Человек в витрине - Хьелль Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просто крестики. Нацарапаны чернилами того же цвета. Должно быть, на лбу и на груди рисовали одной и той же ручкой.
Фрёлик склонился над трупом; Сквенке выпрямился.
— На одежде порез такого же размера, что и рана, пропитанный кровью. Значит, его убили, когда он еще был одет. — Доктор криво улыбнулся к произнес в диктофон несколько медицинских терминов. Затем, понизив голос, обратился к полицейским: — Граффити добавили уже потом.
Фрёлик посторонился, пропуская к столу женщину-фотографа. Та сделала несколько снимков трупа. Сквенке продолжал говорить в диктофон.
Гунарстранна не сводил взгляда с груди убитого.
— Шифр, — промямлил он себе под нос, погруженный в собственные мысли. — Преступник берет на себя труд раздеть жертву, что-то написать у нее на теле и усадить покойника на витрину.
Когда все отошли от стола, лаборант начал обмывать труп.
— Сатанисты, — предположил стоящий справа Сквенке и добродушно подмигнул Фрёлику.
— О чем ты? — раздраженно осведомился Гунарстранна.
— Да я шучу. — Сквенке снова подмигнул Фрёлику. — А все-таки в действиях преступника угадывается какой-то ритуал, нет? В наше время ритуалы остались только у масонов да у сатанистов. — Он расплылся в улыбке. — На шее красная нить, на лбу три креста… Не хватает только рыбы, торчащей изо рта. — Сквенке расхохотался. — Может быть, именно ее мы сейчас и найдем, — продолжал он, подходя к столу, где его ассистент уже закончил свое дело. Перед тем как сделать классический разрез — от шеи до живота и ниже, к лобку, Сквенке изящно взмахнул скальпелем.
Сквенке подвинулся, и ассистент начал вскрывать мертвецу грудную клетку. Услышав характерный хруст, — как будто кто-то рубил толстые корни дерева в жидкой грязи, — Фрёлик, как всегда, отвернулся. Ему захотелось зажать уши.
— Что, Фрёлик, тошнит? — весело спросил Сквенке. По знаку ассистента он снова подошел к трупу, развел мягкие ткани и, крепко ухватившись за грудину, приподнял ее.
Извлеченные внутренние органы Сквенке разложил на вспомогательном столе. Ассистент очень тщательно промыл их из шланга. Стараясь не попасть под струю, Фрёлик отошел в сторону и снова задышал ртом: зал заполнила удушающая вонь.
— Ну кто бы мог подумать, — пробормотал Сквенке. — Кто бы мог подумать!
Гунарстранна словно очнулся:
— Что там такое?
Сквенке ответил:
— Вопрос в том, долго бы он еще протянул.
— Почему?
Сквенке ткнул пальцем:
— Вот.
— Ну и что?
— Почка поражена раком.
— Не вижу никакого рака.
— Да вот же, смотри! — Сквенке поднял что-то, похожее на изжеванный и выплюнутый апельсин кроваво-красного цвета. — Теперь видишь?
— Ну ладно, ладно. Но ведь он должен был что-то чувствовать, разве нет?
— Не знаю. Опухоли такого типа часто долго не дают о себе знать. Если я не ошибаюсь, метастазы уже пошли в легкие.
— Он умирал?
— Похоже на то.
— Но не догадывался, что умирает?
— Понятия не имею. У меня ведь нет его истории болезни. Поговори с его лечащим врачом, проконсультируйся с онкологами. Повторяю, подобные опухоли нередко обнаруживаются только при вскрытии.
Гунарстранна задумчиво кивнул.
— Что ты можешь сказать о ране? — спросил он после долгой паузы. — Под каким углом?
Сквенке изучил раневое отверстие, посмотрел на внутренние органы мертвеца.
— Судя по всему, его ударили снизу вверх под острым углом. Задето легкое. Пробиты жизненно важные кровеносные сосуды.
— Но рана только одна?
— Да… Единичная колотая рана, — повторил Сквенке, роясь в брюшной полости мертвеца.
Фрёлик отвернулся и посмотрел на Гунарстранну. Инспектор не сводил взгляда с рук Сквенке.
— Можешь сказать мне что-нибудь еще? — отрывисто спросил инспектор.
Сквенке поднял голову:
— Что, например?
— Да ладно, ничего! — Гунарстранна ожесточенно порылся в карманах.
— Здесь курить запрещено, — заметил Сквенке.
— А я что, курю? — раздраженно ответил инспектор, показывая, что у него в руках ничего нет.
Сквенке выпрямился и виновато улыбнулся:
— Извини. Итак… Должно быть, когда лезвие пронзило крупные кровеносные сосуды, кровь хлынула из него фонтаном… Но ты утверждаешь, что на месте преступления царила поразительная чистота.
Поэтому можно сделать вывод, что убитый рухнул прямо на пол. Но, судя по тому, что его одежда насквозь пропиталась кровью, одежда убийцы тоже должна быть в крови.
— Причина смерти?
— Девять к одному — колотая рана. Подожди пару часов; возможно, мне удастся выяснить что-нибудь еще.
— Время смерти?
Сквенке обернулся.
— Гунарстранна, смерть — это процесс. Жизнь — не цифровой механизм, который прекращает работать за секунду.
— Но ведь ты наверняка можешь хотя бы предположить, когда…
— Иногда мозг умирает, а в стенке желудка и в белых кровяных тельцах продолжается жизнь, — перебил его Сквенке.
— Скажи хотя бы приблизительно, когда его ударили и он упал на пол, — невозмутимо попросил инспектор.
— Для этого надо выяснить, какова была температура его тела, когда наши сотрудники приехали на место происшествия, и сравнить ее с температурой воздуха у окна. Затем нам нужно будет изучить содержимое желудка, выяснить, когда он ел в последний раз и из чего состояла его трапеза. Трудность в том, что помещение, в котором находился покойный, насквозь промерзло. Если температура мозга такая же, как и воздуха в помещении, измерения нам не очень помогут. Кроме того, трупное окоченение еще не прошло. Насколько я понял, вашим криминалистам пришлось изрядно повозиться с его конечностями, когда его вытаскивали из витрины. Можешь сказать, что он ел перед смертью?
— Стейк из оленины, — ответил Гунарстранна. — Вчера вечером, между половиной восьмого и десятью.
Сквенке, изучавший желудок мертвеца, поднял голову и кивнул:
— Совершенно верно, он ел стейк из оленины под соусом из лисичек. И запивал еду красным вином. По-моему, вино было испанское… риоха нового урожая. — Заметив, как изменился в лице Фрёлик, Сквенке ухмыльнулся. — Да я шучу! — Посерьезнев, он задумчиво сказал: — Повторяю, неизвестно, сколько градусов было в помещении, где его нашли. Неизвестность затрудняет нам жизнь.
Глава 11
HELTER SKELTER[4]
После вскрытия они молча поехали в полицейское управление на Грёнланд и отправились к себе в кабинет. Фрёлик включил компьютер и стал составлять отчет. Гунарстранна переписал загадочную надпись на груди мертвеца на листок, потом встал и налил себе остатки кофе из термоса. Кофе успел остыть. Гунарстранна поморщился, подошел к раковине и вылил холодную жидкость. Затем посмотрелся в зеркало и состроил недовольную гримасу.
— Иногда меня ужасно раздражают собственные зубы, — признался он. — Отчетливо видны коронки. И чем старше становишься, тем они заметнее. Если я доживу до семидесяти, наверное, буду похож на огромную челюсть, к которой кто-то прикрепил тело.
Фрёлик выпрямился и сказал:
— Ну-ка, дай взглянуть.
Гунарстранна повернулся к нему и растянул губы; Фрёлик сделал вид, что вздрогнул от удивления.
— Ты в самом деле похож на челюсть с подвешенным телом, — кивнул он, но, заметив, какой свирепый взгляд бросил на него Гунарстранна, поспешил откреститься: — Да я пошутил!
Гунарстранна вернулся за стол и взял листок с написанным на нем шифром.
— Может, номер дороги? — предположил Фрёлик. — Какие у нас дороги начинаются с буквы «И»?
— Не обязательно с «И». Возможно, это половинка «Ш». А насчет букв… Например, в Англии федеральные трассы начинаются с «А»: А-один, А-два…
— Но «А» — не «Ш».
— Да, но должны ведь быть какие-нибудь второстепенные дороги, которые начинаются с буквы «Ш», как есть дороги, которые начинаются с «А» или «Э». Например, «Эуропавейен».
— Здесь «И», — парировал Гунарстранна. — А вовсе не «А» и не «Ш». Здесь написано: «И — сто девяносто пять». Если тебе кажется, что это номер дороги, выясни, существуют ли в природе магистрали, которые начинаются с букв «И» или «Ш». По-моему, все возможно. Вот только в Осло таких дорог нет, как и во всей Норвегии, а наши с тобой полномочия за пределами Осло заканчиваются.
— А может, так называются духи? — не сдавался Фрёлик. — Например, я точно знаю, есть духи, которые называются «Сорок семь одиннадцать».
Гунарстранна поднял листок бумаги повыше и ткнул в цифры указательным пальцем.
— Здесь разве написано «сорок семь одиннадцать»? — спросил он угрожающе вкрадчивым голосом.
— Нет, — нехотя ответил Фрёлик. — Но нам, если мы хотим в конце концов понять, что означает надпись, надо придумать несколько версий. Это называется «мозговой штурм». Ты предлагаешь версию, одно цепляется за другое…