Миддлмарч - Джордж Элиот

Немного времени спустя явилось прямое указание свыше: скончался младший компаньон, вакансию требовалось заполнить безотлагательно, и, по мнению главы фирмы, никто так не подходил для этого поста, как его юный друг Булстрод, если заодно возьмет на себя обязанности доверенного счетовода. Булстрод принял предложение. Фирма ссужала деньги под залог, оборот капитала был грандиозен, прибыли - тоже; поближе ознакомившись с делами, он обнаружил, что грандиозность доходов частично объясняется сговорчивостью оценщиков, которые охотно принимали любые предлагаемые им вещи, не допытываясь, откуда они взялись. Впрочем, дело было поставлено на широкую ногу, имелось даже филиальное отделение в Уэст-Энде, и фирма производила самое благопристойное впечатление.

Он помнил, как сперва ужаснулся. Никого не посвящая в свои сомнения, он мысленно вел с собой постоянные споры: иные из них приняли форму молитв. Предприятие уже основано, оно давно существует, одно дело - открыть новое питейное заведение, и совсем другое поместить капитал - в старое. Чья-то душа погибла, а тебе идут барыши, где провести черту... какие сделки не дозволены? А может быть, сам господь спасает так своих избранных? "Тебе ведомо..." - говорил в давние времена молодой Булстрод, точно так же как старый Булстрод говорил сейчас: "Тебе ведомо, как мало прельщают душу мою эти блага... что в глазах моих они просто орудие, дабы возделать твой вертоград, спасая его где возможно от запустения".

В метафорах и прецедентах недостатка не было, равно как и в озарениях, - все это мало-помалу внушило ему, что он лишь исполняет возложенный на него долг. Путь к преуспеянию открылся перед ним, никто и не узнал о терзаниях Булстрода. Мистер Данкирк даже не подозревал, что по этому поводу можно терзаться: между спасением души и коммерческими сделками не было, на его взгляд, ничего общего. Булстрод теперь вел двойную жизнь; его религиозная и коммерческая деятельность перестали быть несовместимыми с тех пор, как он внушил себе, что они совместимы.

Мысленно окунувшись в прошлое, Булстрод и сейчас приводил все те же доводы в свою защиту, только нить их, с годами став бесконечно длинной, сбилась в комья, которые, как паутина, обволокли со всех сторон некогда чуткую совесть. Мало того, на старости лет он все ненасытнее жаждал преуспеяния и все меньше черпал в нем радостей, отчего в его сознании зрела убежденность, что все содеянное им он делал для блага господня, а не для своего собственного. И все-таки, если бы он мог вернуться туда, в свою далекую нищую юность, он, право же, решил бы стать миссионером.

Но цепь причин и следствий, которой он себя опутал, продолжала передвигаться. На роскошной вилле в Хайбери не все было ладно. Несколько лет назад единственная дочь хозяев бежала из дому, порвав с родителями, и стала актрисой; и вот умер единственный сын, а вскоре вслед за ним скончался мистер Данкирк. Вдова, набожная и простодушная женщина, став единоличной владелицей огромного дела, об истинной сущности которого она не подозревала, полагалась во всем на Булстрода и преклонялась перед ним, как многие женщины преклоняются перед своими духовными пастырями. Естественно, что некоторое время спустя у них возникла мысль о браке. Но воспоминание о дочери, которая долгие годы считалась потерянной для бога и для родителей, тревожило миссис Данкирк, бередило ее совесть. Было известно, что дочь вышла замуж, но далее след ее потерялся. Похоронив единственного сына, миссис Данкирк подумала, что, быть может, у нее есть внук, и это удвоило ее желание примириться с дочерью. Не приходилось сомневаться, что, разыскав ее, миссис Данкирк отдаст ей часть своего состояния, и возможно, немалую, если узнает, что стала бабушкой нескольких внуков. Миссис Данкирк решила заняться розысками до того, как вступить в новый брак. Булстрод согласился, однако, напечатав объявления в газетах и испробовав иные пути, мать уверилась, что ее дочь невозможно найти, и согласилась выйти замуж, передав безоговорочно все имущество мужу.

В действительности дочь нашли, однако, кроме Булстрода, об этом знал лишь один человек, которому хорошо заплатили за то, что он будет молчать и уедет из Англии.

Таково было обстоятельство, теперь представшее перед Булстродом в том неприглядном свете, в каком его увидят посторонние. Сам он и в те отдаленные времена, и сейчас, оживляя их в памяти, расчленил это обстоятельство на незначительные эпизоды, каждый из которых он по здравом рассуждении счел простительным. Булстрод полагал, что весь его жизненный путь предначертан провидением, избравшим его для того, чтобы наилучшим образом употребить огромное богатство, сделать так, чтобы оно не было использовано недостойно. Скоропостижная смерть прежнего владельца и его сына, непоколебимое доверие вдовы - все это нельзя было счесть просто совпадением, и Булстрод мог бы повторить вслед за Кромвелем: "Вы считаете это случайностью? Да сжалится над вами бог!" Не так значительны были сами по себе эти события, как то, что их объединяло: они все способствовали достижению его целей. Проще простого было определить, как ему поступать с другими, для этого лишь требовалось выяснить, каковы намерения всевышнего относительно самого Булстрода. Послужит ли всевышнему на благо, если значительная часть капитала достанется легкомысленной молодой чете, которая едва ли является оружием провидения и, вероятно, самым суетным образом растратит деньги за границей? Булстрод не решал заранее: "Дочь не должна быть найдена", но когда наступило время, он скрыл, что ее нашли; затем наступило время поддержать и утешить мать, скорбящую о том, что ее несчастной дочери, быть может, нет в живых.

Порой он сознавал, что поступок его был неправеден, но не видел пути назад. Он горько каялся, раздумывал, как искупить свою вину, и опять приходил к выводу, что он орудие всевышнего. Минуло пять лет, и смерть жены сделала поле его деятельности еще шире. Мало-помалу он изъял из предприятия свой капитал, но делал это постепенно, чтобы избежать излишних убытков, так что фирма просуществовала еще тринадцать лет. За это время он перебрался в провинцию и, осмотрительно распорядившись своей сотней тысяч, постепенно приобрел там вес - банкир, столп веры и благотворитель; кроме того - негласный компаньон различных предприятий, где весьма ценили его советы по поводу заготовки сырья, как, например, при изготовлении красителей, портивших шелк на мануфактуре мистера Винси. И вдруг, после того как почти тридцать лет он пользовался почетом и всеобщим уважением, когда давно уже притупилось воспоминание о прошлом, это прошлое возникло снова, обрушилось на него лавиной и поглотило все его мысли.

Впрочем, из беседы с Рафлсом он узнал нечто важное, сыгравшее существенную роль в борьбе его надежд и страхов. Открылся путь к духовному спасению, а быть может, и не только духовному.

Душа его действительно жаждала спасения. Вероятно, существуют лицемеры, которые дурачат свет вымышленными убеждениями и притворными чувствами, но Булстрод был не таков. Просто этот человек, чьи желания оказались сильнее его убеждений, привык внушать себе и окружающим, что, удовлетворяя свои желания, он всегда действует согласно убеждениям. Если это лицемерие, то оно проявляется по временам в любом из нас, независимо от нашего вероисповедания, независимо от того, считаем ли мы, что человечество все более приближается к совершенству или что скоро наступит конец света; представляем ли мы себе землю гноищем, где чудом сохранились избранные (вроде нас), или пылко веруем во всеобщее братство.

Всю жизнь Булстрод оправдывал свой образ действий той пользой, которую он может оказать делу религии; именно эту побудительную причину он неустанно называл в своих молитвах. Кто воспользовался бы своим положением и деньгами лучше, чем намеревался ими воспользоваться он? Кто превзошел бы его в самоуничижении и возвышении дела господня? А служение делу господню, по мнению мистера Булстрода, требовало изворотливости: тот, кто служит этому делу, должен распознавать врагов господа, пользоваться ими как орудиями и ни в коем случае не подпускать близко к деньгам, ибо, разбогатев, они неизбежно приобретут влияние. Точно так же выгодное помещение капитала в тех промыслах, где особенно усердно проявлял свое коварство князь тьмы, очищалось от греха, если барыши находили достойное применение, попав в руки слуги божьего.

Эта казуистика не в большей мере свойственна христианской религии, чем использование высоких слов для низменных побуждений свойственно англичанам. Любая доктрина может заглушить в нас нравственное чувство, если ему не сопутствует способность сопереживать своим ближним.

Но человек, движимый не одним стремлением насытить свою алчность, обладает совестью, нравственным девизом, к которому более или менее приноравливается. Девизом Булстрода была его готовность служить делу господню: "Я греховен, я ничтожен... я сосуд, который должно освятить употреблением... так употребите же меня!" - в такую форму он втиснул свое необузданное стремление приобрести вес в обществе и власть. И вот настал момент, когда этой форме, казалось, грозила опасность быть разбитой вдребезги и выброшенной вон.