История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима - Сьюзен Бауэр

Оттеснение сюнну стало последним деянием У-ди. Он получил несколько относительно мирных десятилетий благодаря мощи Хань за плечами. Подавление Цинь осталось уже довольно далеко в прошлом, так что император наконец смог приложить руки к землям собственной страны в течение достаточного времени, чтобы сформировать нечто более похожее на империю. Снова были введены налоги; У-ди начал контролировать торговлю железом, солью и алкоголем, сделав их правительственной монополией; он урезонил местных чиновников, которые использовали преимущества политики невмешательства центральной власти для собственного обогащения.13 Он начал перестраивать бюрократическую машину, впервые включив в закон требование, чтобы государственные чиновники проходили квалификационный экзамен.14

Вскоре после прихода к власти – вероятно, около 139 года до н. э., – он также отправил посла по имени Чжан Цянь узнать, что лежит за его западной границей. Мы не знаем точно, что побудило его сделать это, но какая-то тонкая струйка товаров и сведений с запада должна была проложить свой путь через границу Хань. Сыма Цянь пишет о любопытстве, проявленном обеими сторонами: «Все варвары далекого Запада вытянули шеи к востоку и жаждали бросить взгляд на Китай», – пишет он.15

Путешествие Чжан Цяня сначала шло не особенно гладко: сюнну захватили его и отвезли к шань-юю. Убивать его они не стали, но удерживали в плену и даже предоставили ему жену. После того, как Чжан прожил у сюнну десять лет, за ним «стали менее тщательно следить, чем вначале», что дало ему возможность бежать. Потом он путешествовал по Западу, посетил Бактрию и Парфию и наблюдал за передвижениями кочевников юэ-чжи вдоль северного края Ойкумены. Когда в 126 году он к огромной радости императора, вернулся, то смог доложить об обоих царствах.

Бактрия, рассказал он императору, была землей, населенной земледельцами, но не имела царя, «только несколько мелких вождей, правящих отдельными городами».16 В действительности сохранившиеся монеты показывают, что последним бактрийским царем греческого происхождения был человек по имени Гелиоклес, правление которого пришло к концу около 130 года до н. э., после вторжения юэ-чжи. Чжан Цянь прибыл в Бактрию как раз тогда, когда вторгшиеся кочевники захватывали страну.

Очень похоже на то, что правящая верхушка при появлении кочевников просто ушла на юг, в Индию: Чжан Цянь докладывает также, что бактрийцы рассказали ему о стране, которую они называли Шенту, лежащей в «нескольких тысячах ли на юго-востоке», где люди «обрабатывают землю». «Место, по их словам, жаркое и влажное», – говорит он, и идентифицирует их с «жителями, ездящими на слонах, когда идут в битву, а царство их расположено на великой реке». Уход бактрийских греков через горы в Индию разбил Бактрийское царство на два: изначальные греко-бактрийцы, завоеванные теперь юэ-чжи, и «индо-греческое» царство дальше на юге.

Через десятилетия эти «индо-греки» стали гораздо больше индийцами, чем греками. Их самым известным царем был Менандр I, который пришел к власти около 150 года до н. э. Монеты изображают его в греческих доспехах, надписи на них сделаны по-гречески, но он упомянут в священном буддийском тексте, названном по его имени «Милинда Панха» за его приверженность буддизму. «Никто не равен Милинде во всей Индии, – такими словами начинается текст, – могущественному, богатому и процветающему, и количество его вооруженного воинства не знает предела». Несмотря на это, у него возникали нескончаемые вопросы о природе собственной власти и о мире, в котором он сражался за нее. Однажды, после смотра своего «бесчисленного воинства» из «слонов, кавалерии, лучников и солдат-пехотинцев», он попросил о беседе с ученым, который мог бы помочь ему разрешить его трудности, и в последовавшем разговоре был ознакомлен с принципами буддизма.17

Согласно тексту, отречение от прежней веры проводилось ультимативно для царя, после чего он становился пилигримом: «Впоследствии, получая радость от познания мудрости Старшего, – заключает повествование, – он передал царство старшему сыну и, покинув домашнюю жизнь, сильно вырос в способности к проницательности».18 Это возможно, но не слишком похоже на правду; Менандра помнят не только за его обращение в буддизм, но также за расширение границ греческой Индии почти до Паталипутры, а эта кампания должна была занять годы и годы сражений. Более поздняя бактрийская священная книга «Гарги-Самхита» подтверждает это, говоря, что «яванас» («Yavanas»), то есть греки, достигли «больших глиняных крепостей у Паталипутры, все провинции… в беспорядке».

Оставил ли Менандр военные действия или не оставил, его завоевания отодвинули царство Хинду на юг, и он распространил буддизм, что и сохранило его величие в буддистских текстах. Когда он умер в 130 году, его останки были уложены в священные монументы, известные как ступы: «Священные нагромождения, – как называет их Милинда Панха, – под чьим массивным куполом лежат кости великого умершего».

Парфяне

Отчет Чжан Цяня затрагивал и земли дальше на запад, в Парфии, где трон уже очень долгое время занимал один и тот же царь. Антиох Епифан был вынужден отбивать атаки парфян, и три царя Селевкидов, которые наследовали ему, оказались перед лицом все той же опасности. Парфяне не особенно отличались по происхождению от сюнну; они были кочевыми всадниками, стойкими и упорными в битве. Они начали все дальше и дальше вторгаться на границу селевкидов, продвигая ее ближе к Сирии. Ко времени правления третьего царя после Антиоха Епифана – Деметрия II, которого называли также Никатор, – они прошли уже сердце старых ассирийских земель между Тигром и Евфратом. Эта земля теперь находилась под довольно твердым контролем парфян, они строили себе там защитные стены, возведенные из огромных кусков камня. Камни для постройки брались отовсюду вокруг; монументы Ашшурнаяирапала были разобраны и пущены в дело, чтобы охранять его старые владения от захвата Селевкидами.

В 139 году до н. э. парфянский царь Митридат I пленил Деметрия Никатора во время сражения и привез его в Парфию. С Деметрием Никатором обращались хорошо, держали в комфортном заключении, но он провел десять лет пленником Парфии, что было ужасным унижением для царя когда-то великих Селевкидов. Иосиф Флавий заявляет, что он умер, все еще находясь в плену: «Деметрия отослали к Митридату, – пишет он, – и царь Парфии содержал его в большом почете, пока Деметрий не закончил свою жизнь от болезни».19 Другие рассказы сообщают, что Деметрий бежал и умер позднее – после того, как ему наследовал один его сын (убитый менее чем через год), а затем другой.

Тем временем парфяне подходили ближе и ближе к Вавилону, они возвели лагерь в Ктесифоне, который могли использовать как базу для проникновения еще глубже в земли Селевкидов. Эта растущая мощь парфян отражена в отчете Чжана Цяня своему царю. Парфяне, сообщил он, производят глубокое впечатление и, на его взгляд, являются высоко организованной цивилизацией: «Они обносят города стенами, – рассказал он, – и у них есть несколько сотен городов различной величины». Парфянские земледельцы выращивали рис, пшеницу, виноград на вино; их купцы путешествовали далеко, чтобы торговать с дальними странами. И поэтому их империя протянулась до самых земель, которые Чжан Цянь назвал Тяо-чжи, где «жарко и сыро», и обитают «большие птицы, откладывающие яйца, огромные, как горшки», а также «очень много людей, и ими правят мелкие вожди», но при этом «все вожди ценят царя Парфии, который отдает им приказания и считает их своими вассалами».20 Это описание месопотамской равнины. Селевкидов вытеснили с земель между реками, теперь они больше не были империей, которая волновала бы римлян.

Их место заняли сами парфяне. Долгое и выдающееся правление У-ди частично совпало с эрой величайшего парфянского царя – Митридата II Великого. Он взошел на трон Парфии в 123 году до н. э. и вскоре начал бепсокоить римские власти в Малой Азии. Один из чиновников, Луций Корнелий Сулла, чью биографию записал Плутарх, был послан наблюдать за «безустанными движениями Митридата, который постепенно набирал огромную, вновь приобретаемую власть и господство».21 Сулла добрался до Евфрата и там встретил посла, которого Митридат выслал ему навстречу: «До того, – говорит Плутарх, – между двумя народами не существовало переписки»; Сулла был «первым римлянином, которому парфяне произнесли речь о союзе и дружбе».

Митридат также отправил купцов и послов на восток. «Когда послы Хань впервые посетили царство Ань-си [то есть Парфию], – говорит Сыма Цянь, – … царь Ань-си отправил своих послов вместе с ними, и после того, как последние посетили Китай и доложили о его огромных размерах и могуществе, царь послал несколько яиц громадных птиц, которые жили в его местности… ко двору Хань в качестве подарка».