Провидица - Юлия Григорьева

Годрик закатил глаза и отошел, уступая место Хейву, вновь протянувшего руки к лаиссе. Кати сошла с повозки и тут же приподняла подол своего платья. Ноги, обутые в башмаки, увязли в грязи, и отвратительная жижа просочилась внутрь. Девушка скривилась, бросила на венценосца ледяной взгляд и направилась вперед, не желая ждать, когда повозку вытащат. Хейв поспешил следом, и Сеймунд снова зафыркал, ворча в ухо своему советнику.

Фольгер не слушал своего господина, взгляд его устремился вслед лаиссе, и только новый толчок короля заставил советника вернуться к прерванному занятию, правда, теперь желания торчать возле повозки было меньше, а злость на венценосца все росла. Тот проклятый ошейник, который теперь не покидал шеи лаиссы, раздражал мужчину, и он уже несколько раз уговаривал короля избавить от него девушку.

Первый раз еще во дворце, в тот же день, когда Сеймунд приказал приковать ее, Годрик, выждав, когда у венценосца немного улучшится настроение, завел разговор о том, что иметь под рукой провидицу полезно и нужно, но грубостью и жестокостью добиться важных ответов невозможно.

— Если тебе ее жаль, можешь катиться к этой дряни, — желчно отозвался Сеймунд.

Советник поклонился и оставил короля на попечение двух его жемчужин. Сам же позвал слугу и приказал собрать яств, которые собственноручно и отнес в темницу. Стражники беспрекословно открыли дверь, зная, что ласс — правая рука государя и ничего не делает без его дозволения.

— Милости Святых, лаисса Альвран, — произнес Фольгер, войдя в темницу.

Стражник укрепил на стене факел и удалился, а советник огляделся и нахмурился, не найдя на что поставить принесенные яства. Поэтому вскоре стражники вносили стол и два стула. Расставив на столе все, что прихватил с собой, Годрик снова посмотрел на девушку. Лаисса Альвран лежала на старом тюфяке, свернувшись клубочком, отчего смотрелась и вовсе беззащитной и трогательной. Наверное, именно в этот момент Годрик впервые взглянул правде в глаза и признал, что глубоко неравнодушен к этой девушке. И она вызывала вовсе не простой интерес и желание принять брошенный вызов, она вызывала нежность и желание защитить.

Рвано вздохнув, королевский советник подошел к тюфяку, споткнулся о цепь, и она брякнула, натягиваясь и вынуждая лаиссу, наконец, обратить на него внимание. Впрочем, Катиль так ничего и не сказала, она отодвинула в сторону свою цепь и опять положила голову на сложенные руки. Фольгер присел на корточки, не решаясь ни позвать, девушку, ни дотронуться до нее. Он поднялся на ноги, развернулся, чтобы уйти, но услышал тихий шелест:

— Спасибо.

Мужчина опять присел рядом с тюфяком.

— Не стоит благодарности, лаисса Альвран, — ответил он. — Вы голодны…

— За братьев, — прервала его Кати. — Вы спасли их, спасибо. Я видела, как король убивает и их, но вы изменили судьбу.

Советник не знал, что ответить. Признаться, он и сам не понял, как утратил благоразумие и сунулся под горячую руку государя. Благородный ласс всегда оценивал последствия прежде, чем сделать шаг, сегодня же он словно утратил свою знаменитую осторожность и вмешался в происходящее. Должно быть, это слезы Катиль и боль, звучавшая в ее голосе, так потрясли его, что Годрик посмел влезть в дела венценосца, успев приказать, чтобы стража выкинула из дворца двух выживших лассов Альвран.

— Катиль… Лаисса Альвран, я приложу все силы, чтобы вас выпустили отсюда, — наконец заговорил Фольгер.

— Мне все равно, — ответила Кати.

— Он больше не отправит вас в пыточную, — пообещал советник, девушка промолчала. — Поешьте, вы голодны.

Кати перевернулась на другой бок и снова затихла. Фольгер посидел рядом с ней еще немного, после вышел и прикрыл за собой дверь.

— Ничего не убирайте, может еще поест, — сказал он стражникам. — Когда прогорит факел, поставьте новый.

Потом он узнал, что яствами пировали крысы, а лаисса так и не притронулась к еде. Не ела она и на следующий день, и еще через день. Фольгер исправно приносил лаиссе еду, уговаривая хоть немного поесть, но она молчала, не желая, не только есть, но и разговаривать с ним. Король больше не допрашивал девушку, более того, он, казалось, вообще решил забыть о ней. Только королевский советник продолжал приходить, принося то еду, то книги, то теплое одеяло. Тюфяк заменила кровать, пусть и узкая, но добротная. Факелы теперь сменяли один другой, но заметное оживление появилось в глазах благородной лаиссы только тогда, когда она взяла в руки книгу.

А на пятый день пребывания Кати в заточении, Годрик обнаружил, что девушка, наконец, поела, и вздохнул с облегчением. Он зашел в темницу и увидел благородную лаиссу за столом. Она пила через край бульон, и читала книгу. Подняв взгляд на своего единственного гостя, Катиль кивнула ему и вновь углубилась в чтение. Девушка, не глядя, отломила кусок хлеба и бросила на пол. Годрик перевел взгляд на пол и обнаружил там крысу, с готовностью подхватившую хлеб, и деловито евшую его.

— Святые, Катиль, вы кормите крысу? — забывшись, ужаснулся советник.

Девушка оторвала взгляд от книги и подняла голову, слабо звякнув цепью.

— Что вас удивляет, ласс Флаклер? — спросила она.

— Но это же крыса! — воскликнул мужчина и передернул плечами. — Отвратительное создание.

— Мой отец всегда говорил, что с соседями стоит дружить, — спокойно ответила благородная лаисса. — Мы прекрасно ладим, к чему такое пренебрежение к этим зверькам?

Ласс Фольгер мотнул головой, обошел стол с той стороны, где не было крысы и сел на второй стул.

— Поражаюсь вашему терпению, — произнес он, вновь опуская взгляд на грызуна.

— А у меня есть выбор? — изломила бровь Кати.

— Нет, конечно, простите, — советник ощутил неловкость и вдруг осознал, что его удостоили беседы. Он поставил локти на стол и опустил голову на переплетенные пальцы. — Я все-таки заслужил ваше внимание? — с улыбкой спросил мужчина.

— Выбора собеседника у меня так же нет, как и выбора места, где я могла бы жить, — сказала лаисса, опуская взгляд в книгу.

Фольгер перестал улыбаться и вздохнул. После некоторых попыток уговорить короля выпустить лаиссу из темницы, и получив раздраженный взгляд, Фольгер прекратил настаивать, неожиданно обнаружив странную прелесть в подобной заботе о девушке, когда она принадлежала лишь ему. Никто не вмешивался, не занимал ее внимания, заставляя ревновать и злиться. Годрик мог спуститься вниз, в подземелье, и посидеть рядом, посмотреть на спокойные черты ее лица и почувствовать себя лучше уже от того, что заботился не о себе, а об удобстве маленькой лаиссы. Но признаться себе в этом было стыдно, и советник успокаивал свою совесть тем, что виной нынешнему положению провидицы не он, а король. Фольгер перестал просить выпустить Катиль.