Человек в витрине - Хьелль Даль

— Возникнет ли спор из-за наследства после смерти вашего брата? — перефразировал вопрос Фрёлик.

— Не знаю.

— Значит, я неправильно понял ваши слова о «большом сожалении Карстена»?

Арвид затих, словно одурманенный.

— Что вы имели в виду? — не сдавался Фрёлик.

— Я имел в виду, что… Я попал в затруднительное положение. Учтите, я не желаю ни на кого из них бросать тень! Карстен и Ингрид — добрые друзья. Если кто-то и расстраивается из-за того, что Карстен не единственный наследник, так сказать, волк в овечьей шкуре, то это, скорее всего, Сюзанна, жена Карстена. Такое, правда, случается во всех семьях. Вот помню…

— Отлично, — перебил его Фрёлик. — Но разве право собственности на магазин — дело решенное?

— Да, наверное. Во всяком случае, пока не откроют завещание Рейдара, я склонен предполагать, что его наследницей окажется Ингрид.

— И вы попробуете уговорить ее продать ее долю этому…

— Хиркенеру. Как произносится, так и пишется: «Хир-ке-нер».

— Я понял. — Фрёлик взмахнул ручкой, призывая своего собеседника продолжать.

— О чем вы спрашивали?

— Согласится ли Ингрид продать магазин, если Рейдар был против.

— Конечно, согласится.

— А его сын, Карстен?

— А что — Карстен?

— Он ведь управляет магазином?

— Мы заранее провентилировали с Карстеном вопрос о продаже; по-моему, он остался вполне доволен.

— Но ведь он тогда лишится работы?

— Не знаю, насколько он дорожит такой работой. Видите ли, у Карстена немножко другой характер. Он хочет стать писателем. Все время стучит на машинке, если у него нет покупателей. Сидит в подсобке и стучит на машинке. Пишет статьи в разные журналы, сочиняет что-то… Когда мы рассказали ему о том, что появился покупатель, он отнесся к нашим планам без всякой враждебности.

— А может быть, именно поэтому Рейдар отказался продавать магазин? Может быть, он пекся об интересах Карстена, хотел, чтобы у сына сохранилась работа?

— Нет, я так не думаю, — искренне ответил Арвид.

— Похоже, вы вполне уверены в своих словах, — заметил Фрёлик, поднимая голову.

— По-моему, Рейдар не стал бы скрывать от нас своих намерений, если бы он был против сделки из-за Карстена. Рейдар особой скрытностью не отличался.

— Как вы думаете, почему Рейдар отказался продавать магазин?

— По-моему, из вредности. Чтобы в очередной раз продемонстрировать нам, кто главный. И потом, одна мысль о том, что он больше не будет работать, казалась ему невыносимой. Наверное, это самая важная причина. Рейдар так и не смирился с тем, что он тоже стареет. Рейдар был из тех, кто отрицал само существование смерти.

Фрёлик записал последнюю фразу и несколько секунд формулировал следующий вопрос:

— Нам сообщили, что на вас работал некий Юнни Стокмо…

— Больше не работает.

— Ну да, Рейдар его выставил. За что?

— Я вообще удивлялся, как он ухитрился так долго терпеть выходки Юнни, — с едва заметной улыбкой заметил Арвид. — О причинах могу лишь догадываться. Ничего доподлинно не знаю. Юнни — непростой человек. Крепкий орешек. Они с Рейдаром никогда не ладили. Оба гордецы. Скорее всего, кто-то из них обиделся, решил, что задета его честь.

— Но из-за чего они поссорились?

— Бог знает. Во всяком случае, мне об этом неизвестно.

— У Рейдара было много врагов?

Арвид широко улыбнулся:

— Если вы имеете в виду ссору с Юнни, то это просто глупость. Должно быть, Рейдар каким-то образом его оскорбил. Нам казалось, что пройдет время и Юнни вернется поджав хвост.

— Почему антиквариат? — вежливо спросил Фрёлик.

— Еще кофе хотите?

— Нет, спасибо. — Фрёлик наблюдал, как хозяин подливает себе портвейна. На конце его синевато-багрового носа росли два седых курчавых волоска. Фрёлик повторил вопрос.

— Ах, долго рассказывать. Все началось с бумаги. — Фольке-Есперсен скрестил руки над животом.

— С бумаги?

— Да. Знаете, никто из нас не получил хорошего образования. Эммануэль в юности работал учеником каменщика. Кстати, это он построил соседний дом — вы проходили мимо, когда направлялись ко мне. Конечно, не один построил, а вместе с другими… А я начинал мелким клерком в банке, который давно разорился. Рейдар был самым умным из нас, но именно он учился меньше всех. Он работал курьером в «Афтенпостен». В молодости Рейдар был идеалистом. Он, например, довольно долго верил, что можно разбогатеть честным путем.

Фрёлик поднял голову и встретился с добродушной улыбкой сидевшего напротив Арвида.

— Вместе с тем Рейдар отличался практичностью. Не выносил, когда выбрасывают хорошие, по его мнению, вещи. Так, он выяснил, что типографии выкидывают много бумаги — той, что остается на рулонах. На каждом рулоне оставалось по нескольку метров. Если учесть, сколько бумаги требуется в газетном производстве, выходило довольно много. На каждом рулоне оставалось примерно вот столько. — Арвид показал пальцами. — Бумага превосходного качества, а ее просто выкидывали, потому что не знали, что с ней делать.

Фрёлик кивнул.

Потеплев от воспоминаний, Арвид наклонился вперед и доверительно продолжал:

— И никто не считал, сколько там этих остатков. Рейдару бумага доставалась даром. Его даже благодарили за то, что он вывозит рулоны с остатками из типографий. А между тем в то время во многих странах мира газетная бумага была в дефиците.

— И Рейдар ее перепродавал?

Фольке-Есперсен кивнул:

— Из его невинного хобби выросло целое предприятие. Он неплохо заработал на бумажных остатках, а потом переключился на антиквариат и предметы старины.

— Кому он продавал бумагу?

— Всем, кому она была нужна. Газеты выпускают и в Южной Америке, и во многих странах Африки…

Фрёлик кивнул.

— А потом, значит, он переключился на антиквариат?

— Точно, — кивнул Арвид.

— Почему?

— Даже не знаю… — Арвид снова выпрямился. — Наверное, причин было несколько. Естественно, самыми важными стали финансовые. С бумагой, перед тем как продавать ее, нужно было повозиться — ну, то есть перемотать остатки на новые рулоны, чтобы потом ее можно было заново использовать в газетном производстве. Пока Рейдар получал остатки за спасибо, производственные и транспортные расходы окупались, но потом и типографии смекнули, что глупо выкидывать деньги… К тому же во всем мире начался экономический спад, а вырубать джунгли тогда еще не додумались. В наши дни бумагу делают из эвкалиптов и дешевой русской древесины… В общем, бумажный бизнес заглох.

— Но все-таки, почему именно антиквариат?

Арвид вскинул голову.

— Почему не что-нибудь другое? — пояснил Фрёлик. — Почему его так заинтересовали предметы старины?

Арвид пожал плечами, развел руками и широко улыбнулся:

— Понятия не имею!

Фрёлик молча смотрел на него. Арвид мелкими глотками пил портвейн и улыбался.

— Наверное, какое-то отношение к делу имела любовь Рейдара к предметам, красивым вещам, — сказал он. — Может быть, на него повлияла и Маргрете — мать Карстена, которая давно умерла. Маргрете была ужасной снобкой. Обожала окружать себя красивыми, дорогими вещами. Но главное, Рейдар вбил себе в голову, что деньги можно делать на отбросах, то есть на том, что другие выбрасывают на помойку. В этом смысле он… Рейдар мыслил очень прогрессивно, так сказать, оказался впереди своего времени. Теперь все перерабатывают, переделывают, пере… не знаю что. Конечно, вы правы. Все должно было начаться с чего-то конкретного. Я уже не помню, с чего именно. Рейдар вдруг начал скупать и продавать всякие диковинки, а потом выяснилось, что мы, все трое, неплохо на этом зарабатываем. Но с чего все началось — я уже и не помню.

Фрёлик записал: «Почему антиквариат? Арвид Ф.-Е. ответа не знает». Он задумчиво погрыз ручку и спросил:

— Вчера вы больше не общались с братом?

— С которым?

— С Рейдаром. Вы с ним потом, позже не общались?

Арвид медленно покачал головой.

Фрёлик неуверенно улыбнулся, не зная, как лучше выразиться.

— А ведь немного странно, верно? — негромко спросил он.

— Что странно?

— Ну… Он сорвал сделку, ранил вашу собаку…

— Я ему не звонил.

— А Эммануэль?

— Об этом вам лучше спросить у самого Эммануэля.

Фрёлик окинул внимательным взглядом сидевшего напротив старика. Он вдруг показался ему брюзгливым и ото всего отрешенным.

— Вы с Эммануэлем вчера ничего не планировали в связи с Рейдаром?

— Что значит «не планировали»?

— А вот что. — Фрёлик закрыл блокнот. — Если бы я, например, столкнулся с таким ожесточенным сопротивлением собственной сестры — брата у меня нет, — я бы, наверное, попробовал с ней поговорить, объясниться. По-моему, такой шаг вполне естествен.