Сочинения. Письма - Павел Васильев

ТРОЙКА

Вновь на снегах, от бурь покатых,В колючих бусах из репья,Ты на ногах своих лохматыхПереступаешь вдаль, храпя,И кажешь морды в пенных розах, —Кто смог, сбираясь в дальний путь,К саням — на тесаных березахТакую силу притянуть?Но даже стрекот сбруй сорочийЗакован в обруч ледяной.Ты медлишь, вдаль вперяя очи,Дыша соломой и слюной.И коренник, как баня, дышит,Щекою к поводам припав,Он ухом водит, будто слышит,Как рядом в горне бьют хозяв;Стальными блещет каблукамиИ белозубый скалит рот,И харя с красными белками,Цыганская, от злобы ржет.В его глазах костры косые,В нем зверья стать и зверья прыть,К такому можно пол-РоссииТачанкой гиблой прицепить!И пристяжные! Отступая,Одна стоит на месте вскачь,Другая, рыжая и злая,Вся в красный согнута калач.Одна — из меченых и ражих,Другая — краденая знать —Татарская княжна да блядь —Кто выдумал хмельных лошажьихРазгульных девок запрягать?Ресниц декабрьское сияньеИ бабий запах пьяных кож,Ведро серебряного ржанья —Подставишь к мордам — наберешь.Но вот сундук в обивке меднойНа сани ставят. Веселей!И чьи-то руки в миг последнийС цепей спускают кобелей.И коренник, во всю кобенясь,Под тенью длинного бича,Выходит в поле, подбоченясь,Приплясывая и хохоча.Рванулись. И — деревня сбита,Пристяжка мечет, а вожак,Вонзая в быстроту копыта,Полмира тащит на вожжах!

СОЛЯНОЙ БУНТ (М., 1934)

СОЛЯНОЙ БУНТ

Часть первая

Желтыми крыльями машет крыльцо,Желтым крыломСобирает народ,Гроздью серебряных бубенцовСвадьбаНад головоюТрясет.

Легок бубенец,Мала тягота, —Любой бубенец —Божья ягода,На дуге растетНа березовой,А крыта дугаКраской розовой,В Куяндах дугаОблюбована,Розой крупноюРазмалевана.

Свадебный хмельТяжелей венцов,День — от свадебныйВдосталь пьян.Горстью серебряных бубенцовСвадьба швыряетсяВ синь туман.

Девьей косойПерекручен бич,Сбруя в звездах,В татарских, литых.Встал на телегеКорнила Ильич.— Батюшки-светы! Чем не жених!

Синий пиджак, что небо, на нем,Будто одет на дерево, —Андель с приказчиком вдвоемПлечи ему обмеривал.Кудерь табашный —На самую бровь,Да на лампасах —Собачья кровь.

Кони! Нестоялые,Буланые, чалые…Для забавы жаркиПегаши да карьки,Проплясали целый день —Хорошая масть игрень:У черта подкована,Цыганом ворована,Бочкой не калечена,Бабьим пальцем мечена,Собакам не вынюхатьТропота да иноходь!А у невестонькиЛичико бе-е-ло,Глазыньки те-емные…— Видно, ждет…— Ты бы, Анастасьюшка, песню спела?— Голос у невестоньки — чистый мед…— Ты бы, Анастасьюшка, лучше спела?— Сколько лет невесте?— Шашнадцатый год.

Шестнадцатый год. Девка босая,Трепаная коса,Самая белая в Атбасаре,Самая спелая, хоть боса.

Самая смородина Настя Босая:Родинка у губ,До пяты коса.Самый чубатый в АтбасареГармонист ушел на баса.

Он там ходил,Размалина,Долга-аНа нижних водах,На басах,И потомВывел саратовскую,Чтобы ВолгаВзаплески здоровалась с Иртышом.

И за те басы,За тоску-грустёбуПоднесли чубатомуВодки бас,Чтобы, размалина,Взаплески, чтобыПальцы по ладам,Размалина,В пляс:

Сапоги за юбкою,Голубь за голубкою,Зоб раздув,Голубь за голубкою,Сапоги за юбкою,За ситцевой вьюгою,Голубь за подругою,Книзу клюв.Сапоги за юбкоюНапролом,Голубь за голубкою,Чертя крылом.Каблуки — тонки,На полет легки,Поднялась на носки —Всё у-ви-дела!

А гостей понаехало полный дом:Устюжанины,Меньшиковы,Ярковы.Машет свадьбаУзорчатым подолом,И в ушах у нееНе серьги — подковы.

Устюжанины, мешанные с каргызом,Конокрады, хлестанные пургой,Большеротые, с бровью сизой,Волчьи зубы, ноги дугой.

Меньшиковы, рыжие, скопидомы,Кудерем одним подожгут што хошь,Хвастуны,Учес,Коровья солома,Спит за голенищем спрятанный нож.

А Ярковы — чистый казацкий род:Лихари, зачинщики,Пьяные сани,Восьмерные кольца, первый народ,И живут,Станицами атаманя.

Девка устюжанинскаяТрясет косой,Шепчет ярковским девкам: — Ишь,Выворожила, стерва,Выпал Босой —Первый король на цельный Иртыш.

Да ярковским что!У них у самихНе засиживалась ни одна:Дышит легко в волосах у нихПоздняя, северная весна…

Пологи яблоновые у них.Стол шатая,Встает жених.Бровь у него летит к виску,Смотрит на НастюГлазом суженным.Он, словно волка, гонял тоску,Думал —О девке суженой.

Он дождался гульбы! И вотОн дождался гостей звать!За локоток невесту беретИ ведет невесту —Плясать.

И ведет невесту своюКружить ее — птицу слабую,Травить ее, лисаньку, под улю-люИ выведать сырой бабою.

Зажать ее всюЛегонько в ладонь,Как голубя! Сердце услышать,Пускать и ловить ее под гармонь,И сжать, чтобы стала тише,Чтоб сделалась смирной.Рядом садить,Садовую, счастье невдалеке,В глаза заглядывать,Ласку пить,Руку ей нянчить в своей руке.

— Ох, Анастасея… Ох, мояОхотка! Роса. Медовая.Эх, Анастасья, эх, да я…Анастась!..Судьба!Темнобровая!

Я ли, алая, тебя бить?Я ли, любая, не любить?Пошепчи,Поразнежься,Хоть на столько…— Жениху!С невестою!Горько!

И Арсений Деров, старый бобер,Гость заезжий,Купец с Урала,ВолодетельСоленых здешних озер,Чаркой машет, смеется:— Мало!..

Он смеется мало, а нынче — в хохот,Он упал на столОт хохота охать.Он невесте, невестеДом подарил,Жениху подарил — вола,Он попов поил, звонарей поил,Чтобы гуще шел туман от кадил,Чтобы грянули колокола.

Ему казаки — друзья,Ему казаки — опора,Ему с казакомНе дружить нельзя:Казаки —ЗашшитникиОт каргызья,От степногоХамаИ вора!

А к окну прилипли, плюща носы,ГрудойУ дома свален народ —Слушать, как ушел на басыГармонистЗнаменитый тот,Видеть, как Арсений ДеровПоказывает доброту,Рассудить,Что жених,Как черт, остробров,Рассудить Про невесту ту.

За полночь, за ночь…Над станицей месяц —Узкая цыганская серьга.Лошади усталиБубенцом звенеть…За полночь, за ночь…За рекой, в тальниках дальних,Крякая,Первая утка поднялась,Щуки пудовыеПо теплой водеНачертили круги.Сыпались по курятникамПух и помет,И пошатывалисьПетухи на нашестах,Не кричали — зарю пили…Свадебное пероНочь подметала,Спали гости, которые не разошлись.

А жених увел невесту туда,Где пылали розаны на ситце,Да подушки-лебедиВ крылья не били,Да руки заломанные,Да такая жаркаяЖарынь-жара…

А на рассвете, когда табуныЕще не кричали,Не пели калитки,Окна студеные были темны,С дымных песков степной стороныДробно загрохотали кибитки.

Их окружали пыль и гром,На лошадяхРазукрашенных,В рыжем мыле,АткаменерыПлясали кругом,Падали к гривам и, над седломПриподнимаясь, небу грозили.

Красным лисьим мехом горя,Их малахаи неслись, махаяВялым крылом.И неслась заря,Красная, как их малахаи.

В первой кибиткеХаджибергеневАмильжан,Хозяин,Начальник, — онВесь распух от жира и денегИ от покорнойНежности жен.

У него в гостях не была худоба, —Он упитанОт острых скулИ до пят.На повозках кричатЕго ястреба,И в степяхИноходцы его трубят.

И у жен егоВ волосах — рубли,Соколиные перья — у сыновей,Род его — от соколов иОт далеких,Те-емныхХанских кровей.

Пал наутро первыйКрупный желтый лист,И повеялоВо дворы холодком.Обронила осеньСиницы свист, —Али загрустилаОна о ком?

А о ком ей грустить?Птицы не улетели,Весело дымятсяЛиственные костры,КружатЯрмарочные карусели,Режут воду шипомПенные осетры.

Али естьТоска о снегах, о зиме,О разбойной той, когда между пнямиПробегут березы по мерзлой земле,Спотыкаясь, падая,Стуча корнями?

Над крышей крашенойИз трубы валит,Падает подбитым коршуномДым.Двор до половиныНавесом крыт,Двор окружен бурьяном седым.

Там, в загонах дальних,В ребрах оград,Путами стреноженныеВолосяными,Лошади ходят,Рыбой скользят,Пегие, рыжие,Вороные!

Сена наметано до небес,Спят в ларяхПроливные дожди овса,Метится в самое небоОглобель лес,И гудят на бочкахЖелезные пояса.

Устлан травойКоровий рай,Окружены их загоныДолгим ревом.Молоко по вымям ихБьет через край,Ходят они по землям Ковровым.Ходит хозяйствоПо землям ковровымПеред хозяином,Перед Деровым!

Солнце играетВ листьях кленовых,Солнце похаживаетНа дворе,Бьет по хребтамТридцатипудовыхРыжих волов, звенит на подковахИ на гусиномКрупномПере.

Шибко ветерСыплетЧастой,Мелкою дробьюВ гусиный косяк,Утлых гусятИ гусынь грудастыхВ красных сапогахПроводит гусак.

Дом стоит на медвежьих ножках,Трубы глухи. Из труб глухихКубарем с дымом летят грехи,Пляшут стерляди над окошком,И на ставнях орут петухи.

Дом стоит на медвежьих ножках,И хозяин, в красных сапожкахНа деревянных гнутых ногах,В облачных самоварных парахБьет ладонью о крытый стол,Бьет каблуками в крашеный пол,Рвет с размаху расшитый воротК чертовой матери!.. А за окномСтарый казацкий верблюжий городС глиняной сопкой — одним горбом.

А во двореГусак идет,Стелет шеюИ крылья,Оберегает свойЗнатный родИ свое Изобилье.Низко надГородом —Облака,МешанныеСо снегами,Но далекаГроза,Далека, —Может быть,За горами…

В горнице деровскойКазацкая знать,На локоток опершись,Дневует,Светят лампады,И божья матьВ блюдца на чайЛюбовно дует.

Чайные глаза у нее,Лик темнобров,Строгая,Чуть розовеют скулы,Но загораживаетДеровБожью мать: — Ясаулы!Степняки,Сторожа, на что жНаши крепости —Наши славы, —Курсаки, травянаяМелкая вошьМутит бунтИ режет заставы?

Оспода,На штандартеВашем — цари,Ваши саблиНе живы, что ли,Чтоб моглиВ степях дикариУстюжаниныхБрать в дреколье?

И ярковскихСоколов брать?Мы дождемся,Когда каргызыБудут, матьТвою в перемать,На поповскихПарчовых ризах!

Кто владеетСтепной страной?Нынче бунт соляной, —Так что же,Завтра будетБунт кровяной?Соль в крови —И железо тоже!

Сторожа-станишники!

Грызут усыСторожа. А ХаджибергеневГоловой качает:— Джаксы. —Он поджалПод себя колени.

Он бежалОт степей,Хвост поджав,С долгой улыбкойВ глазах косых.Правы есаулы,Хозяин прав,ХаджибергеневЛюбит их!ХаджибергеневЗнаетИх!В сощурах глаз,Ястребиных, карих, —Сладковатый полынный дым,Пламя ночных и полдневных маревАзии нависает над ним.Хаджибергенев знает:Хозяин прав,Соль — азрак тратур,Прольется кровь.Ведет от ауловПо гривам травДорога, ни разуНе заплутав,Длинная, какУ атамана бровь.Ой, джаман!Бежит сюдаДорога, как лисица в степях, —Там, в степях, кочует бедаНа ворованных лошадях.Там, в степях, хозяином — вор,Пика и однозубый топор.Он — свидетелем,Он там был.Глупые люди с недавних порЛовят на арканКазаков, как кобыл.Трусы, рожденныеОт трусих,Берут казаковПочтеннейших тамЗа благородныеКудри их,Бьют их по благородным глазам,Режут превосходнейшиеУши имИ благородныеУши теБросаютПрезреннейшим псам своим,По глупости и простоте.Они за целых серебряныхПять рублейНе желаютРаботать целый год.Аллах, образумь!Аллах, пожалейГлупый, смешной народ!Хаджибергенев чувствует больВ сердце за них, — ониЧерпают всего лишьТолько соль,Соль одну — круглые дни.Они получают пять рублейНа руки в каждый год.Аллах, образумь!Аллах, пожалейДикий, жадныйНарод!..Он отирает пот с лица.Рука от перстней — золотая.Идут, колышутся без концаЕго табуны к Китаю.Ой-ё-ёй — идут табуны,Гордость и слава его страны.Овечьих отар пышны облака,У верблюдов дымятся бока,Град копыт лошадиных лют,Машут хвосты, и морды ревут, —Надо уберечь табуны. И вотОн рукой отирает пот.Надо надеть на народ уздуКрепче и круче,Чем вначале,Чтоб в соляномИ прибыльном льдуЛюди работалиИ молчали.Тут Корнила Ильич Ярков,Атаман станишный,Слово берет, —Он произносит егоБез слов,Лаковый сапожокВынося вперед.Хмель ишо гудитУ него в башке,Бабий ротКазака манитИздалече,Будто он держитЕще в рукеКруглые и дрожжливыеБабьи плечи.Но из-под недвижныхПтичьих векЯростный зачиналсяОгонь…Как руку невесты,Нашла при всехРукоятку шашкиЛадонь.И все уже видели:Корнила ИльичВсе разговорыСгонит в табунДолгим взглядом,Затянет клич —Плетью и саблейВытравить бунт…Бунт!Бунт!Бунт!Все уже знали:Того и жди,И нечего большеЖдать.Он — с регалиямиНа груди —Брови свои понесетВпереди.Саблю пустит порхать.И, с глазами волчьих лун,Мелкий смешокВ усах хороня,Губы распластываетСразу: — Бунт?Нечего говорить — на коня!

Эти стаи привел на Иртыш Ермак,Здесь они карагач на костры вырубалиИ селились станицами возле зеленой волны,Тынья, крепости называли по-рыбьи и птичьи, —Так возникли Лебяжье, Черлак и Гусиная Пристань.

На буграх прииртышских поджарые кони паслисьЭтих лыцарей с Яика, этих малиновых шапок,Этих сабель свирепых и длинных пищалей,И в Тоболе остались широкие крылья знамен,Обгоревшие крылья, которыми битва махала.

К устью каменных гор они песни и струги вели:Где стреляли по лебедю — там возникло Лебяжье,Где осетр попадался обильно — Черлак возникал,Где тяжелые гуси ломали осоку в полете —Там Гусиная Пристань тын городила…

Ермак Тимофеич давал есаулам наказ,Чтоб рубили дома казаки и ставили бани,И брюхатили пуще баб завезенных,И заставы покрепче держали на сопках дозорных,Да блюли свои грамоты, власть и оружие.

Край богат. По Тоболу и дальше, в леса,Собирай, словно ягоду, соболя, бей горностая,Заводи неводами лисиц черно-бурых и красных.Там на лбах у сохатых кусты костяные растут,И гуляют вразвалку тяжелые шубы медвежьи.

Край обилен. Пониже, к пескам Чернолучья,Столько птицы, что нету под нею песка,И из каждой волны осетриные жабры да щучьи…И чем больше ты выловишь — будет всё гуще и гуще,И чем больше убьешь — остальная жирней и нежней.

А к Ишиму, к аулам, курган на курган,И трава на траву, и луна на луну, и звезда под копытом, —Воеводство коровьего рева, курчавое море овечье,Лошадиные реки, тяжелый кумыс в бурдюках,Земли стонут от сытости, истосковавшись под ветром.

Край чужой. По ночам зачинается где-то тоска,Стонут выпи по-бабьи, кричат по-кошачьи, и долгоПоднимаются к небу тревожные волоки волчьи.Выдра всплещется. Выстрелит рядом пищаль,Раздадутся копыта, — кочевники под боком были.

Край недобрый. Наклонишься только к ручью,Только спешишься, чтобы подпругу поправить,Тетива загудит, под сосок, в крестовину иль в глотку,В оперении диком, шатаясь, вгрызется стрела, —Степняки и дики и раскосы, а метятся ладно.

У Шаперого Яра на пузах они подползли,Караульных прирезали, после ловили арканом,Да губили стрелой, да с размаху давили конями,Есаула Седых растянули крестом и везлиТри корзины ушей золоченому хану в подарок.

А до Яика сто перелетов гусиных —В поворот бы, да шибко! И в свист — и назад.Отгуляться за всё в кабаках даромшинных,Да купцам повыламывать долгие руки покруче.Там добыча полегче, чем эти пуды в осетрах.

Но купцы за широкой и дюжей спинойАтаманского войска велись и радели,И несли на подмогу цареву заступу и милость,Подвозили припасы, давали оружью кормаИ навстречу гонцам Ермаковым катили бочаги.

К устью каменных гор и Тоболу купцы подошли,Подошли, словно к горлу, тряслись по дорогам                                                                       товарным, —Там, где сабля встречалась с копьем и щитами,Крепко-накрепко встали лабазы, обмен и обман.

А станицы тянулись туда, где Зайсан и Монгол,От зеленой волны и до черной тянулись и крепли,Становились на травах зеленых, на пепле,На костях, на смертях, и веселую ладили жизньПод ясачным хоругвем ночных грабежей и разбоя.

И когда не хватало станичникам жен привозных,Снаряжались в аулы, чинили резню, табуны угоняли,Волокли полонянок скуластых за косы по травамИ, бросая в седло, увозили к себе на тыны,Там, в постелях пуховых, с дикарками тешились вволю.

Оттого среди русых чубатых иртышских станицТут и там азиятские водятся скулы,Узкий глаз азията и дугами гнутые ноги, —Это кровь матерей поднимается исподволь в них,Слишком красная, чтобы смешаться с другою.

Но купецкие люди своих не держали кровей,Шибче крови степями купецкие деньги ходили,Открывали дорогу в глубинную степь, к Атбасару,Шли на юг и на север, искали в горах серебро,И косили зверье, и людишек вповалку косили.

Вознесли города над собой — золотые кресты,А кочевники согнаны были к горам и озерам,Чтобы соль вырубать и руду и пасти табуны.Казаков же держали заместо дозорных собакИ с цепей спускали, когда бунтовали аулы.

Коням строевым засыпали кормаПо старому чину,Рядами.На дивоУзда в серебре. Огневая тесьмаИ синяя лентаЗакручены в гривы:И то вроде гульбища — масленой — гэ!Плясать над ордойКосоглазой — забава,И в ленточной радуге,Звездной пургеНагайкой — налевоИ саблей — направо…Ого, молодечество,Выжечь с травой,Повытоптать — начистоСмуту в окружье!Куражься да балуйся,Ножик кривой,Да пика кыргызская —Тоже оружье!По старому чинуЖены седлалиКоней!Бровишки насупив зло,Старая МеньшиковаВ кашемировой шалиВышла старомуЛадить седло,Старому свомуПокрепче, потужеПодпругу тянула рукой костяной.Надо — и под ногиЛяжет мужу,Коли емуНазвалась женой.

МеньшиковскаяРыжая семья —Двадцать подсолнухов подряд, —Меньшиков и его сыновьяХлещут чай и тихо гудят.Младший сын завистней всех:— Чо ето приплетать голытьбу,Курам — в смех,Рыбам — в смех!Чо ли не ладно намБез помехСотней однойНаводить гульбу?Тожа, подумаешь!Что за вояки!Босых — берут,Сирых — берут.Во, погоди,Только утка крякнет,Баба ль натужится, — убегут. —А меньшиковское дитёУ отцовских плеч:— Батька, ба, пошто эти сабли?Куда собираться?— Кыргызов жечь.— А пошто?— По то, что озябли.— А ты бы им шубы?— Не хватит шуб. —Дитё задумалось: «Ую-ю!Так ты увези им дедов тулуп,Мамкину шаль и шубу мою!»

А у крепости начинались трубы,Стучали копыта, пыль мела,Джигитовали, кричали: «Любо!»Булькали железной водойУдила.Род за родом шли на рысях,Смаху плетью стелились махом,Остановившись, глазом кося,Кланялись есаульским папахам.«Ей, да не ходиСмотреть, забава, скачку.Ты напрасно, любушка,Д’ не прекословь,Если не слюбилисьМы с тобой,Казачка,Если закатиласьРанняяЛюбовь…»

Тут же разбились на сотниИ — в круг.Смолкнули, приподнялись на коленях.Треснуло, развернувшись, знамя,И вдругВыехал казначей!Ходаненов!Дал атаману честьИ — айда!Выплясал дробь,Не срываясьС места.Лошадь под ним —Не лошадь,Беда!Вся разукрашена,КакНевеста.Дал ХоданеновуГолос бог.Дал емуГолосаСколько мог.А ХоданеновК гривеПрилегИ затрубил,Что гоночныйРог:— Казаки!.. Нехристи!Царя! Супротив!Не допустим!Братья!С нами вера! —… Чуть покачивалисьПтицы грив.Кто-то ворчал:— Какого хераМылится?Деньги считал бы… ать! —Кто-то рядомСказал: — Молчать!..— Казаки! Без жалости!Блюсти дисциплину!Нас не жалеют,И их — Пора!.. —И сразу на всюКрепостнуюРавнинуГрузно перекатилось:— Ура!— Ура-а-а!

Из переулка, войскуНавстречу,Вынесла таратайкаПопа, —Сажень росту, парчовые плечи,Бычий глаз,Борода до пупа.Поп отличный,Хороший поп,Нет второгоТакого в мире,Крестит на играх,Смеючись,Лоб —ТяжелоюДвухпудовой гирей.Конокрадов жердью бил,Тыщу ярмарок открыл,Накопил силищу бычью,Окрестил киргизов тыщу.Ввек не сыскатьДругого такого.Слова его — какВ морду подкова.Он стоит — борода до пупа.Ввек не сыскатьТакого попа.Он пошел,А за ним —Весь чин,ВыросшийВ чадуОвчинИ кончин.Дьякон ШугаевС дьяволомВ глотке,Пономарь,ГолубойОт чесотки,Конокрад,УтекшийГде-то в леса…

Грянули!

С левого клироса голоса:— …Благочестивое воинство!Поп пошелМимо воинстваШагом твердым,ПригоршнейСыпалСвятой рассолНа казаков,На лошажьи морды.Кони сторонилисьОт кропильницы Молча, —Они не верилиНи воде, ни огню.Волчий косякПоповской сволочиБлагословлялКрестамиРезню.Кони отшатывалисьОт убоя,Им хотелосьТеплой губоюХватать в конюшеннойТьме овес,Слушать утроУ водопояВ солнцеИ долгом гуденье ос.Глухо раскачивалось кадило —Зыбка, полнаяКрасных углей,Цепью гремела,Кругом ходилаИ становиласьВсё тя-я-желей…И попы, по колено в дыму,Пахнувшем кровью,Тоской и степью,Шли и шли по кругу тому,Пьяные от благолепья.— Го-о-споди!— Н-но!.. —Атаман ЯрковСпешился, пал,Прильнул к кресту.Смолкнули. — Аа-рш! —Из-под подковРопот убежал на версту.

Люди текли,И на травах мятыхПоп, сдвигая бровей кусты,В жарком поту,В парчовых латах,Ставил на сотняхКрестом кресты.И последний, с ртом в крови,ШашкойНад головой гуляя,Меньшиков гаркнул:— Благослови На гульбу!— Благословляю.

Так и стояли они, густойВетер поглатывая осеннийРтами, кривыми от песнопений,Серебряный дьякон и поп золотой.

А сотниУже по степи теклиВ круглой,Как божья земля, пыли.В бубны били,Роняли звездуНа солончаковомТвердом льду.Песней с их стороны подуло:          «И на эту орду           Я вас сам поведу,           А за мною пойдут           Есаулы».

Шли ониСредь солончаковых льдин,В крепкий косякВостроносый слиты,Не разрываясь,И только одинВыскочил,Крутясь на одном копыте.Он долго петлял,Не мог пристать,Вырванный из пик городьбы,Будто нарочно показывал стать,Становя коня на дыбы.

Тлела земляСоляной белизною,Слышался дальнийКизячный пал,ВодыОтяжелевшего знояШли, не плеща,Бесшумной волною,Коршун висел-висел —И упал.Кобчик стрельнулИ скрылся, как не был.Дрофы рванулись,Крылом гудя,И цветы,Уставившись в небо,Вытянув губы,Ждали дождя.Степь шла кругомПолынью дикой,Всё в ней мерещились:Гнутый лук,Тонкие петли арканов, пики,ШашкиИ пальцы скрюченных рук.Всё мелькалиБордовые кисти,Шелковые, нагрудные, иТравы стоялиСухи, когтисты,Жадно вцепившисьВ комья земли.Травы хотелиЖить, жить!И если б им голос дать,Они б, наверно,Крикнули: «Пить,Пить хотим,Жить хотим,Не хотим умирать!Жить нет сил,Умирать не в силахВ душном сне песчаных перин».И лишь самбурин-траваНа могилахТучнела, косматая, самбурин.Много могил!Забыв об обиде,О степях, о черемушнике густом,Землю грызут безгубым ртомИ киргизы, зарытые сидя,И казаки,Растянувшись пластом.Больно многоМогил кругом легло.Крепок осенью тарантулов яд,Руки черные карагачу назадСудорогою свело.Суслики, чумные, свистят.Суслики за лето стали жирны,Поглупели от сытости и жары,Скоро заснуть они должны В байковом рукаве норы.Скоро мокрый снег упадет…

Первый суслик скользнул вьюном,СвистомОповестил свой народ:— Впереди белая пыль идет,Позади люди идут табуном.

Не до песни. Чубы помокрели.Лошади ёкают, в поту, в паутах. Чертова пыль вроде метели,Седла под задницами — не постели,Земля качается, как на китах.На удилах, на теплой стали —Пенный жемчуг лошадиной слюны.Лошади фыркают — знамо, устали,Ой, в степях дороги длинны!..Тут бы ночь догнатьДы в туманы,Хоть в прохладу, коль не в кровать.Федька Палый настиг атамана:— Таман, а мне бы посрать?— У Шапера пойдем в разбивы,Там и дождешься, нно-о! У меня!А то, если надо, — рядом грива,Лучше приладься и крой с коня… —Хохотнули. Чья-то плетьСвистнула. — Ну, ежели тудаДа доберемся, баб не жалеть!Баба — она ядовитей. Н-дда!Гей! — Поддакнули. Снова плеть.Злоба копиласьВместе с слюной.

Солнце шло от них стороной,Степь начинала розоветь.Пах туман парным молоком,На цыпочкиСтепь приподнялась,Нюхала закат каждым цветком,Луч один пропустить боясь.У горизонта безрукие тучиГромоздились, рушились, плечи скосив,Вниз, как снега, сползали с кручиВ дым, в побагровевший обрыв.И казалось — там, средь туманов,Мышцы напрягая, не спеша,Тысячи быков и великановРаботают, тяжело дыша.А Шапер пополз навстречу скоро,Косами маревыми повит,Перекутав в угарный морокЗемляные титьки свои.Ой, в степях пути далеки!Хорошо в траву лечь!Здесь костры лохматые казакиЗатеплили богу заместо свеч.Заместо причастья хлебали щи,Заместо молитвы грели в мать:— Нам чего рассиживаться?— Молчи!Подождешь замаевать!— Нече ждать!

— Есаулы,Братцы-казаки,От Шапера дальшеВедем поход.Я половину веду, однако,Меньшиков остальныхПоведет!— А что же, можна-а!— Корнило Ильич!— Нам желанно!— Любо, желанно!— Пусть ведет насРыжий сыч!— Под Меньшикова!— Под атамана!И когда разбивались,Перекличку вели,Делили доблести и знамена,Спорили о корысти,Как лучше аул Джатак,Аул беспокойный,у купецкой соли,Выжечь начисто,Вырвать ему горячие ноздри,Поделить добро и угнать.Ой, да угнать — пыль оставить!Так начинали обход…

Так начинали обход…Меньшикову дали впередВымчать. И он, седой,Пестрый от рыжины, старый,Гремя тяжелой уздой,Повел красу Атбасара.

Он держалСвою награду,Под ним коньСтупал как надо,ОседалНа задни ноги,Не сворачивалС дороги.Он их велПо травам бурым,По седымПолынным шкурам,Через дымные Огни,По курганам,По крови!

Он их вел, заломив папаху,Распушив усы густы,Подбоченившись, и от страхуОт него бежали кусты.Он их вел через мертвые кости,Через большую тоску степей,Будто к лысому черту в гости,Старый сластень, рыжий репей.Из-под ладони смотрел на закат:Там горел, пылал вертоград,Красное гривастое пламя плясалоИ затихало мало-помалу.Рушились балки, стены! ЛетелиПолные корзины искр. Блестело окно…Через крутьбу огневой метелиДым повалил. Стало темно.

Ты разгляди эту стужу, припевНеприютнойИ одинокой метели,Как на лысых, на лисьих буграх, присмирев,Осиротевшие песниНа корточки сели.

Под волчий зазыв, под птичий свист,На сырую траву, на прелый лист.Брали дудку И горестно сквозь нееПропускали скупое дыханье свое:— Ай-налайн, ай-налайн… —А степь навстречу шлет туман,Мягкорукий, гиблый: — Джаман! джаман! —А степь навстречу пургой, пургой:— Ой, кайда барасен?Ой-пу-ур-мой!

Ой-пур-мой!..

Некуда деваться — куда пойдешь?По бокам пожары — и тут, и там.Позади — осенний дождь и падеж.Впереди — снегС воронами пополам.Ой-пур-мой…Тяжело зимой.Вьюга в дорогеПодрежет ноги,Ударит в брови,Заставит лечь,Засыплет снегомДо самых плеч!

Некому человека беречь.

Некому человека беречь.Идет по степи человек,Валится одежда с острых плеч…Скоро полетит свистящий снег,Скоро ему ноги обует снег…Скоро ли ночлег? Далеко ночлег.А пока что степь, рыжа-рыжа,Дышит полуденной жарой,В глазах у верблюдаГостит, дрожа,ЗанимаетсяСтранной игрой:То лисицу выпустит из рукава,То птицу,То круглый бурьяна куст.Вымерла без жалоб,Молчит трава,На смертях замешенный, воздух густ.Стук далек, туп. Зной лют.Небо в рваныхВетреных облаках.Перекати-поле молча бегут,Кубарем летят,Крутясь на руках.Будто бы кто-то огромный, немой,Мертвые головы катает в степи.

Человек идет,От песни прямой,Перед встречами, перед степью самой.Человек поет: — Сердце, терпи! —Там далеко — аул.В пыли аул потонулУ соляного Льда.— Сердце, терпи!

Беда!Муялды, Баян-Коль, Кара-Коль,Рыжая рябь песка.Бела соль, не сладка соль.Чиста соль. Горька! Горька!Чиста соль — длинны рубли.Работают на солиУлькунали, Кишкинтайали,Джайдосовы. Горька соль.Плывут, плывут степные орлыПрямо на Каркаралы.Ноги белы, юрты круглы.Черна вода Кара-Коль.Степь от соли бела.Соль хрустит на зубах.Соль на щекахРумянцы зажгла.Соль горит на губах.Бела соль, страшна соль,Прилипчива, как тоска.Муялды, Баян-Коль, Кара-Коль.По колено песка.Сначала тряпичные дуаныСобирали вокруг народ,Кричали в уши своей страны:— Горе идет!— Горе идет!Ветер волосы им трепал.— Горе! — Молчал народ.Голод к ушам страны припалИ шептал: — Горе идет.— Горе! — отвечали ему аксакалы.Страшна соль,Как седина бела,Близка зима, лето пропало,В степь убежал мулла.Тощи груди у женщин,Нет молока,Ни пригоршни хлеба нет,Дорога к веснеДалека, далека,Узка, словно волчий след.Казачий дозорПорол святых,Солью сдабривал порку, а гдеЛовили беглых, держали ихДолгий час в соленой воде.— Скушно, — беседовали казаки, —Держи косоглазых здесь.Бабы отсюдова далеки,А бабы что ни на есть… —У есаула — досада, зло,Сиди да хлещи кумыс.Давеча пять киргиз пришло,Мнутся и смотрят вниз.— Вам чего?— Курсак пропал,Нет ни хлеба, ни одеял.— Хлеба нет!

Киргиз в ответ:— Хлеба нет — работа нет… —Взяли в плети. Удалось,Сволочи! Вашу мать!Вместо хлеба, чтобы жралось,Соль заставили жрать.

Наутро всё пошло как надо,Работа пела на полном ходу.— Чтоб не найти На киргиза слада!Го! Потуже тяни узду!.. —Покрикивали десятники:— Пшел, пшел!Лошадь нашто-е, се одно… —И людей многоногий потный волТянет соляные глыбы. НоТолько полдень у костров, в стаШагах от черной воды,Сел на корточки аул Джатак,В кругСомкнувГолов ряды.Женщины медной, гулкой кожи,В чувлуках,Склонившие лбы.На согнутых спинах у них, похоже,Вместо детей сидели горбы.Тысяча отцов, отирая потЛадонью, другую прижав к груди.Перебирая белое пламя бород,Аксакалы впереди.Плыл и плыл полуденный дым.Молчал ДжатакВ соляной петле.Молча сидел под небом родным,Под ветром родным,На родной земле.Десятники не поняли: — Эй, эй!Поднялись! Начинай работу! Чо вы!Некерек!Пошевеливайся живей!Поднимайсь!.. —И сбились на полуслове…Кто-то залопотал темно и быстро.Джатак качнулся и отвечал,Будто упала летучая искраИ подожгла сухой завал.Кто-то мешал молитвы, проклятья.ДжатакПокачивался,Сидя на траве,И отвечал на глухое заклятье:— Йе, йе, йе… —И вдруг гортанно, долго сзадиЖенщины завыли: — О-о-о-оо! —Рвали волос травяные пряди,Острыми ногтямиВцепившись в лицо.— О-о! — И отцы им вторили: — Йе! —И степь повторяла: — О-оо-оо! —Это раскачивалосьНа пыльной траве,Ноги поджав, горе само.Десятники схватились. Пряча хвост,Ноги в руки и ковыляя — айда! —Первый прибежал На казацкий пост:— Киргизы затосковали! Беда!— Беда? Сами бедовые!.. —Коротки сборы.Есаул оглядел сбор свысокаИ всадил коню гремучие шпорыВ теплые, нагулянные бока.Казаки подлетели вьюгой слепой,Кони танцевали, разгорячась,Боком ходили перед толпой.Есаул выехал: — Подымайсь!.. —Но аул всё сильней и сильнейПел и качался, качался и пел.Женщины бросалиПод копыта конейКричащие камни детских тел.Остановив коня в повороте,Есаул приподнялся на стременах:                                   — Дикари!Чего бунтуете?Чего орете?Начисто перепорю! Говори!.. —В передних рядах, медноскулый,Скуднобородый, вырос старик.Он протянул ладонь над аулом.Аул покачнулся,ВзвылИ затих.— Начальник,Мир тебе.Ты сыт и рыж.Мы, собаки светлоглазых людей,Просим в пыли, начальник,Пойми ж,Что соль эта —Хитрый, горький злодей.Соль изъела сердце мое. —Качнулся аул: — Йе, йе, йе!..— Начальник, ты мудр,Золотоплеч.Владеет намиПлемя твое.Соль —Отвратительнейшая вещь.Мы отвращаемся от нее.Качнулся аул: — Йе, йе, йе!..— Начальник, мы готовы молчать;Мы черны,Как степные карагачи.Ты бел, как соль,Ты не молчи,Не заставляй насСоль добывать,Лучше конями насРастопчи.Приятно и мудро слово твое.— Йе, йе, йе!..— Соль, страшнееВсяких неволь,Держит нас на цепи.Мы не желаемЧерпать соль!Оставь насВ нашей степи!Соль страшнееВсяких неволь,Мы завидуемВашим псам.Если нужна тебе,Мудрый, соль,То черпай ее,Начальник, сам,Работа твоя, желание твое.— Йе, йе, йе!..

Есаул побагровел,Раздулся от злобы: — Я?!Этак? Начисто перебьем!.. —В самую гущу Двинул конем,СаблеюПерекрестил старика плашмя.Лошади по пузо вошли в толпу,Каждый казак протоптал тропу,Взвизгнула плеть в руке,Но тутЖенщина в чувлукеПовисла вдруг на луке:— Эй!.. Атанаузен!!. — Вслед за нейОстальныеРванулисьИз-под подков,КучамиОблепили коней,СтаскивалиС седла седоков.Хрипя, вырывали из рук клинки,Били,Не видя ни глаз,Ни лица.Это горе само подняло кулаки,Долго копившееся в сердцах.Женщина рвалась к есаулу,Глаза ищаЕгоНенавистные:— Ба-а-ай-бича!.. —Двое вырвались, спасая себяОт смерти. Ложась на висок,Они скакали, воздух рубяПлетями наискосок.

Нау