Лабиринт - Тадеуш Бреза

Он не шутил, а выяснял. Только в веселой, легкой манере.

- У меня нет опыта в разговорной речи на латыни, а жаль, потому что меньше всего ошибок я делаю в этом языке.

- Как приятно, что вы так хорошо знаете латынь. А откуда, если не секрет?

Я ответил, что отец, мечтавший, чтобы я унаследовал от него адвокатскую канцелярию, с давних пор обучал меня латыни по разным древним сборникам булл и документов.

- О боже! - вздохнул с усмешкой монсиньор Риго. - Они написаны самой худшей в мире латынью!

Он слегка отодвинулся от стола. Выпрямился. Потянулся. Во время разговора он проделывал это несколько раз. Можно было подумать, будто такими движениями он хочет хоть немножко вознаградить себя за то, что постоянно прикован к столу. В противоположность священнику де Восу он поминутно меня прерывал. Отчасти потому, что уже был знаком с делом, но прежде всего потому, что его интересовала не обстановка, не характеристики людей, а только юридическая сторона конфликта и уточнение ситуации с точки зрения права. Остальное для него не имело значения.

Первый раз он прервал меня, заметив, что я намереваюсь изложить всю историю с самого начала. Он выдвинул один из ящиков стола и достал оттуда печатный список адвокатов Сеньятуры и Роты-такой же экземпляр я видел у отца.

- Молодой человек, - сказал он. - Вот список адвокатов, правомочных выступать во всех церковных трибуналах и судах.

Начиная с высшего трибунала Сеньятуры и кончая низшими монастырскими судами. В этом списке значится фамилия вашего отца. На вашего отца не поступило никаких жалоб. Ничего такого не доходило ни до меня, ни до декана адвокатов Роты, то есть до единственно компетентных лиц в случае поступления упомянутых жалоб. И следовательно, с юридической точки зрения не существует никаких помех к тому, чтобы ваш отец выполнял свои обязанности.

Во второй раз он прервал меня, когда я заговорил о том, что состояние здоровья отца помешало ему приехать.

- Очень правильно сделал, что не приехал. Он доказал этим свою деликатность и понимание обстановки в курии. Не явился сюда в качестве пострадавшего, а скромно пытается через близких ему третьих лиц надлежащим образом восстановить пошатнувшееся положение.

В третий раз-когда, не ссылаясь на священника де Воса, я пробормотал несколько бессвязных фраз относительно того, что отец якобы утратил доверие епископа.

- Это случай неприятный, но, увы, не единичный. Не первый и не последний раз приходится мне вмешиваться в споры между епископами и нашей адвокатурой. Наши адвокаты пользуются известными привилегиями-я имею в виду прежде всего их право непосредственно сноситься с Римом, - а епископам это не по вкусу. Но покуда такие привилегии существуют. Рота обязана их защищать. И главное-ни в коем случае не допускать такого положения, когда на местах, пусть и на высокой в иерархическом смысле ступени, этих привилегий фактически не признают за теми, кто ими обладает. А что касается доверия, то достаточно того, что ваш отец как в профессиональном, так и в моральном отношении пользуется доверием Роты, в противном случае его фамилия не значилась бы в списке.

Монсиньор Риго четко формулировал свои мысли. Он высказывал их решительно и самоуверенно. Я слушал его со смешанным чувством. Сердце мое переполняла бурная радость, но вместе с тем меня пугало то, что он смотрит на вещи чересчур логически и потому чересчур односторонне. Теперь я в свою очередь позволил себе вторгнуться в ход его рассуждений, с дрожью в голосе напомнив о политическом аспекте дела.

- Политика? - удивился он. - А что же это такое? Ни церковное право, ни lex propria" Роты не знают такого понятия!

Широкоплечий, сильный, он снова распрямился. Взял список адвокатов и стал им обмахиваться.

- Я хочу, чтобы вы хорошенько меня поняли, мой молодой друг, продолжал он. - Я не отрицаю большого значения и, если можно так выразиться, вездесущности некоторых политических

' Частное право (лат.).

соображений. Но я ими не занимаюсь, поскольку питаю доверие к различным органам курии, и прежде всего к статс-секретариату, и не сомневаюсь, что они зорко следят и в достаточной мере считаются с характером и весомостью этих соображений. Таким образом, по роду моей работы я не чувствую себя ни призванным, ни внутренне обязанным выступать с какими-либо политическими коррективами. В своей области я делаю то, что мне повелевает дух божий, ясно и вдохновенно взывающий ко мне со страниц кодекса церковного права и норм ведения судебного процесса Роты, торжественно утвержденных апостольской столицей.

Он говорил спокойно, слегка выделяя некоторые слова. А я, слушая его, то ежился, то вздрагивал так, словно он эти слова выкрикивал. Право может быть таким же слепым, как политика, и точно так же способно погубить человека. Поэтому меня пугало то, что он смотрит на дело отца исключительно с правовой точки зрения. Мне хотелось, чтобы он учел все побочные обстоятельства, взглянув на вопрос житейски, нормально, по-человечески. Я был уверен, что только тогда он сумеет дать совет и предугадать дальнейший ход событий.

- Простите за смелость, монсиньор, - прошептал я, - но поскольку вы сами упомянули об органах курии, в обязанности которых входит вмешательство в дела, приобретающие политический характер, то я не могу устоять перед желанием...

- Вас интересует отношение этих органов к вашему отцу?

- Да.

- Не будем этого касаться. И стало быть, обойдемся без домыслов и гипотез. Хорошо? До меня частным путем дошли слухи о том, что в результате каких-то недоразумений вашего отца, адвоката Роты, лишили возможности заниматься своей высокой профессией. Я известил об этом нашего декана, кардинала Травиа. Его преосвященство передал дело в мои руки, согласно со сферой моих полномочий. Узнав, что вы находитесь в Риме, я позволил себе пригласить вас сюда. Из ваших уст я получил авторитетное, исходящее из первоисточника подтверждение упомянутого факта. А именно что отец ваш лишен возможности заниматься своей профессией. Данное положение противоречит установленным правилам. Вот и все, что я знаю о деле. Ничего больше мне и не подобает знать, молодой человек. А теперь перейдем к выводам; вернее, не к выводам, раз вывод ясен и я вам уже сообщил, что отец ваш должен быть восстановлен в своей должности, а к вопросу о том, как навести порядок в этом деле.

- То есть?

- Епископ не жаловался нам на вашего отца. Ваш отец не жаловался нам на своего епископа. Мы можем только быть благодарны им за такую сдержанность и доказать нашу благодарность тем, что сами не станем преувеличивать значения конфликга. Но вследствие этого, разумеется с точки зрения процедуры, вопрос становится довольно сложным. Мне кажется, что есть только один выход из положения: надо направить из Рима в торуньскую курию какое-нибудь дело с пометкой, что адвокат, ведущий процесс, назвал в качестве своего тамошнего представителя вашего отца.

Я ничего не понял, хотя имел некоторое представление о церковном праве и ведении процесса.

- Порядок довольно обычный. Предположим, что в Риме ведется какой-то процесс. Бракоразводный или любой другой. И к примеру, оказывается, что кого-то из свидетелей нужно допросить на месте, а именно в Торуни. Адвокат, который ведет процесс, является к нам, в наш трибунал, просит, чтобы мы дали соответствующее распоряжение курии, и одновременно сообщает, кого на территории данной епархии он избрал в качестве своего представителя. Мы даем распоряжение. Местного адвоката вызывают, и он вступает в свои права. Будем надеяться, что, один раз преодолев трудности, в дальнейшем уже...

При мысли о том, что возможно нечто подобное, при мысли о том, как жестоко страдает отец, я вскочил со стула и принялся бессвязно благодарить. Я благодарил тем горячее, что поначалу несправедливо судил о монсиньоре Риго, и теперь корил себя за это. Правда, конфликт между моим отцом и епископом он рассматривал только с юридической стороны. Для того чтобы найти выход из тупика, он тоже обращался только к правилам и процедуре. Но он умно и по-человечески был чувствителен к оттенкам моего дела.

- Сядьте же, молодой человек! - произнес он наконец, скорей приглядываясь ко мне, чем прислушиваясь к моим словам, да и то в некотором роде удивленно, даже разочарованно. - Я не оказываю вам никаких благодеяний, а просто информирую вас.

Я задумался и стал рассуждать вслух:

- Но вот какое дело можно было бы передать в Торунь? И кто? И чье?

- Что-нибудь, наверное, найдется. У вашего отца есть в адвокатских кругах верные друзья, не правда ли? Впрочем, это уже полностью переходит границы моей компетенции.

Он встал, и я встал. Высокий, грузный, он несколько раз крепко тряхнул мою руку.

- Мне кажется, будет полезно, - сказал он, - если ваш отец обратится ко мне с письмом, в котором точно, но со всем уважением к епископу изложит подоплеку и ход развития конфликта.