Осколки ледяной брони (СИ) - Блейк Ирэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ровно в час ночи дворовые фонари отключились.
Глава 9
В квартире Кирилла разгром. Даже сквозь кеды ощущается шероховатость песка под ногами. Каждый шаг отзывается лёгким шорохом-скрипом. Слишком много песка. Так непривычно. Что-то случилось? Но, тишина оповещала: что бы не произошло, уже позади. Парень надеялся, что если что-то серьезное, то его бы оповестили.
Запах сигарет едва ощутим, но усиливается, доносясь из-под неплотно-закрытых дверей гостиной. "Интересно сколько народу побывало в квартире?", - подумал Кирилл, заходя на кухню. Серебристая металлическая раковина доверху забита грязной посудой. "И для чего куплена посудомоечная машина? Интересный вопрос". Кран не закрыт, в раковину медленно капая, стекает по капле вода.
Такое чувство, что в квартире побывал ураган. Так это было не привычно. Наверное, отец в не себя. Лютует. Раз всё брошено, как попадя.
Вспомнил, что видел, в спешке оставленные кожаные тапки отца в коридоре. Значит: его нет в квартире. И всё же присутствие отца Кирилл странным образом чувствовал в самом воздухе, словно энергетика отца заполняла собой все, где ступала его нога, и так было всегда, сколько парень себя помнил.
Он подошёл к окну, отодвинул в сторонку лёгкую бежевую штору. Открыл фрамугу. Вечерний ветер освежил лицо.
Душ подождёт, сначала ему надо было узнать дома ли мать.
Спальня в самом конце коридора, за поворотом, словно отшиб, местечко, выбранное для кладовки. Бывшая игровая комната. Затем временно переделанная под библиотеку, а после того как мать постарела , то превратилась в отдельную спальню.
Когда отцовская любовь, начавшаяся со школьных лет к красивой, скромной девчонке, сидевшей на первой парте, исчезла? Когда всё рухнуло и пошло не так? В тот момент, когда мать постарела. Когда седина прочертила в её волосах серебристые пряди? Кто знает, но такое предательство, особенно от отца, он Кирилл не был в силах простить.
Но, судя по всему отцу, было наплевать.
-Мама ты спишь? - тихо спросил Кирилл, открывая узкую дверь и сразу же подходя к кровати. Запах лекарств, валерьянки, нашатыря и чего-то ещё. Словно попал в больницу.
Её койка такая неудобная, узкая и поставлена вдоль стены, так далеко от окна. Чтож на то воля отца. А, она как всегда молчала.
Капельница вставлена в вену. Медленно просачивается питательный поддерживающий сердце раствор. Её лицо такое бледное. Хрупкое. Сжал пальцы в кулак, потому что не мог видеть её в таком состоянии. Отошёл в сторону. В самом конце узкой прямоугольной комнаты ветер развевает жёлтые шторы. Надо бы закрыть окно. Северная сторона. Ещё просквозит ненароком. На пути в ряд идущие до самого потолка полки с книгами. Пыльные громоздятся, угрожая вот-вот нечаянно рухнуть. "Нет, эта комната не для неё. Слишком маленькая мужская и неуютная". В комнате чувствовалось недовольство отца. Даже злоба. Иначе как можно было объяснить, что он переселил её сюда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Только жёлтые шторы слегка освежали интерьер. Словно издёвка о прежней красочной жизни. Угнетающие серые стены. Скрипучий требующий покраски лаком и чистки воском паркет. Высокий потолок и единственная кровать. Даже зеркала и шкафа нет. Спартанская обстановка, что ещё скажешь. И как его мать может всё это терпеть? Это возмущало Кирилла до глубины души. Но приходилось смириться, лишь изредка высказывать отцу всё что накопилось. Терпение, выработанное у него с годами тренировок, переросло в упорство, с которым парень искал выход из отчаянного положения.
Закрыв окно, вновь подошёл к кровати. Мать скрывалась под одеялом, точно маленькая девочка, таким хрупким стало её измождённое тело. Только седина, проступающая в чёрных волосах, да морщинки в уголках губ и глаз, а так же хмурые складки, прорезавшие переносицу, выдавали её возраст. И всё же для него она всегда будет молодой, красивой. Когда любишь то , годы только украшают.
Кирилл наклонился, поцеловал в щёку мать. "Какой же я дурак. Надо было всё равно остаться. Ну не выгнал же он меня, только на словах же грозился". Хотя, Кирилл признавал, что в ярости отец выгнал бы и подзатыльника дал. "И что я медлю. Давно пора дать отпор". Вёл мысленную беседу Кирилл, разговаривая сам с собой. " Пойду спать. Давно пора быть в постели, завтра то к первой паре, значит рано вставать. Так, поставить будильник".
Час ночи перемахнула настенная стенка часов, когда парень погрузился в тревожный сон.
Глава 10
Смутные тени едва различимы, он бежит, но ноги, словно чужие и бег превращается в пародию. Медленно, так медленно тянется время, бег - пустое топтание на месте и боязно оглянуться, но всё же Кирилл не сдается. Стук, стук колотиться сердце. Присутствие чего-то зловещего, приближающего с каждым пропущенным ударом сердца. И вот становиться невыносимо, он оглядывается, различая приглушённые звуки, леденящего душу шёпота. Темнота накрывает собой, чернильным коконом стужи и непереносимого беспросветного мрака. Он не видит, буквально ослеп, но нечто всё же настигло его. Ледяное дыхание касается мочки уха, и Кирилл различает слова: скоро, очень скоро ты будешь нашим гитарист...
" Странный кошмар. К чему бы? Психолог сказал бы, что о чём-то переживаю. К чёрту психолога".
Будильник звенит, резкий звук, словно барабанная дробь по ушам. Усталость, словно и не ложился, а надо вставать. Но ведь к парачасовому сну ему не привыкать, может всё дело в изматывающим и слишком реалистичном кошмаре?
Махровая синяя простынь отброшена в угол кровати, Кирилл в чёрных боксёрских трусах, не найдя тапки, босиком направляется в ванную комнату.
Холодный душ, бодрит, освежая разгорячённое тело и проясняя тягучие мысли. "Треньк". Внезапный звук и потолочная лампочка в ванной и у зеркала замерцала. Резко потеплело, клубы пара накрыли зеркало белесой вуалью, а воздух запах лимоном. Парень зажмурился. Повертел шеей. Снова открыл глаза. " Нет, это мне чудится" Подумал, заматывая вокруг бедёр полотенце, и вышел из душевой кабинки, не веря глазам своим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})