Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

Рыков был выведен из состава членов ПБ. Председателем Совнаркома стал Молотов. На вакантное место члена ПБ вместо Рыкова был избран верный тогда сталинец С. Орджоникидзе. Томский потерял свое место в ПБ, хотя, как и Бухарин, вошел в состав нового Центрального Комитета. Таким образом, в ПБ у Сталина уже практически не имелось оппонентов, способных отстаивать самостоятельную, отличную от взглядов генсека, позицию[590].

Заслуживает внимания еще один сюжет из доклада Сталина. Речь идет о великорусском шовинизме. Генсек в последний раз поднял вопрос о необходимости борьбы против великорусского шовинизма на столь высоком форуме, каким являлся съезд. В дальнейшем он иногда касался великорусского национализма, но уже избегал применять термин великорусский шовинизм. В чем, на мой взгляд, была причина того, что с какой-то чуть ли не патологической навязчивостью Сталин на протяжении всего времени, прошедшего со дня смерти Ленина (более 7 лет), в своих докладах неизменно поднимал проблему борьбы с великорусским шовинизмом в качестве одной из актуальных задач? Дело было не в том, что имелись реальные причины бить во все колокола, как будто эта мифическая опасность чуть ли не душила Советскую власть. Вовсе нет. Отдельные проявления национализма со стороны великороссов, конечно, имели место быть. Но все они проявлялись, как правило, на чисто бытовом уровне, а потому не могли возводиться до масштабов государственной проблемы. Более того, в жизни страна сталкивалась прежде всего и главным образом с проявлениями национализма в отдельных советских республиках. Вот здесь было больше оснований подавать сигнал тревоги и привлекать внимание всей партии к необходимости решительной и бескомпромиссной борьбы против национализма.

Однако Сталин на первый план выдвинул задачу борьбы против великорусского шовинизма. Он говорил:

«В чём состоит существо уклона к великорусскому шовинизму в наших современных условиях?

Существо уклона к великорусскому шовинизму состоит в стремлении обойти национальные различия языка, культуры, быта; в стремлении подготовить ликвидацию национальных республик и областей; в стремлении подорвать принцип национального равноправия и развенчать политику партии по национализации аппарата, национализации прессы, школы и других государственных и общественных организаций.

Уклонисты этого типа исходят при этом из того, что так как при победе социализма нации должны слиться воедино, а их национальные языки должны превратиться в единый общий язык, то пришла пора для того, чтобы ликвидировать национальные различия и отказаться от политики поддержки развития национальной культуры ранее угнетённых народов»[591]. И, далее, конкретизируя свою мысль, генсек заявил: «Нетрудно понять, что этот уклон отражает стремление отживающих классов господствовавшей ранее великорусской нации вернуть себе утраченные привилегии.

Отсюда опасность великорусского шовинизма, как главная опасность в партии в области национального вопроса»[592].

Никаких доказательств и фактов в подтверждение свих утверждений генсек не привел. Особенно дико и натянуто звучало обвинение мифических великодержавников в стремлении подготовить ликвидацию национальных республик и областей. Но если все это было преимущественно политической игрой со стороны Сталина, то зачем она ему понадобилась? Я полагаю, что Сталина все это время жгло клеймо великодержавного шовиниста и держиморды, которым его наградил Ленин на закате своей жизни. И он не мог просто не замечать этого клейма, игнорировать его как давно забытую кличку. Среди его противников, а также в среднем партийном звене, крепко залегло в памяти это обвинение Ленина в адрес Генерального секретаря. Поэтому он на каждом съезде, в том числе и на XVI, полагал политически выигрышным для себя всячески отмежеваться от великорусского шовинизма и изобразить себя в качестве принципиального и непоколебимого борца с этой мифической опасностью. Иными словами, он лишь отдавал дань прошлому и проявлял чрезмерную осторожность, опасаясь, что его политические оппоненты в случае, если он обойдет эту тему молчанием, могут воскресить дух критических высказываний Ленина в его адрес.

В целом съезд прошел под знаком полного одобрения курса, выдвинутого Генеральным секретарем. Он знаменовал собой дальнейшее упрочение позиций Сталина как неоспоримого и единственного лидера партии. В соответствии со всем духом доклада генсека съезд поручил ЦК партии обеспечить и в дальнейшем боевые большевистские темпы социалистического строительства, добиться действительного выполнения пятилетки в четыре года. В сталинскую летопись великих свершений он вошел как съезд развернутого наступления социализма по всему фронту.

Насколько известно, на первом пленуме ЦК, сформировавшего исполнительные органы, Сталин уже не прибег к набившей оскомине демонстрации своего мнимого желания уйти в отставку с поста Генерального секретаря. В сложившихся тогда условиях даже чисто формальная и показная просьба об отставке была не только неуместна и фальшива, но и могла бы нанести ему серьезный политический ущерб. Ее вполне правомерно могли расценить в качестве попытки уйти от ответственности за довольно серьезное положение в стране. Более того, подобная акция со стороны генсека вообще способна была вызвать сомнения в правильности проводившейся генеральной линии, в особенности линии на форсированную коллективизацию сельского хозяйства.

Из чисто тактических соображений временно оставленный в составе членов ПБ председатель СНК А. Рыков доживал свои последние месяцы как сколько-нибудь весомая фигура на партийном Олимпе — его смещение уже было предрешено. (Об этом уже шла речь выше). Оставляя пока Рыкова в составе ПБ, Сталин желал продемонстрировать не только перед партией, но и перед страной в целом, что в руководстве господствует единство, а сам он в политике не руководствуется чувством мести. Примечательно, что лично Сталин, и особенно его подручные, на самом съезде как бы в назидание на будущее и в качестве серьезного предостережения подвергли ведущих деятелей оппозиции — Бухарина, Рыкова, Томского и Угланова — серьезной критике. Смысл ее Сталин резюмировал в своем заключительном слове так лидеры оппозиции должны «порвать окончательно со своим прошлым, перевооружиться по-новому и слиться воедино с ЦК нашей партии в его борьбе за большевистские темпы развития, в его борьбе с правым уклоном. Других средств нет. Сумеют сделать это бывшие лидеры правой оппозиции, — хорошо. Не сумеют, — пусть пеняют на себя»[593]. Под дружный хохот делегатов он пригвоздил лидеров оппозиции к стене: «Зашуршал где-либо таракан, не успев еще вылезть как следует из норы, — а они уже шарахаются назад, приходят в ужас и начинают вопить о катастрофе, о гибели Советской власти»[594].

Едва ли есть нужда рассуждать о том, что после всего, что было сказано на съезде в адрес правых, Сталин рассматривал их как политические трупы. В известном смысле для этого у него были определенные резоны. Однако — и я уже обращал на это внимание — нельзя было полностью исключать возможности какого-либо неблагоприятного разворота событий, что вполне могло снова поднять правых на новую политическую волну. Как крайне осторожный и прагматический человек (и, разумеется, политик), Сталин сохранял бдительность и полную боеготовность на случай каких-либо неожиданностей. В этом контексте бесспорный интерес представляет точка зрения, которую начал особенно активно пропагандировать Троцкий в своих «письмах издалека»: «…Накопляющиеся в рамках официальной партии противоречия, при сохранении сталинского режима, неизбежно должны, особенно в момент обострения экономических затруднений, привести к кризису политическому, который может заново поставить вопрос о власти во всем объеме»[595].

Это сейчас с высоты минувших лет очевидно, что прогнозы Троцкого оказались нереалистическими и полностью не оправдались. А тогда они не могли восприниматься Сталиным как пустая болтовня и иллюзорные прожекты потерпевшего поражение противника, продолжавшего строить свои политические планы на песке. Суровые реальности тех лет не располагали генсека к благодушию и почиванию на лаврах.

Сталин в тот период ставил своей важной целью, чтобы высший партийный орган — съезд — подтвердил не только правильность его политического курса, но и избрал в состав ЦК тех, на кого он мог рассчитывать в той чрезвычайно сложной и чреватой непредсказуемыми поворотами обстановке. И он добился своего. Это нашло свое конкретное выражение и в новом составе Политбюро. В число полноправных членов ПБ были избраны С.М. Киров, бывший в особо близких дружеских отношениях со Сталиным, а также верный приспешник генсека Каганович и — по занимаемой должности — руководитель украинских коммунистов С. Косиор. Свои места в ПБ сохранили сторонники линии генсека — Молотов, Ворошилов, Куйбышев, Калинин и Рудзутак[596].