Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович

Закончив трапезу и искренне поблагодарив хозяйку и смотрителя плантации, ее мужа, мы направились в Прагу. По пути Беранек сообщит, что, посоветовавшись с Урбаном, они решили прикомандировать ко мне сотрудника фирмы, которому поручили, при моем желании, сопровождать по всем необходимым адресам, а также познакомить меня с достопримечательностями города. Я поблагодарил Беранека, и мы договорились, к которому часу на следующий день этот сотрудник зайдет за мной в гостиницу. В свою очередь Урбан выразил надежду на то, что я не откажусь навестить его дом.

Знакомство с выделенным для сопровождения меня сотрудником фирмы состоялось на следующий день. Должен сказать, что сближение с ним было у меня подчас неожиданным, случайным и даже комическим.

Начну с последнего. Как то, переходя улицу, я услышал обращенное ко мне в резкой форме по-русски восклицание: «Позор!» Я едва удержался от вопроса, в чем заключается мой позор? Я спокойно приостановился и старался понять, что произошло. Успокоившись, я все же задал вопрос: «Что случилось?» Ответ был совершенно спокойным. Мой сопровождающий пояснил, что сбоку приближалась автомашина, и он невольно выкрикнул слово «позор», что означает по-чешски «осторожно».

В один из следующих дней я, как было условлено, посетил завод фирмы, выпускающий карандаши. После осмотра цехов у нас состоялся разговор, в результате которого я получил согласие на посредничество продажи продукции в Бельгии и Франции, а быть может, и в других странах. В подтверждение нашей договоренности я получил соответствующее письмо на бланке фирмы. Это письмо могло мне понадобиться в случае необходимости подтверждения делового характера моей поездки в Прагу. Я уже не говорю о том, что не менее авторитетным письмом я заручился от имени фирмы Беранека. Были у меня еще несколько писем от менее значимых фирм, которые я посетил.

С моим сопровождающим мы обедали, а иногда и ужинали в различных ресторанах. Он меня провел по городу и ознакомил со многими достопримечательностями. Экскурсовод рассказал о многих зверствах, которые оккупанты совершали в Праге. Это, конечно, был далеко не полный перечень, ибо массовые, особо жестокие зверства начались только после того, как в Праге убили Гейдриха. Так, например, он поведал, что когда в Пражском университете студенты стали протестовать против того, чтобы основным изучаемым языком стал немецкий, а оккупанты, видимо, стремились навязать немецкий язык как родной в протекторате, то в ответ на протест студентов университет был оцеплен немецкой полицией и эсэсовцами. Несмотря на сильный мороз, студентов согнали, поливали из брандспойтов ледяной водой и заставили стоять, пока они буквально не покрылись льдом. После услышанного, признаюсь, мне было просто трудно поверить в его подлинность.

Много болезненных вопросов затрагивал мой собеседник и вдруг задумчиво заявил: «Большинство чехов и, в первую очередь, словаков согласились бы на оккупацию их страны русскими, ведь они тоже славяне, предпочтя ее немецкому господству». Умолкнув на некоторое время, видимо медленно решаясь на очередное четкое признание, он все же сказал: «К сожалению, среди нас есть и люди, мыслящие иначе. Некоторые хотели бы, чтобы в Прагу вернулся Бенеш, хотя Эдуард Бенеш и вызывает осуждение многих за его политику, проводившуюся им во время нахождения у власти в Чехословакии до войны, а в особенности сейчас, пребывая в Лондоне во главе эмиграционного правительства».

Беседа наша тянулась довольно долго не только за обедом и во время предпринимаемых прогулок но городу, но и за столом в вечернем ресторане, размещавшемся в полуподвальном большом по размеру помещении вблизи от Венцельсплаца, на перпендикулярно к нему находящейся улице.

Видимо убедившись в том, что мне можно вполне доверять, сотрудник фирмы Беранека, пристально глядя мне в глаза, сказал: «Вы знаете, что является совершенно непонятным для меня и таких чехов, как я, что мой хозяин, Беранек, которого вообще я весьма уважаю, придерживается совершенно другого, особого мнения. Он считает, что самым полезным для Чехословакии и ее народа было бы восстановление Австро-Венгерской монархии, в которую в свою время, до Первой мировой войны, входила и Чехословакия. Самым главным, однако, является то, что Беранек в своем мировоззрении не одинок. Такой точки зрения, к сожалению, придерживаются также и некоторые промышленники, и деловые люди угнетенной немцами страны».

Я уже говорил, что неоднократно навещал закрытый магазин семьи Воячек. Вдруг мне пришло на память, что он является именно магазином художественных промыслов и именно поэтому был довольно популярен.

Казалось бы, не имеющую для меня по моей работе и цели посещения Праги никакого значения, но интересную по своему содержанию историю, я услышал от Урбана во время одной из прогулок в отношении фирмы Батя, как я уже указывал, выпускающей всемирно известную обувь. Как-то в разговоре с Урбаном я поинтересовался, почему большое здание напротив моей гостиницы принадлежит Батя. Урбан пояснил, что, хотя дом и принадлежит Батя, обувная фирма имеет здесь только отделение своей конторы. Большую часть здания сдают под конторы и другие бюро различных фирм и организаций. После этого Урбан, смеясь и вполне естественно вызвав смех и у меня, рассказал несколько удививший меня эпизод.

На большой фабрике фирмы Батя кабинет владельца расположен в лифте того довольно значительного здания, в котором находится все основное управление. Батя, нажимая кнопку нужного ему этажа, внезапно оказывается в том помещении, где трудятся его работники. В основном все работники довольно многочисленного отдела сидят в одном зале. Урбан подчеркнул, что в этом отношении Батя перенял даже опыт американцев. Это означает, что некоторые руководители размещаются на небольших возвышенностях, на которых находится их рабочий стол и кресло. Это позволяет им постоянно наблюдать за тем, как работают подчиненные. Все письменные столы, на которых установлены телефонные аппараты, оснащены спереди и с боков стеклянными перегородками небольшой высоты, в значительной степени исключающими распространение звуков имеющих место телефонных разговоров. Естественно, это сделано для того, чтобы не мешать работать всем остальным сотрудникам.

Продолжая свой рассказ, Урбан отметил, что однажды Батя, шагая по двору своей фабрики, случайно увидел шедшего ему навстречу инженера из управления. Батя остановил его и спросил, куда и для чего он ходил. Инженер ответил, что ходил в один из цехов, чтобы уточнить некоторые интересующие его сведения. На это Батя ответил, что он тратит много денег на оплату телефонной сети, имеющейся на фабрике, не для того, чтобы служащие тратили время на прогулки по ее территории. Все необходимое можно уточнить по телефону.

Больше того, добавил Урбан, Батя якобы не разрешал своим служащим во время работы при необходимости личного, не служебного разговора по телефону пользоваться телефонными автоматами, которые, кстати, он не разрешил устанавливать на территории фабрики. Он разрешал по срочным личным делам пользоваться только служебными телефонами, но требовал, чтобы разговор был предельно кратким. Это объяснялось тем, что время, затрачиваемое на подход к установленному автомату, ожидание очереди приводят к значительным затратам служебного времени и ему, фабриканту, может обойтись дороже, чем короткий разговор по служебному оплачиваемому фабрикой телефону.

Услышав рассказ Урбана, я невольно задумался над тем, что если все услышанное мною отвечает действительности, то Батя, безусловно, прав. Меня это заставило задуматься над тем, что у меня, на моей настоящей родине, люди в служебное и во внеслужебное время могут буквально часами разговаривать по телефону на любые темы, повторяя много раз одно и то же. Если действительно задуматься не только над тем, сколько теряется служебного времени, а также и над тем, насколько непродуктивно загружается телефонная станция, то, учитывая, что, как мне помнилось, при пользовании телефонными автоматами время не ограничивалось, действительно сколько терялось ценного, трудового времени.