На прифронтовой станции - Николай Томан

В основе графика лежала еще и другая идея. В глубине души Анна даже считала ее решающей. Она составила свой график с таким расчетом, чтобы впереди вел состав хороший машинист, за ним посредственный, а за посредственным снова хороший. По ее мнению, это должно было повышать чувство ответственности у отстающих машинистов.

Диспетчер, которого сменила Анна, сообщил ей, что Доронин идет строго по графику, нагнав в пути получасовое опоздание. За Сергея, впрочем, она и без того была спокойна. Сильное опасение Анны вызывал молодой машинист Карпов. Он, Правда, тоже шел пока по графику, но времени у него было в обрез, без запаса, а впереди находился тяжелый подъем, где паровоз его неизбежно должен был сбавить скорость.

Анна селекторным ключом вызвала Журавлевку.

— Как тринадцать двадцать два? — запросила она дежурного по станции.

В репродукторе что-то зашумело, затем раздался хрипловатый голос:

— Прошел ровно.

Анна взглянула на висевшие перед ней стенные часы. Карпов все еще шел точно по расписанию.

Кашлянув, будто поперхнувшись чем-то, дежурный продолжал:

— Похоже, что в середине состава букса греется. Дымок шел. Только не удалось определить откуда: из-под вагона или из-под цистерны.

Греется букса… Анна хорошо знала, чем это грозит. Букса могла нагреться до такого состояния, когда неизбежно должны были вспыхнуть и подбивочный материал в буксовой коробке и сама смазка. А если эта букса находится под бензиновой цистерной?..

Анна старалась успокоиться, — теперь до следующей станции все равно ведь ничего нельзя узнать о судьбе поезда.

«А может быть, и обойдется все?.. Может быть, букса греется не под цистерной, а под вагоном, и это не вызовет пожара?»

Однако Анна понимала, что и в этом случае поезд будет остановлен на следующей станции, где придется выбрасывать из середины состава поврежденный вагон.

То и дело поглядывала Анна на часы, стрелки которых будто вовсе перестали двигаться. Только через двадцать минут должен был прибыть Карпов на Майскую. Мельком глянув в окно, Анна увидела краешек неба, окрашенный в нежные тона лучами заходящего солнца. Весь день Шло пасмурно, а теперь, к! вечеру, погода явно улучшилась.

«Опять, значит, нужно ждать ночного налета…» — с тревогой подумала она, опасаясь за Сергея.

Снова загремел примолкший было репродуктор.

— Диспетчер!

— Я диспетчер, — живо отозвалась Анна.

— У селектора Низовье. Отправился пятнадцать двадцать.

Это вступил на участок Анны новый поезд.

— Запишете состав? — спросило Низовье.

— Ожидаю, — ответила Анна и под диктовку дежурного станции Низовье торопливо принялась записывать серию и номер паровоза, фамилии машиниста и главного кондуктора, количество вагонов в составе, число осей и вес поезда.

Запись была окончена, а большая стрелка часов передвинулась всего на несколько делений. От волнения Анна крепко стиснула зубы и нервным движением отбросила сползшие на левое ухо густые черные волосы. В стекле, прикрывавшем график на стенке пульта, увидела она отражение своего продолговатого, правильно очерченного лица. То ли свет так падал, то ли на самом деле очень побледнела Анна, но в лице ее, казалось, не было ни кровинки.

«Хорошо, если Карпов дотянет до Майской. А что, если пожар вспыхнет в пути?..» — одолевали диспетчера тревожные мысли.

Первые сутки работы но уплотненному графику были на исходе, и все пока шло хорошо. Если некоторые поезда и выбивались из графика, то происходило это только на промежуточных станциях, а на конечные пункты диспетчеру, которого сменила Рощина, удалось все их привести строго по расписанию. И вот теперь, когда Анна вступила на дежурство, поезд Карпова грозил серьезно нарушить движение.

Повернув селекторный ключ, Анна вызвала Майскую.

— Майская! К вам подходит тринадцать двадцать два, у него греется букса. Возможно, придется делать отцепку. Есть предположение, что букса греется под цистерной с бензином. Приготовьте противопожарные средства.

— Понял вас, — ответил дежурный.

— Доложите, как только покажется тринадцать двадцать два, — добавила Анна и, отпустив педаль, выключилась из линии связи.

Тревога Анны не была напрасной. Она хорошо знала профиль пути своего участка и представляла себе, что будет, если Карпов остановит свой поезд на Майской. Ему ни за что не взять тогда тяжеловесным составом подъем, который начинался почти тотчас же за Майской. Его можно было преодолеть только на большой скорости.

До прибытия Карпова на Майскую оставалось еще десять минут, но вдруг в репродукторе что-то защелкало и Анна услышала голос дежурного по станции:

— Докладывает Майская. Показался тринадцать двадцать два. Идет раньше времени и на большой скорости. По внешнему виду все нормально. Похоже, что пройдет Майскую без остановки.

— Обратите внимание на буксы в середине состава, — распорядилась Анна. — Может быть, поездная бригада не замечает, что у них греется букса.

— Понял вас, — ответил диспетчер.

«Как же так? — недоумевала Анна. — Неужели ошиблись на Журавлевке и никакой буксы в поезде Карпова не греется? Похоже, что в самом деле произошла ошибка. Поездная бригада не могла бы не заметить греющейся буксы, если из нее, как заявил дежурный Журавлевки, шел дым. А Карпов молодец! У него в запасе есть уже десять минут, он идет на хорошей скорости, так что теперь легко возьмет подъем и не подведет Кленова, идущего следом. Я хорошо сделала, что пустила Карпова впереди Кленова. Он ведь ученик Федора Семеновича и ни за что не подведет своего учителя».

Шум в репродукторе заставил Анну насторожиться.

— Докладывает Майская, — раздался голос. — Тринадцать двадцать два прошел без остановки. В середине состава над тележкой цистерны заметили вагонного мастера. Он привязал себя чем-то к раме цистерны и на ходу ремонтирует буксу.

— Поняла вас, — радостно отозвалась Анна и, выключившись из линии связи, облегченно вздохнула. Бледное лицо ее начало медленно розоветь.

22. В ожидании

Майору Булавину предстояло решить сложную задачу. Надо было выяснить, насколько осведомлен Гаевой о стахановском лектории. Булавину казалось, что расценщик не придает ему большого значения.

О чем именно мог он догадываться? Новый, уплотненный график был строго засекречен. Никто, кроме узкого круга должностных лиц, не должен был знать о весе составов и об интенсивности движения поездов через станцию Воеводино. Мог ли Гаевой в таких условиях разведать истинное положение вещей? Мог ли допустить, что стахановский лекторий даст такие значительные результаты и поможет машинистам-тяжеловесникам перевозить удвоенное количество военных грузов?

Вот о чем напряженно размышлял майор Булавин, когда к нему вошел с докладом Варгин.

— Как обстоит дело с письмом Добряковой? — нетерпеливо спросил майор. — Доставили вы его Марии Марковне?

— Так точно, товарищ майор. Письмо уже на квартире тети Маши.

— Значит, Гаевой прочтет его, как только вернется со службы?

— Надо полагать.

Помолчали. Майор медленно заводил ручные часы, капитан рассеянно крутил в руках пресспапье. За окном, сотрясая здание, тяжело прогромыхал паровоз. Замелькали вагоны длинного состава, ритмично постукивая на стыках рельсов. Сильно вздрагивали стекла на окнах в такт этому стуку.

— Скажите, а вы не спрашивали у Алехина, — прервал затянувшееся молчание Булавин, — какого мнения Гаевой о Сергее Доронине?

— Был у меня с Алехиным по этому поводу разговор, — встрепенувшись, ответил Варгин, ставя на стол пресспапье. — Гаевой не очень-то лестного мнения о Сергее Ивановиче. Он, правда, не высказывает этого открыто, но по недомолвкам его Алехин сделал вывод, что считает он Сергея Ивановича чуть ли не карьеристом. К тому же… — Варгин улыбнулся и добавил:

— Этот субъект полагает, что Сергей Доронин все свои рекорды ставит из-за Анны Рощиной.

— Вот, значит, каков у него образ мыслей… — задумчиво произнес майор Булавин. — Удивительного, впрочем, тут ничего нет.

Пройдясь несколько раз по комнате, Булавин приказал капитану:

— Ни на минуту не выпускайте Гаевого из поля зрения.

— Я уже продумал этот вопрос, товарищ майор, и принял все необходимые меры.

Помолчав, Варгин добавил:

— Хуже нет этой неопределенности, этого томительного ожидания…

— Будем надеяться, что ответ Гаевого разрядит обстановку, — заметил Булавин. — А с ответом он не заставит нас долго ждать.

23. Четыре тысячи тонн

На станции было уже совсем темно, когда Сергей Доронин вышел с Алексеем Брежневым от дежурного по депо станции Низовье. Сквозь затемненные стекла депо не проникало ни одного луча света, только цветные точки на семафорах да в фонарях у стрелок виднелись в темноте. Едва Доронин отыскал свой паровоз на запасном пути, как к нему, запыхавшись, подбежал дежурный по станции, прикрывая фонарь полой шинели.