Спартанский лев - Виктор Поротников

Леонид забрал у кидонян все их боевые корабли, а также велел на свои средства восстановить город Гиерапитну. Все граждане Гиерапитны, угодившие в рабство к кидонянам, обрели свободу и даже получили денежное возмещение за свои разрушенные дома.

Первую жену царя Леонида звали Мнесимахой. За пятнадцать лет супружества она родила двух дочерей и двух сыновей. Сыновья Леонида и Мнесимахи умерли ещё в юном возрасте, зато обе дочери росли крепкими и отличались необыкновенной прелестью.

Старшей Дориде ныне было уже восемнадцать лет, а младшей Пенелопе — пятнадцать. Леонид взял жену, повинуясь воле старшего брата, который хотел породниться с древним спартанским родом Талфибиадов, из которого происходила Мнесимаха. Род Талфибиадов вёл своё происхождение от легендарного Талфибия, глашатая Агамемнона. Всем мужчинам этого рода спартанцами было предоставлено преимущественное право выполнять должность глашатаев.

После трагической кончины Агамемнона в Микенах, подстроенной его неверной женой Клитемнестрой, глашатай Талфибий, по преданию, ушёл в Спарту к царю Менелаю, брату Агамемнона. В Спарте Талфибий прожил до конца своих дней. Впоследствии дорийцы, захватив Лаконику, построили в Спарте святилище герою Талфибию. В Лакедемоне его чтили наравне с Гераклом и Ликургом.

Мнесимаха была хорошей женой Леониду. У них была очень дружная семья, это знали все друзья и родственники. Став царём на троне Агиадов и принуждённый эфорами жениться на своей племяннице Горго, Леонид тяжело переживал развод с Мнесимахой. Однако не подчиниться эфорам Леонид не мог. Горго родила ему долгожданного сына, тем не менее царь не был счастлив. Сердце его постоянно тянулось к Мнесимахе и дочерям, которые жили на соседней улице в доме, построенном Леонидом накануне своей первой свадьбы. Вторично замуж Мнесимаха так и не вышла, хотя эфоры и гармосины предлагали ей самой выбрать любого вдовца из числа знатных лакедемонян. Мнесимаха любила Леонида не менее сильно, чем он её.

Власти Спарты закрывали глаза на то, что Леонид, по сути дела, имел две семьи, поскольку он часто навещал Мнесимаху и дочерей. Ни для кого в Спарте не было тайной, что Леонид чаще делит ложе с Мнесимахой, нежели с Горго. Дом первой жены был родным для Леонида в отличие от дома, где он жил с Горго.

Этот дом некогда принадлежал Клеомену. Всё в нём и поныне носило следы пребывания этого властного и порой непредсказуемого человека. Росписи на стенах и цветная мозаика из речных камешков на полу были выполнены художниками по заказу Клеомена. В настенных росписях были представлены подвиги Геракла. Этот герой, родоначальник спартанских царей, был кумиром Клеомена. Вся мебель в доме, ковры и занавески, сундуки для хранения одежды были когда-то приобретены Клеоменом либо его женой Праксифеей.

Ни старейшины, ни эфоры не порицали Леонида за привязанность к первой супруге, понимая, что они могут властвовать над людьми силою закона, но над людскими сердцами им властвовать не дано. Знать, стоявшая у власти, была признательна Леониду за его лояльность к правящим спартанским родам, которые путём заговора расправились с его старшим братом. Леонид вполне мог возмутить спартанское войско и жестоко отомстить за Клеомена, но он этого не сделал, не желая ввергать Спарту в гражданскую войну. Помня об этом, спартанская знать неизменно выказывала Леониду своё уважение и не чинила ему никаких препятствий в его отношениях с Мнесимахой.

Спартанские власти сделали Горго женой Леонида лишь потому, что знали, какой сильной жаждой мести за погубленного отца пылает её сердце. Если бы Горго стала женой Леотихида, с которым она была помолвлена, то можно было не сомневаться, что в скором времени слабохарактерный сын Менара стал бы послушной игрушкой в руках властной и умной дочери Клеомена. Кто знает, на какие крайности отважился бы Леотихид под её влиянием. На Леонида же чары Горго не действовали. Леонид всегда думал прежде, чем что-то сказать и тем более сделать. Эта взвешенность его поступков сослужила добрую службу спартанцам и в царствование Клеомена, поскольку здравый ум Леонида много раз охлаждал его горячность, вынуждая принимать более разумное решение.

Вернувшись с Крита, Леонид ненадолго заглянул к Горго, чтобы повидать своего трёхлетнего сына Плистарха. Затем царь отправился к Мнесимахе, сказав Горго, что не вернётся до утра.

Всегда внешне спокойная, Горго не выразила по этому поводу ни ревности, ни огорчения. Она и впрямь не была расстроена, ведь с недавних пор все мысли её были заняты Леархом.

Когда Леонид ушёл, Горго, не медля, отправилась к Дафне.

Трёхдневная разлука с Леархом тяготила Горго. Соскучившись по объятиям любовника, царица решилась на отчаянный шаг.

   — Разыщи Леарха и скажи, что я буду ждать его у себя дома, как стемнеет, — прошептала Горго Дафне, едва обменявшись с ней приветствиями.

Подруги стояли в полутёмном коридоре, ведущем в мужской мегарон.

   — А как же Леонид? — изумилась Дафна.

   — Он ушёл на всю ночь к Мнесимахе, — тихо ответила Горго. — Скажи Леарху, что ему нечего опасаться. Скажи, что я... Ну, ты сама знаешь, что следует сказать.

Дафна понимающе покивала головой.

   — Я разыщу Леарха.

   — Благодарю. — Горго прижала Дафну к себе. — Я пошла.

А у Дафны между тем было плохое настроение. Горго не заметила этого, поскольку виделась с ней накоротке и в полумраке.

Когда Дафна пришла к матери, чтобы встретиться с братом, то её унылый вид сразу обратил на себя внимание.

Астидамия пожелала узнать, почему дочь такая хмурая. И это в день возвращения её любимого супруга из похода!

   — Не отмалчивайся, Дафна, — молвила Астидамия. — Говори, что случилось? Я должна знать.

   — Ах, мама! — Дафна тяжело вздохнула. — Не знаю, как и сказать тебе об этом.

— Говори, как есть, — настаивала Астидамия. — Я хочу разделить твою печаль.

   — И я хочу, — добавил Леарх, появившись из другой комнаты. — Не таись от нас.

Дафна уселась и, собравшись с духом, произнесла:

   — Дело в том, что мой муж вернулся из похода с ранением... в спину.

Повисла долгая гнетущая пауза, во время которой мать и сын обменялись тревожным взглядом.

Дафна сидела, устремив взор себе под ноги.

   — Трудно поверить в это, — пробормотала Астидамия, подойдя к дочери и положив руку ей на плечо.

   — И что, глубокая рана? — участливо спросил Леарх.

   — Глубокая, — ответила Дафна, не глядя на брата. — Я сама меняла Сперхию повязку. Похоже, от копья.

   — Что он-то говорит?

   — Ничего не говорит, — раздражённо буркнула Дафна. — Ругается только да вино пьёт. Впрочем, он обмолвился, что боевой строй не покидал.

   — Не печалься, дочь моя, — ободряюще проговорила Астидамия. — В сражении всякое бывает. Важно, что Сперхий не покинул своих соратников на поле битвы. Эфоры и старейшины непременно учтут это.

   — Учтут или нет, но лохагом Сперхию уже не быть, — мрачно промолвила Дафна.

Возразить на это было нечего ни Леарху, ни Астидамии.

Военная доблесть в Спартанском государстве была возведена в первейшую из добродетелей. Смерть на поле сражения была не только почётна, но служила очевидным подтверждением мужественности для всякого гражданина. С юных лет спартанцев учили не отступать ни перед каким врагом, поэтому любые ранения в спину воспринимались как свидетельство трусости, даже если раненый не оставил боевой строй фаланги[79]. Спартанцев, раненых в спину, не ограничивали в гражданских правах, но занимать начальствующие должности в войске им строжайше запрещалось.

Честолюбивая Астидамия была очень раздосадована тем, что её зять Сперхий из лохагов может перейти в простые воины из-за случайного ранения в спину. А это, в свою очередь, лишало его возможности в будущем занять кресло эфора. Да и будущие дети Сперхия и Дафны могли лишиться многих почестей по вине отца, получившего в битве такую неудачную рану.

Но не в характере Астидамии было мириться с жизненными неудачами. С присущей настойчивостью она принялась убеждать Дафну, чтобы та немедленно поговорила с Горго.

   — Постарайся через Горго воздействовать на царя Леонида, ведь его со Сперхием связывает давняя дружба. — Астидамия слегка встряхнула Дафну за плечи. — Главное, не отчаиваться. Если рану Сперхия нельзя скрыть, значит, надо с помощью Леонида убедить старейшин и эфоров: из-за этой раны Сперхий не утратил своей храбрости, не покрыл себя бесчестьем. Стало быть, он достоин и дальше оставаться лохагом. Ты слышишь меня или нет?

Астидамия уже с силой потрясла дочь за плечи.