Полюби дважды - Элизабет Торнтон

— Если все это неправда, то зачем мне было уговаривать отца поверить в эту ложь? — пыталась выяснить Джессика.

— Как это — зачем? — Лукас склонился над ней, смотря ей прямо в глаза. — Затем, что ты безумно любила меня и любой ценой стремилась помешать моей свадьбе. Ты решила, что сможешь заставить меня жениться на тебе. Но ты была не первой женщиной, которая таким образом пыталась скомпрометировать меня.

Как ни странно, такое объяснение показалось Джессике вполне правдоподобным, и мысль эта почему-то взволновала ее.

— Если не вы убили его, то, наверное, знаете, кто сделал это. Кого вы защищаете, Лукас? — грозно спросила она.

Лукас потер глаза.

— Кого же, черт побери, если не тебя? — устало проговорил он. — Тебя, разумеется. Неужели ты так ничего и не поняла? Убийце удалось скрыться. Подумай хорошенько и сама догадаешься, что он мог запросто разделаться и с тобой. Кроме того, не забывай, что ты сама бесследно исчезла в ту же ночь, когда убили твоего отца. Многие считали, что ты убила его…

Они расстались у парадного входа в дом в Хокс-хилле. Джессика, все еще ошеломленная итогами беседы с Лукасом, невпопад отвечала ему, прощаясь. Ей хотелось поскорее остаться наедине со своими мыслями, которые вихрем проносились у нее в голове, как в калейдоскопе, сменяя друг друга. Она не знала, за что держаться, а что отмести. Полная сомнений, она вошла в дом и сразу же поняла, что остаться одной ей не удастся.

Из комнаты, служившей столовой, а также общим кабинетом, доносились голоса.

Сняв шляпку, она заставила себя безмятежно улыбнуться и переступила порог комнаты.

Сестры-монахини сидели за столом, делая записи в одной из конторских книг. Сестра Долорес, почти шестидесятилетняя женщина, высокая и худая, с нездоровым цветом лица и очень выразительными темными глазами под густыми бровями, склонилась над столом. Из-за величественных манер и властного вида она получила прозвище «сестра Герцогиня». Молодые послушницы шутили между собой, что всякий раз, когда она говорила больному, что он непременно поправится, тот торопился выполнить ее приказ, а если вдруг умирал, то лишь из-за того, что переусердствовал в своем стремлении.

Сестра Эльвира, маленькая и круглолицая, была лет на десять моложе. Она непосредственно занималась делами сиротского приюта и всех детей, вверенных ей, знала и понимала, как никто другой. Она никогда не отказалась ни от одного из своих воспитанников, несмотря на трудный характер и необузданное поведение, и никто из детей никогда не смог обвести ее вокруг пальца. Она была сурова, но справедлива, и дети отвечали ей уважением и любовью. В сестре Эльвире смешались «святость со светскостью», и послушницы за мудрость наградили ее именем Соломон. На сестру Эльвиру мать-настоятельница возложила ответственность за создание приюта в Хокс-хилле.

Завидев Джессику, монахини прервали разговор. После происшествия с земляничным вареньем сестры всегда замолкали, когда в комнату входила Джессика. Они не были любопытными и удовлетворились объяснением, что варенье разлетелось по всей кухне потому, что девушка нечаянно задела миску деревянной лопатой. Ей пришлось оправдываться после того, как они застали ее стирающей красные пятна с потолка. Но поскольку сестра Марта отличалась аккуратностью, то небрежность Джессики обеспокоила монахинь. Девушка заметила, что с того дня сестры наблюдают за ней. Мать-настоятельница поручила ее их опеке, и они добросовестно выполняли ее просьбу.

— Как прошла встреча с адвокатом? — спросила сестра Долорес.

— Неожиданно хорошо, — ответила Джессика. — Мой отец оставил мне кое-какие деньги. Я, конечно, не стала богатой наследницей, но в средствах не буду нуждаться. Сестра Эльвира, что случилось? Мне кажется, вы чем-то очень довольны…

Сестра Эльвира одарила Джессику лучезарной улыбкой.

— О да, дитя мое. Мы в самом деле довольны, — ответила она. — Дело в том, что в твое отсутствие навестил нас владелец поместья и пообещал, что договор об аренде с нами будет подписан и нотариально оформлен уже к концу этой недели. На удивление милый молодой человек, и прекрасно воспитанный… Представь себе, что он решил также взять на себя расходы по обучению шестерых мальчиков. Он предложил нам отдать их в обучение к своим арендаторам: к кузнецу, леснику и еще к кому-то… уже не помню…

Сестра Эльвира была действительно очень довольна.

— Лорд Дандас обещал подписать договор об аренде? — недоверчиво переспросила Джессика. — Так скоро?

— Да, именно так он сказал, — беспечно подтвердила сестра Долорес. — К тому же мы получаем Хокс-хилл в пользование за ничтожно малую плату.

Она похлопала ладонью по стоявшему рядом стулу, а когда Джессика села, продолжила:

— Он сказал, что прямо от нас собирается поехать в город к своему поверенному, и если встретит тебя там, то привезет домой в своем экипаже.

— Да, он так и сделал, — раздраженно проговорила Джессика. — Я… я полагаю, он задавал вам множество вопросов…

Монахини быстро переглянулись.

— О, ему, несомненно, было интересно все, что касается нас, нашего ордена и наших мальчишек, — торопливо ответила сестра Эльвира.

«Ему было интересно все, что касалось меня», — хмурясь, подумала Джессика.

— И вы сказали ему, что я потеряла память? — угрюмо осведомилась она.

Сестра Долорес явно смутилась.

— Это как-то само собой возникло в ходе беседы… — ответила она, потупив глаза.

А сестра Эльвира добавила:

— Но в этом же нет ничего такого, чего, надо стыдиться, дитя мое. Лорд Дандас очень тебе сочувствует…

Сочувствует! Он только что едва не назвал ее лгуньей! Мрачно глядя на монахинь, девушка заметила:

— Я бы поостереглась слишком уж доверять ему…

Удивленные ее словами, монахини уставились на нее, и Джессика почувствовала, что у нее начинают гореть щеки.

— Я имела в виду то, что, поговорив об этом с управляющим поместьем, он, возможно, изменит свои намерения относительно условий обучения наших мальчиков, — сказала она, краснея.

В своих черных одеяниях монахини походили на двух настороженных воробьев, зорко наблюдавших за малявкой-червячком, извивавшимся у них под носом. Джессика чувствовала себя крайне неловко, но не могла избежать дальнейших объяснений. Она обязана была рассказать им все, о чем узнала в городе, прежде чем сестры услышат ее историю из уст посторонних людей. И было еще кое-что, о чем она должна была рассказать им в первую очередь. Глубоко вздохнув, она произнесла:

— Я не говорила вам о том, что моего отца убили…

— Мы понимаем тебя, Джессика. О таком нелегко говорить, — сочувственно отозвалась сестра Долорес. — Должно быть, для тебя это был жестокий удар. Лорду Дандасу мы сказали, что об этом ты, скорее всего, узнала от миссис Маршал…

— Настоящим ударом для меня стал сам лорд Дандас, — заявила Джессика, поражаясь своей способности говорить уклончиво. — Однако этим утром меня ждали и другие удары. Многое мне открылось в конторе адвоката.

Не оставляя монахиням времени на размышления, она торопливо продолжила:

— Дело в том, что от мистера Ремпеля я узнала, что мы с Лукасом отнюдь не были друзьями. Возможно, из-за наших с ним отношений мне и пришлось покинуть эти места. Я должна вам сообщить, что он не желает, чтобы я и теперь находилась здесь.

Затем девушка рассказала сестрам о ссоре Лукаса с ее отцом и о том, как Лукас обвинил ее в том, что она хитростью и обманом пыталась женить его на себе. Джессика поведала монахиням и об убийстве ее отца, а также о том, что сама она, оказывается, бесследно исчезла в ту же ночь. Обе монахини внимали ей с таким сочувствием, что девушке казалось, будто слова, которые она произносит, возникают сами собой.

Она умолкла, но сестра Долорес не сводила с нее задумчивого взгляда. Она принадлежала к женщинам, которые сто раз подумают, прежде чем высказать свое мнение. Наконец она кивнула, вполне удовлетворенная тем, что услышала.

— Примерно то же самое рассказал нам лорд Дандас, — спокойно заметила она.

Джессика вздрогнула и подняла глаза на сестру Долорес.

— Он рассказал вам? — обеспокоилась девушка. Сестра Эльвира пояснила:

— Он считает, что тебе следует уехать из этих мест, дитя мое, и начать новую жизнь подальше отсюда.

— О да, он действительно так считает, — произнесла Джессика с явной неприязнью. Волевым усилием она попыталась смягчить тон высказывания. Она сердилась вовсе не на монахинь, а на Лукаса Уайльда, который старался настроить сестер против нее. Его предложение взять на себя расходы по содержанию и обучению шестерых мальчиков должно было непременно сыграть в его пользу. Наверное, он сможет убедить сестер избавиться от Джессики.

— Так почему же мне следует уехать из этих мест? — не удержавшись от резкости, осведомилась она.

— Чтобы избежать неприятностей, дитя мое, — ответила сестра Эльвира. — Люди склонны сплетничать и распускать всяческие слухи. Это слова лорда Дандаса.