САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Герман Дейс

 «Так мы же не против благодарности за пролитую на наших землях русскую кровь! – визжали болгары с поляками. – В виде неё мы готовы продолжать торговать с русскими братьями нашими консервированными огурчиками и сумками для оптовых спекулянтов (132) взамен русских газа с нефтью! А в НАТО мы бежим так, на всякий пожарный случай, да ещё потому, что Варшавский пакт накрылся медным тазом, а перед американцами нам стоять раком таки много приличней, чем перед вами, дорогие мохнорылые соседи…»

 Вместе с ними срыгнули в НАТО бывшие советские прибалты, а за ними стали проситься туда же и грузины с хохлами. Первым делом они поклялись в вечной дружбе прибалтам, те от дружбы отказываться не стали, но сильно огорчили грузино-хохлацких дружбанов своим принципиальным заявлением о недопустимости приёма в НАТО таких тёмных (по сравнению с прибалтами) народов, как опухшие от горилки хохлы и немытые от перерасхода всей наличной воды для производства «Боржоми» грузины.

 А потом в Россию повезли ядерные отходы. Часть из них доехала до Рязанской области. И, пока Жорка ездил за пенсией в своё Болшево, а Семёныч с Варфаламеевым пропивали штурманских кур, в тридцати километрах от Серапеевки какие-то ушлые предприниматели мгновенно открыли полигон по соответствующей переработке. Полигон базировался на месте бывшего скотного двора, туда предприниматели доставили ёмкости с отходами, получили деньги из казны на модернизацию перерабатывающего производства и смылись. Спустя некоторое время про ёмкости пронюхало местное население и скоро эти ёмкости, освобождённые от ядерных отходов, перекочевали на дворы и подворья для всяких хозяйственных нужд, в том числе – питьевых. А отходы остались себе на бывшем скотном дворе, над которым скоро перестали летать вороны и прочая паразитская птичья сволочь.

 «Ну и ну!» - только и дивился Сакуров, узнавая про отходы, которые лежали всего в тридцати километрах от его дома, из Лондонских газет, каковые в Интернете почитывал Жорка, чтобы затем рассказать о них односельчанам. Местные газеты, и столичные в том числе, об ядерных отходах, перевозимых из Европы в Россию, скромно помалкивали. Зато вовсю пузырились европейские активисты, по территории чьих стран данные злокачественные отходы перевозились.

 «Да фигли они вредные?! – разорялся Семёныч за бутылкой очередного магарыча со стороны Сакурова, реализовавшего очередную тонну яблок на одном из Подмосковных рынков. – Вон, кум мой из Шкельцов (133) одну такую тару у себе в огороде поставил, всю осень оттуда для бани воду брал и до сих пор у него пичужка стоит…»

 «Что, свечку держал?» - ехидно спрашивал Жорка.

 «Ну почему ты такой некультурный человек?!! – заводился Семёныч. – Что ты всегда поперёк лезешь? Да ещё уважаемую соседку обидел…»

 Уважаемой соседкой Семёныч обзывал учительницу, припёршуюся под занавес осенних каникул в Серапеевку. Она первым делом зашла к бывшему почётному столичному таксисту, поплакалась ему о чём-то своём в жилетку, подарила четвертинку дешёвой водки и испросила немного дровишек. Семёныч, надо отдать ему должное, своих дров ей много не дал, но, апеллируя христианским чувствам зимующих односельчан вышеупомянутой четвертинкой, стал требовать дров для учительницы у них. Варфаламеев притаранил дачнице целую тележку, не менее полкуба ядрёных дров, Сакуров отвалил мешок брикета, а Жорка послал Семёныча (а заочно и учительницу) на три буквы.

 «Это чем я её обидел? – орал Жорка. – Что дров не дал?! У меня, между прочим, одна рука, а у неё есть сын, зять и внук, без пяти минут мордоворот. Вот пусть бы кто-нибудь из них приехал сюда в этакую непогодь и снабжал бы старую грымзу дровами!»

 «Ох, и некультурный ты человек! – продолжал нудить Семёныч. – У человека трудности, а он ещё и оскорбляет…»

 «Знаю я эти трудности! – не унимался Жорка. – Её зятёк назанимал денег у дружков-каратистов под бельгийский спирт, но спирт реализовал единолично и снова смылся за границу. Сына отправил в Англию в какой-то пансионат, а сам сидит на Мальте, вырученное бабло крутит. А в это время его жена в Москве квартиру по объявлению пристраивает. Сама поселилась у свекрови на даче, и мамаше с брательником и евоным семейством порекомендовала временно из Москвы смыться. Ну, чтобы озлобленные дружки-каратисты кого-нибудь не порешили. То есть, они всей полуинтеллигентной шоблой своё будущее процветание строят, а я им дрова подавай. Да хрен им всем на рыло!»

 «Георгий, откуда такие подробности?» - спрашивал Варфаламеев, оторвавшись от мысленного созерцания самого себя в поисках очередного хокку от Басё.

 «Знаю, потому что моя работает с одной шмырлой, которая накоротке с нашей учительшей», - отмахивался Жорка, выпивал сто пятьдесят и с места в карьер начинал ругать новые порядки, русскую глупость и прочий беспредел. Одним из образчиков коего являлось свежее заявление козла Ельцина о том, что он тоже не прочь в НАТО.

 «Нет, слыхали?! – хохотал в полужопу пьяный Жорка. – Россию – в НАТО! Да какой мудак нас туда пустит! Ведь Россией, так же, как и распоясавшимися террористами, можно пугать американских баранов-обывателей, чтобы не кряхтели из-за расходов на систему ПРО и прочий военно-промышленный комплекс!»

 «Да, американский ВПК так легко не сковырнуть, как наш, - соглашался Варфаламеев, снова оторвавшись известно от чего, - потому что ихним ВПК рулят крепкие частники, которым лучше Армагеддон с новым Всемирным потопом, чем потеря прибылей хотя бы на пять процентов…»

 «Вот именно! – поддакивал Сакуров. – Это нашим демократам ни черта не надо, ни флота с армией, ни Чёрного моря с Балтикой, и нас скоро сможет взять голыми руками любая сволочь…»

 Говоря так, Константин Матвеевич слегка кривил душой, чтобы не перечить другу Жорке. Самому же ему честно – откровенно и по большому счёту были по барабану и развал армии, и разруха экономики, и прочий творимый демократами беспредел, но на государственном уровне. Потому что где государство, а где – маленький Сакуров. Зато маленькому Сакурову сильно доставалось по вышеупомянутому барабану от беспредела, лично касающегося его предпринимательской деятельности, каковая деятельность могла сделать его, Сакурова, зажиточным человеком. И в данном творимом беспределе на уровне мелкого предпринимательства, сталкивающегося с мелким рэкетом и прочими мелкими безобразиями, бывший морской штурман не углядывал связи с такими глобальными явлениями, как развал целой армии и разруха остальной экономики. Да, на этих явлениях нехило наживались определённые группы людей, но какое к ним и к явлениям имел отношение маленький Сакуров? Да никакого. А вот к простым русским людям, ментам и рэкетирам, ещё как имел. То есть, это они к нему имели. И, скорее, не отношение, а свой откровенно поросячий интерес. Поэтому им, маленькому Сакурову, маленьким ментам и маленьким рэкетирам приходилось как-то договариваться, подстраиваться и крутиться, чтобы менты с рэкетирами оставались с интересом, а Сакуров – с какой-никакой прибылью и целым организмом.