Александр III и его время - Евгений Толмачев

Занятная оказия произошла в Рыбинске. Тамошняя биржа давала большой обед. Среди прочих тостов пили за здоровье графа Строганова и благодарили его за то, что он привёз наследника престола в главный склад привозимого с юга хлеба. Граф незамедлительно ответил: «Благодарю вас, господа, за тост, я сам радуюсь, что нахожусь в Рыбинске, потому что вновь убедился, что под вашими туго набитыми деньгою карманами бьются истинно русские сердца». Впечатление было крайне оригинальное: все стояли с открытыми от удивления ртами (418, 1896, № 7, с. 432—433).

Благодаря любви цесаревича к старине, были спасены в Ярославле и Костроме ценные памятники. В Ярославле, например, в старинной церкви Св. Иоанна Богослова наследник восторгался древним русским стилем и украшениями из изразцов и, узнав от настоятеля, что епископ Нил хочет приказать закрасить их, чтобы церковь эта не привлекала прихожан преимущественно перед другими, поехал лично к епископу, которому выразил своё восхищение старинными церквами. Этого было достаточно, чтобы епископ Нил отказался от мысли закрашивать их.

Отношение народа к цесаревичу было уважительное и трогательное. Матери приносили к нему младенцев с просьбою благословить их. Как отмечает Оом, в Костроме произошёл курьёзный случай. Цесаревич там лично принимал просьбы и разные мелкие подношения народа, стоявшего перед губернаторским домом. Среди прочих поднесены были одной старушкой на тарелке бумага с просьбой, при ней просфора и какая-то из бумаги же сделанная коробка, вроде ковчега. Когда занесли всё это в комнату, обратили внимание, что бумажный ковчег, стоявший возле просфоры на тарелке, покачивается. Взглянув внутрь коробки, обнаружили множество тараканов, ползающих по дну и стенкам ковчега. Когда стали разбираться, выяснилось, что просфора была поднесена старушкой как доказательство, что она утром помолилась за цесаревича, а тараканы в коробке как выражение пожеланий ему счастья (там же, с. 436).

В Саратове какой-то древний старец лет 80 или более, умилённый доступностью цесаревича пожелал благословить его самого, и великий князь благоговейно преклонив голову, подошёл под благословение. Старик осенил широким знамением креста, и вслед затем упал ему в ноги.

В Сарепте (бывший город, с 1931 г. в черте нынешнего Волгограда. — Е. Т.) августейший сын с любопытством знакомился с самобытными чертами этой колонии саксонских гернгутеров посреди русского Приволжья, располагавшей правами полного самоуправления под сенью двуглавого орла.

В районе Астрахани на Каспийском море цесаревич наблюдал рыбную ловлю известной тогда астраханской ватаги. Не прошло и получаса после отплытия за добычею рыбацких лодок, как они уже возвратились с целыми грудами белуги, осетров, севрюги и стерляди. На его глазах быстро и ловко была вынута из пойманной рыбы икра. Обед был предложен от имени рыболовной компании.

Довольно меткую характеристику цесаревичу дал в своём дневнике наказной атаман донцов генерал-адъютант граф П. X. Граббе, встречавший царского сына на земле Войска Донского. «До этого мне случалось нередко видеть его в разных парадах, выходах, — отмечает Граббе, — а теперь в первый раз одного как хозяина у себя. Как он прекрасен! Какой симпатичный голос! Какая умная и скромная приветливость! Любуясь им, пролетела ко мне мысль, какие судьбы готовит Провидение созданию, украшенному лучшими его дарами, и к приятным вообще впечатлениям примешалось как будто что-то похожее на сострадание».

В целом путешествия по родной стране имели большое значение для развития великого князя. Он непосредственно видел Россию такою, какой она была на самом деле. 19 октября 1863 г. цесаревич возвратился в Петербург, а в апреле 1864 г. Александр II принял решение отправить его в новое, заграничное путешествие. Разработанный графом Строгановым подробный план этого путешествия кроме научно-образовательных целей, знакомства с иностранными дворами, предусматривал возможность укрепить здоровье царского первенца морскими купаниями и самому цесаревичу по сердцу сделать выбор августейшей невесты.

Как мы знаем, это путешествие стало для царственного юноши последним.

3. ЗАГРАНИЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

18 июня 1864 г. великий князь Николай Александрович из Царского Села выехал поездом за границу. В составе его свиты были граф С. Г. Строганов, флигель-адъютант полковник О. Б. Рихтер, наставник цесаревича профессор Московского университета Б. Н. Чичерин, дорожный секретарь Ф. А. Оом, доктор Н. А. Шестов и адъютанты: поручик л.-гв. Кирасирского Его Величества полка П. А. Козлов и прапорщик л.-гв. Преображенского полка князь В. А. Барятинский. С первыми двумя спутниками мы уже познакомились. Что же представляли собой остальные члены свиты?

Бесспорно, наиболее авторитетным и способным из этой группы был Борис Николаевич Чичерин. Ко времени путешествия Чичерин получил общественное признание как один из идеологов умеренного либерализма. Им был опубликован целый ряд статей по истории России. В начале 1861 г. он был избран советом Московского университета исполняющим должность экстраординарного профессора по кафедре государственного права. С восторгом встретил он крестьянскую реформу, охарактеризовав её как «лучший памятник русского законодательства». Резко отрицательно оценивал революционно-демократическое движение, особенно деятельность А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, называя её «неистовым беснованием». Летом Чичерин получил приглашение от графа Строганова принять на себя чтение курса государственного права наследнику-цесаревичу. С начала 1863 г. цесаревич приступил к изучению этого курса под руководством Чичерина по программе, составленной последним для университетских лекций. Уже на первых занятиях стало ясно, что великий князь довольно легко справляется с весьма сложным материалом, кратко и ясно излагая целый ряд учений, насыщенных философским содержанием, причём излагает это довольно отчётливо, последовательно и даже изящно. По воспоминаниям Чичерина, «самые отвлечённые мысли, категорический императив Канта, философское учение Гегеля, легко усваивались даровитым юношей, которого природные способности и восприимчивый ум восполняли недостаток первоначального обучения» (381, т. 1, с. 88).

Вся хозяйственная часть путешествия лежала на Фёдоре Адольфовиче Ооме. Как заметил Чичерин, это был отменный, безукоризненно честный и добрый человек, происходивший из голландского рода. Он целиком был предан своему долгу и тому лицу, к которому он был приставлен. Живой, весёлый, общительный, участливый, Оом сердцем стоял, может быть, выше всех остальных. Он важно обсуждал все вопросы, придавая несколько преувеличенное значение мелочам.

Николай Александрович Шестов был человек не дурной, обходительный, но пошлый. К наследнику он был определён в 1859 г. по рекомендации лейб-медика Енохина, которому он приходился племянником. По отзывам, Шестов учился хорошо, но доктор из него получился неважный. Он не питал любви к медицине, хотя и был преподавателем Петербургской медико-хирургической академии. Оба молодых ординарца были добрыми, милыми, весёлыми ребятами, настоящими гвардейскими офицерами, но без всяких умственных интересов и без прочного образования. Все жили в полном согласии.

Надо добавить, что кроме вышеназванных лиц, был прикомандирован к цесаревичу поручик фельдъегерского корпуса Шлотгауэр и взят в качестве курьера женевец Бо. При цесаревиче состояли также камердинер Костин и рейткнехт Вельцин.

Как отметил в своих воспоминаниях Чичерин, из всей свиты цесаревича только граф Строганов мог поддерживать с ним серьёзный умственный разговор, в котором наследник со свойственной ему восприимчивостью всегда принимал живое участие. Отношения между ним и свитой были самые непринуждённые, разговор был всегда оживлённый и дружественный, и можно было высказываться обо всём с полною откровенностью. «Мы путешествовали, — пишет Чичерин, — как кружок друзей разных возрастов, различных положений, но все соединённые общим чувством и общими стремлениями. Центром этого маленького мира был прелестный юноша с образованным умом, с горячим и любящим сердцем, весёлый, приветливый, обходительный, принимающий во всём живое участие, распространяющий вокруг себя какое-то светлое и отрадное чувство» (там же, с. 126).

Цесаревич с тяжёлым сердцем расставался с родиной и, в частности, с Петергофом. «Если я за границей увижу один такой прелестный вид, то я буду вполне доволен», — признался он перед отъездом.

Через Берлин наследник престола прибыл в старинный баварский курортный город Киссинген, где тогда отдыхала российская императорская чета и другие влиятельные особы с их свитами. Там можно было увидеть императрицу Австрии Елизавету, короля Баварии, великую кн. Ольгу Николаевну с супругом — наследным принцем Вюртембергским, великого герцога Мекленбург-Шверинского. Среди отдыхающих цесаревич встретил вице-канцлера Горчакова и своего бывшего наставника, посланника в Штутгарте Титова. Король Баварии Людвиг II, сверстник великого кн. Николая Александровича, приветливо принимал всех гостей, но больше всех старался угодить венценосным родителям цесаревича.