Дом в Цибикнуре - Софья Могилевская

Все мальчики наклоняются над картой. Где эти освобождённые от фашистов города? Их можно затушевать красным карандашом. Ведь эти города снова у нас. Снова советские! Снова наши!

— Одних танков мы захватили двести пятьдесят штук, — продолжает Аркадий.

Но дальше Наташа не слушает. Дальше Наташа уже не может слушать.

Погорелое-Городище… Погорелое-Городище… Кто у них из Погорелого-Городища?

Она отлично помнит, кто-то из Погорелого-Городища.

И тут в Наташиной памяти мгновенно возникает разговор с Анютой, когда она, Наташа, приехала сюда, в этот дом.

«Ты откуда?» спросила Анюта. «Из Ленинграда, — ответила Наташа. — А ты откуда?» — «Из Погорелого-Городища, — отвечала Анюта. — У вас в Ленинграде тоже фашисты?», спросила Анюта. «Нет, — сказала Наташа, — у нас в Ленинграде никаких фашистов нет и не будет. Мы никого не пустим в Ленинград». А потом Наташа спросила: «А почему твой город называется Погорелое-Городище? Разве там всё погорелое?» — «Нет, — сказала Анюта, — у нас там нет ничего погорелого. У нас там очень хорошо. И дома светлые, и сады зелёные. У меня там мама, бабушка и братик остались. А узнать про них ничего нельзя».

И вот, оказывается, Погорелое-Городище, Анютин город, наши войска освободили от фашистов. Значит, Анюта может получить весточку от мамы, бабушки и брата. И может послать им письмо про себя.

Нет, Наташа не может ждать ни одной минуты. Она должна сегодня же, сейчас же, сию же секунду сообщить Анюте про такую огромную радость.

И, забыв про тайну, про то, что от мальчишек может попасть, забыв про всё на свете, Наташа, путаясь в одеяле, летит по коридору обратно, к комнате своих девчат, и голос её звенит на весь дом:

— Девочки! Девочки! Девочки! Сегодня был «Последний час»! Анюта! Твоё Погорелое-Городище наши войска освободили от фашистов… Анюточка, поздравляю тебя!.. Поздравляю тебя, Анюточка!..

Глава 20. Сентябрь — картофельный месяц

Дни в сентябре установились погожие и тёплые. Золотое бабье лето. Точно на заказ для уборочных работ, держалась погода. Тепло было, как летом. Только деревья переменили летнюю зелень на шуршащее золото осени.

В жёлтое перекрасили клёны свои широкие лапчатые листья. Вся янтарной стала берёза.

Покраснела сквозная и трепетная осина.

Лёгкая паутинка висела на деревьях. Будто солнце, спустив до самой земли свои тонкие блестящие лучи, перекинуло их от дерева к дереву, от ветки к ветке, от листа к листу…

Было такое безветрие, что жёлтые листья медленно, по одному, слетали с деревьев и, прежде чем лечь на землю, долго плавали и ныряли в неподвижном воздухе.

Ребята торопились поскорее убрать с детдомовского участка свою картошку, чтобы итти работать в колхоз. Меньше чем за неделю вырыли и свезли в овощехранилище весь картофельный урожай. Да ещё разобрали по сортам: «лорда» к «лорду», розовую скороспелку к розовой скороспелке, лиловую крупную синюху к синюхе, а разную мелочь отдельно — корове и поросятам.

Только покончили с уборкой, и прямо на следующее же утро к директору Клавдии Михайловне явился Иван Иваныч, председатель соседнего колхоза.

— Ну, директор, — с порога сказал он Клавдии Михайловне, — раз со своей картошкой управились, пожалуйте к нам на подмогу! Завтра и мы с утра начинаем копку.

И на следующее утро все старшие девочки и все старшие мальчики отправились на работу в Куптурский колхоз.

До Куптурского колхоза недалеко — километра полтора. Сначала нужно пересечь чёрные распаханные пары. Потом пойти тропкой вдоль низкого кустарника, окаймляющего овраг. А за кустарником уже видны и длинные строения коровника, и конюшни, и светлый новый, выстроенный перед войной и не успевший потемнеть амбар, и крохотная закоптелая кузня, и все избы, полукругом карабкающиеся на пригорок, с палисадниками, перед окнами, с огородами на задах, и высокие деревья с оранжевыми кистями рябины.

Мальчики, чтобы ловчее было работать, — в старых лыжных штанах. Девочки по-бабьи повязаны тёплыми платками. Свежо. Утра уже с заморозками. Трава на затенённой стороне подёрнута инеем, будто густо посыпана мелкой белой солью. А там, куда падают солнечные лучи, там иней растаял, и влажные травинки кажутся яркозелёными, точно умыты летним дождём.

Мила шагает впереди, как командир в голове своего отряда. С сегодняшнего дня она — бригадир колхозной детдомовской бригады. В руках у неё свернутая трубкой ученическая тетрадь. В неё она будет заносить разные важные вещи: кто как работает, кто сколько сделал, у кого какая выработка и вообще всякие замечания и наблюдения.

Вот, оказывается, какой у них в этом году сентябрь. Не похожий на все остальные сентябри. Картофельный месяц!

Прежние сентябри они с самого первого числа усаживались за парты и прилежно учились. А в этом году вместо занятий идут в колхоз убирать картошку. Значит, стране очень понадобились их рабочие руки, если пришлось оторвать их всех, старших школьников Советского Союза, от учёбы на целых тридцать сентябрьских дней. И, значит, им нужно очень постараться в работе, чтобы не зря, чтобы с пользой прошли все дни, которые они проведут не за партой, а в поле, на уборке. Так им вчера на собрании говорили Клавдия Михайловна, Софья Николаевна и Марина.

— Это ничего, — вчера после собрания сказала Мила Кате, — что мы ещё месяц не будем учиться. Хорошенько приналяжем и нагоним пропущенное. Правда? А зато мы поможем колхозу поскорее убрать картошку. Знаешь, как это нужно, раз столько людей на войне…

Да, это хорошо и очень важно, что они будут работать в колхозе, думала Катя. Но всё-таки ей было жаль, что занятия отодвигаются ещё на тридцать дней. Долго не придётся бегать в школу по дорожке, что вьётся по луговине. Долго не придётся писать мелком на классной доске, отвечать уроки. Долго. Целых тридцать сентябрьских дней!

Перед избой правления Куптурского колхоза ребята останавливаются.

— Иди, — говорит Женя Миле. — Раз ты у нас бригадир, иди и договаривайся.

Мила поднимается по ступенькам высокого крылечка, входит в сени и дёргает на себя входную дверь.

Сизый махорочный дым плывёт ей в лицо. В правлении полным-полно народу. Наверное, тут всё одни бригадиры и пришли за нарядами на работу для своих бригад, как и она.

— А, подмога явилась! — встаёт ей навстречу Иван Иванович. — Видели, видели вас в окошко. Ну, как директор Клавдия Михайловна, здорова? Как ребята?

— Все здоровы, — говорит Мила. — Вот пришли к вам работать.

— Поля!

Это уже относится к счетоводу, которая сидит напротив и щёлкает на счётах.

— Пиши, Поля, им наряд на Кривой лог. Будут работать во второй бригаде, у Аксиньи Мироновой. Как, Аксинья, не против?

И Аксинья тут. Маленькая, проворная, крепкая, будто тугой вилок капусты.

— А я что ж? — говорит Аксинья, посматривая на Милу с весёлой, хорошей усмешкой. — Я что ж? Я не против. Если работать будут на совесть, я ничуть не против…

— А почему им работать плохо? Они народ сознательный, пионеры, понимают, как, люди должны работать в военное время.

— Это мы понимаем, — твёрдо говорит Мила. — Это мы очень хорошо понимаем…

Глава 21. В колхозе

Когда ребята вместе с Аксиньей подошли к картофельному полю у Кривого лога, солнце уже поднялось высоко и начало хорошо пригревать.

Девочки стянули с себя тёплые платки, мальчики скинули лыжные куртки.

— Так и знала, не нужно было кутаться! — сказала Клава. — Зачем платки? Разве теперь холодно?

Кривой лог — это пологий овраг, перепаханный под зябь. От дороги в сторону оврага тянутся длинные картофельные борозды. Кое-где картофельные кусты ещё сохранили свою пышную и тёмную зелень, кое-где ботва почернела, опалённая утренними заморозками.

Если одному стоять на дороге, а другому уйти к оврагу и начать друг с другом переговариваться даже самыми громкими голосами, пожалуй не разберёшь ни слова — таким огромным было картофельное поле у Кривого лога, куда Аксинья Миронова привела детдомовскую бригаду.

— Этот участок весь твой? — спросила Мила, мысленно удивляясь величине поля.

— А то чей? — гордо проговорила Аксинья. — И, думается, не меньше чем по тридцать тони с гектара снимем. Такие обязательства взяли.

Сколько же миллионов картофелин придётся им выбрать из земли и перенести к дороге, туда, где горой наваленная картошка уже ждала, чтобы её увезли в овощехранилище.

— А нам сколько нынче убрать? Какие нормы?

Аксинья неуверенно поглядела на ребят.

— Городские вы, непривычные, и не знаю, как будете работать…

— Мы работать умеем. У себя картофель подчистую убрали. Нам не в новинку (конечно, Мила и виду не показала, как её смутило это огромное картофельное поле), нас восемнадцать человек.