Соблазн для Щелкунчика - Наталья Борохова

– Значит, у вас все нормально? Вот и славненько! Честно сказать, я очень переживала, что из-за меня у вас могут возникнуть проблемы. Но если их нет, пора подумать о свадьбе!

Все было настолько неправдоподобно хорошо, что Петренко отказывался верить. Он ожидал подвоха.

– Марина! Я хочу знать…

– Что, милый?

– Я не милый, я – Щелкунчик! Вот как меня назвал Альберт. И он прав! Скажи честно, что ты во мне нашла?

– Понимаешь… – Марина замялась. – Знаешь, мы в детстве любили устраивать всякие розыгрыши. Берешь яркий фантик, сворачиваешь его в форме конфеты и даришь какому-нибудь простаку. Тот радуется, раскрывает ее, а внутри – пустота. Так и Альберт – яркая упаковка, фантик, розыгрыш! А ты… Ты – настоящий! Кроме того, я люблю тебя, Щелкунчик!

Так, с легкой руки Перевалова, к Сергею прилипло это сказочное прозвище. Но Петренко не обижался. Он считал себя счастливейшим из смертных и совсем не комплексовал по поводу своей неблестящей внешности. Ему, как и деревянному персонажу из сказки, здорово повезло. Его беспокоило только одно. Все счастливые сказки заканчивались одинаково. Зло наказывалось, добро побеждало, влюбленные соединялись, чтобы быть вместе навек! Но жизнь – не сказка. Жизнь требует продолжения. И каким будет оно, это продолжение, было не ведомо никому. В том числе и Сергею Петренко…

– Сергей – замечательный! Любящий муж. Отличный семьянин. К сожалению, мы не успели завести ребенка. Но, думаю, у нас все впереди…

У Петренко глухо заныло сердце. Марина, такая близкая и вместе с тем страшно далекая, стояла на свидетельском месте. Она так блестяще охарактеризовала своего супруга, что дополнительных вопросов у присутствующих почти не возникло. Кроме одного. Его и озвучил старый народный заседатель. Щурясь, как на ярком солнце, он надел сначала одни очки, затем вторые. Потом снял и те и другие, засунул их в футляр.

– Скажите, свидетельница, – голос его дребезжал как расстроенный патефон, – вы это… действительно того… любите подсудимого?

Вопрос был настолько бестактным, что молоденькая секретарь, ведущая протокол, прыснула в кулачок, а Фрик недоуменно воззрилась на дедушку, не зная, как реагировать на старческие заскоки. Марина ничуть не смутилась.

– Люблю! – сказала она. В ее голосе слышался вызов.

– Еще вопросы? – поспешила судья.

– У меня, ваша честь! – вылезла Елизавета. – Вы любите собак?

– Господи, да вы сговорились, что ли! – в сердцах обронила Фрик. – Любит ли она подсудимого, любит ли собак…

– Ваша честь, мои вопросы – не праздное любопытство. Вещественными доказательствами по делу является собачья шерсть, обнаруженная на оружии и в машине…

– Ну хорошо, хорошо. Продолжайте! Только давайте поближе к делу, а то любит – не любит…

– Поставлю вопрос по-другому. Вы держите двух собак?

– Нет. Только одну. Боксера.

– А как же ротвейлер? В протоколе вашего допроса на следствии речь идет вроде бы о двух собаках.

– Возможно, это неточность. На самом деле, у нас с Сергеем был ротвейлер. Но он погиб от энтерита за два месяца до ареста. Мы были очень расстроены. А вторую собачку, боксера-девочку, мне подарил директор Сережиного агентства Полич. Это было уже после ареста. Он такой славный человек. Хотел помочь…

– Понятно. У меня нет вопросов.

– Может, я что-то не так сказала? – всполошилась Марина. – Я не придавала значения. Две собаки, одна собака…

– Нет-нет. Все ясно.

– Вы удовлетворили свое любопытство, адвокат? – осведомилась судья. – Можно отпускать свидетеля?

– Конечно.

Марина вздохнула и заняла место в зале судебного заседания. Поближе к решетке.

В кабинет главного редактора газеты «Вечерний Урал» без стука вошла эффектная женщина. Несмотря на то, что ее годы, очевидно, уже давно перешагнули роковую для женщины сороковую отметку, выглядела она очень даже неплохо. Хрупкая, энергичная, ухоженная, она не была похожа на деловую женщину, скорее, на любимую жену преуспевающего мужчины. Со вкусом подобранная одежда и обувь, безусловно, из дорогих магазинов, умело нанесенная косметика и свежий маникюр – словом, все то, обладательница чего уже имеет право называться дамой.

– Вероника Алексеевна! – подскочил на месте тощий и бледный главный редактор. – Какими судьбами?

Вероника Дубровская грациозно опустилась в кресло и выдержала достойную паузу. Затем вытащила из сумочки свернутый номер «Вечернего Урала» и, ткнув в него изящным наманикюренным ноготком, произнесла:

– Ты давно знаешь нашу семью, Владислав. Скажи, есть ли у нас что-нибудь общее с беженцами с ближнего зарубежья?

– Э-э? – обалдел редактор. – Что общего?

– Да, да! Ты не ослышался, мой бывший друг. Я, по – твоему, похожа на бомжа?

– Вероника Алексеевна! Вы выше всяких похвал. Я даже не смею…

Дубровская извлекла из сумочки тонкую дамскую сигарету и выжидающе уставилась на редактора. Мужчина так порывисто бросился к ней с зажигалкой, что, споткнувшись, чуть было не растянулся на полу.

– А дочь моя, Елизавета, она, позволь спросить, чем вам не угодила?

– Лиза?! Замечательная девушка! Редкая красавица! – тараторил главный редактор, не понимая, куда клонит его утренняя посетительница.

– Если так считаете, то какого, извините, черта вы позволяете печатать всякую чушь?

– А-а! – осенило Владислава Игоревича. – У вас претензии к напечатанному? Сейчас разберемся. Какая рубрика?

– Криминальная хроника.

У редактора засвербило в носу. Так и есть! Опять эта Виолетта. Поручая ей вести рубрику криминальной хроники, Владислав Игоревич заранее предчувствовал грядущие неприятности. Милая девушка с романтичными кудряшками на голове в действительности оказалась особой вздорной и напористой. На дух не перенося милицейские сводки, она потребовала для себя рубрику «Светская жизнь, мода и дизайн». Редактор только закатывал глаза и с пеной у рта доказывал бестолковой журналистке, что никакой светской жизни в их индустриально-вонючем мегаполисе просто быть не может. Перестрелки, разборки и прочие чудеса большого города происходили у них не в пример чаще, чем презентации, светские рауты и губернаторские приемы. Но когда стервоза притащила свой первый материал, у Владислава Игоревича голова пошла кругом. У него всерьез возникли опасения, не является ли его журналисточка внебрачной дочерью губернатора либо третьей женой известного преступного авторитета.

После этого обе стороны пошли на компромисс. Редактор позволил Виолетте по выходным печататься в рубрике «Светская жизнь», ну а Виолетта снизошла до криминальной хроники. Правда, все кто читал ее опусы, надолго впадали в состояние прострации. Вершиной ее творчества на ниве криминала стала заметка в газете, повествующая о том, как во время распития самогона на крыше граждане Ф. и К. поссорились, в результате чего Ф. засунул К. в анальное отверстие бутылку из-под вина. Сей прискорбный случай был лихо расписан Виолеттой. Она не пожалела времени и сил, описывая достоинства вина «Меdok» от «Barton, Guestier», бутылка из-под которого была использована незадачливыми Ф. и К. На следующий день бедный редактор топтал ковер у областного прокурора, извиняясь и оправдываясь. Служитель закона усмотрел в этом творении Скороходовой «глумление над моралью и светлой памятью ушедшего в мир иной К.».

Сейчас же Владислав Игоревич чувствовал себя бодрее, но решил прояснить ситуацию до конца.

– Верочка, – связался он по селектору с секретаршей. – Виолетту сюда. Живо!

Через несколько минут в кабинете материализовалось создание женского пола с волосами-кудряшками. Стрельнув глазами в сторону редактора и расфуфыренной дамы, оно произнесло:

– Что звали?

Владислав Игоревич, щелкнув пальцами, изобразил нечто подобное: «Вот, пожалуйте-с! Ваша жертва! Кушать подано!»

Вероника Алексеевна вытащила из сумочки алый платок и, взмахнув им в воздухе, подобно фокуснику, покрыла им беспорядок на редакторском столе.

– Что скажете?

Виолетта вопросительно взглянула на редактора. Но шеф, наблюдая за чудачествами Дубровской, только пожал плечами.

– Ну, не знаю… Косынка какая-то, красная.

– Косынка! Да это же «Гуччи». 250 долларов – цена. А вы пишете – пионерский галстук!

Дубровская кинула редактору номер «Вечернего Урала», и Владислав Игоревич уткнулся в статью, помеченную жирным восклицательным знаком.

– Черный низ – белый верх! Это же классика! Контрастные цвета, четкие силуэты, простые линии… Неувядающий деловой стиль, оживляющая нотка которого – алый шейный платок. Дань женственности, если хотите!

– А что вы от меня хотите? – удивилась Виолетта.

– Опровержения! Реабилитации! – воскликнула странная посетительница.

Главный редактор уже пробежал глазами газетную галиматью и теперь озабоченно хмурил брови. «Valentino», «Christian Dior»… Опять Скороходова взялась за старое.