп, и Григорий Тарасович должны быть убеждены, что мы с тобой муж и жена.

– Но в баню я идти с тобой не готова, – сказала она, вспомнив разговор за завтраком. – Федор ведь знает, что мы с тобой не…

Леонид расстроенно помолчал, а потом, вздохнув, предложил:

– Попросись у Григория Тарасовича сходить помыться до нас, скажи – жара тебе сейчас противопоказана, что, кстати, недалеко от истины. А мы с Федором попариться захотим…

– Хорошо…

Федор вернулся на хутор, когда они уже обедали.

Помыв руки и пожелав всем приятного аппетита, он сел за стол и принялся за еду, заботливо придвинутую к нему Есенией.

Григорий Тарасович, который до его прихода рассказывал о своем житье-бытье здесь, в лесу, замолчал, вопросительно глядя на прибывшего гостя, но тот не отрывал взгляда от тарелки, мрачно поглощая дымящиеся куски мяса с картошкой. В итоге обед завершился в полном молчании.

После обеда Григорий Тарасович ушел по делам, предварительно выложив на лавку чистые полотенца для бани.

Вымыв посуду, Есения направилась к себе в комнату, неожиданно почувствовав себя неважно. Леонид обеспокоенно двинулся за ней следом, но она выпроводила его:

– Извини, я хочу полежать.

Ему ничего не оставалось, как вернуться к Федору. А тот, порывшись в рюкзаке, достал бинт и положил его на полотенце.

Леонид с тревогой посмотрел на него, не поняв для чего Федору бинт, и испугался, не поранился ли тот где-нибудь ненароком.

– Мыться тебя учить буду, – пояснил Федор, заметив реакцию Леонида.

– Бинтом? – удивился Леонид.

– Ничего другого подходящего под рукой нет.

– Да? – Леонид заинтересованно посмотрел на Федора. – Когда начнем?

– Часа через два, на сытый желудок нельзя. Можешь пока поспать, глаза у тебя, вон, после еды совсем осоловели…

– Это мысль! А то дед поднял нас сегодня ни свет ни заря… – согласился Леонид, подходя к печке и забираясь на нее.

– Как сам встает, так и гостей поднимает… Скажи спасибо, что он вообще нас приютил, – сказал Федор.

– Большое ему спасибо! – с чувством произнес Леонид, поудобнее укладывая голову на подушке, а потом опять привстал, вспомнив, что не сказал Федору о разговоре с Сергеем. – Федор, а я с Сергеем разговаривал.

Тот резко повернулся к нему:

– Хочешь, чтобы нас засекли?

– Да ладно, кто тут в тайге кого засечет! Кстати, Сергей одобрил мой план и сказал, чтобы мы ему отзвонились, где состоится встреча. Он готов привезти Лёню, куда мы скажем…

– Я тебе уже высказал свое мнение по этому поводу, – сурово глядя на Леонида, сказал Федор. – Нечего тащить пацана в пекло!

– Но и оставлять его здесь тоже нельзя. Сергей не может вечно его скрывать у себя, он сказал, что и меня, и Леню по-прежнему ищут… Что же ты предлагаешь?

– Поспать тебе перед баней, – буркнул Федор, отворачиваясь.

Леонид послушно закрыл глаза и почувствовал, как его веки вдруг налились липкой, как мед, дремой.

«Все будет хорошо!» – была его последняя мысль перед погружением в глубокий сон.

Он, наверное, мог так проспать до позднего вечера, но Федор растолкал его часа через три.

– Вставай, Лёньша, пора в баню! Есения уже помылась, – сказал он, тряся Леонида за плечо.

Леонид открыл глаза и огляделся. За столом сидела румяная Есения, на голове которой тюрбаном было завязано полотенце, и пила чай с медом.

– С добрым утром! – насмешливо поздоровалась она. – Ну ты и соня, Федор тебя добудиться не мог!

– Как ты себя чувствуешь? – спросил ее Леонид, садясь на печке.

– Ничего, спасибо…

– Давай, давай, не рассиживайся, а то баня выстудится, – поторопил Леонида Федор.

Кряхтя спустившись с печки, Леонид размял мышцы. На печи спать было тепло, но жестковато.

В бане Федор преподал ему урок правильного мытья. Сначала он хорошенько пропарил его, а потом, выведя в обмывочную, разложил на лавке. Обмотав каждый палец бинтом, он густо натер мылом эту своеобразную перчатку и прошелся ею по телу Леонида, одновременно намыливая его и разминая каждую мышцу. Вскоре Леонид лежал в белом коконе из шипящих и лопающихся пузырьков и, прикрыв глаза, прислушивался к своим ощущениям. Пена, постепенно сползая с тела, обнажала кожу, ставшую вдруг очень чувствительной, и Леониду казалось, что он как бы вылупляется на белый свет из какой-то, окружавшей его последнее время, тесной скорлупы.

«Вот оно что значит, когда люди говорят, что заново родились после бани!» – понял он, поднимая свою новорожденную руку. Рука была легкой, почти невесомой и какой-то прозрачной, не в смысле того, что просвечивала, а было ощущение, что она состоит из мелких дырочек, сквозь которые свободно гулял прохладный освежающий ветерок.