Когда-нибудь я ее убью - Кирилл Казанцев

Тот же двор, только вид сверху. «Тойота» отсюда выглядит комком обгоревшей бумаги, рядом пусто, только с другого края парковки примостилась еще пара иномарок. Дальше крыши, окна, деревья, еще окна дома напротив, рядом еще один убогий брат-близнец, и в просвете между ними виднеются голубоватые верхушки леса. Привычные, до боли осточертевшие виды, этот городской пейзаж особо впечатлительную и нервную особу способен довести до самоубийства. Тем более что дело к весне, погода неустойчивая, как и душевное состояние латентных психов, выпущенных из домов скорби под наблюдение участковых врачей. Обострение не за горами, скоро начнется: и черти по квартирам и улицам забегают, преследуя несчастных, и голоса трансляцию начнут, и что уж они там нашепчут убогим… А расхлебывать придется «Скорой», они всегда на передовой в борьбе с исчадиями ада и прочей нечистью, что покушается на рассудок несчастных.

Делать здесь больше было нечего, Егор задернул занавеску, осмотрелся еще раз и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Пока бежал по ступенькам вниз, решил, что вещи он отнесет Вике сегодня же, заодно узнает, как у нее дела, а все остальное подождет еще дня два-три. Но пройдут и они, а что потом? «Отсидится в квартире, потом, когда все уляжется, уедет по-тихому», — такой алгоритм нравился Егору больше всего, вывел он эту схему еще вчера и пока не видел в ней изъянов то ли потому, что не было их, или недостатки, настолько мелкие, успешно маскировались и не лезли в глаза. И так прокручивал все ходы, и этак, но на выходе получалось одно: квартира — пауза — отъезд. И по всему выходило, что так будет лучше для всех, в первую очередь для Вики.

Пока собирался, пока в раздумьях очередной раз ходы прикидывал, на улице пошел снег. Мелкий, колючий, осенний, но никак не мартовский, веяло от него безысходностью и тоской. Так всегда бывает после первых теплых деньков, когда солнышко поманит, поиграет да обманет, спрячется за тучами на месяц-полтора, точно вывеску оставит: весна отменяется. Вот и сейчас один в один погодка, метет, ветер подвывает, аж тошно. Егор натянул шапку на глаза, поднял воротник куртки и спрыгнул с крыльца на дорожку перед домом. Проехался по льду, балансируя сумкой, развернулся и остановился в последний момент. Напротив стояла машина, неприметная серая «Приора», умеренно грязная с затонированными боковыми стеклами. Не строго напротив, а чуть в стороне, ближе к той самой детской площадке, но каждый выходивший из первого подъезда был для тех, кто сидел внутри, как на ладони. Удобная позиция — и парковка рядом, и подъездные дороги видны, и остановка маршруток, куда Егор и направлялся. И десять минут назад, когда дом искал, этой «Приоры» тут не было, он отлично помнил, а теперь вот она стоит на вдавленном в землю бордюре, и видно, что в салоне двое. Как минимум двое, что там на заднем сиденье — не разобрать. И вроде бы машина как машина, тысячи таких по городу катаются, ничего особенного и примечательного в ней нет, и все же…

Егор притормозил, сделал вид, что поскользнулся, несильно грохнулся на одно колено и попытался рассмотреть номер «Приоры», но зря старался. Табличка удачно замазана грязью, видны под ее слоем буквы и цифры, а конкретно не разглядеть. То ли «ф» первая, то ли «с», с цифрами вообще беда. Ну, нет так нет — он поднялся на ноги и принялся отряхивать штанину, мельком поглядывая на «Приору». Без изменений, внутри двое, смотрят перед собой через лобовое стекло, и пусть себе пялятся сколько угодно, он их впервые видит, как и они его. Видит — да, но неплохо было бы и услышать, просто проверить себя, чисто так, на всякий случай. Может, паранойя взыграла на ровном месте, а может, включилось то, что называется предчувствием или инстинктом, когда опасность пока в упор не видна, но по косвенным разрозненным признакам понятно — она здесь, близко.

Егор привел себя в порядок и демонстративно-неторопливо прошелся мимо «Приоры», мимо парковки с присыпанной снежком обгоревшей «Тойоты», миновал заросли густых кустов и повернул к остановке. И на полпути под прикрытием тех же кустов рванул обратно, добежал до торцевой стены пятиэтажки, по длинной дуге, огородами, обогнул и дом, и парковку, и саму «Приору», пересек детскую площадку и влетел в знакомый желтый домик. Пустой, по счастью, банкет тут вчера не состоялся, но воняло так же, и крыша выше не стала: Егор пару раз крепко врезался макушкой в мерзлый пластик, пока возился с телефонами. Достал свой и Викин, сверился и набрал со своего мобильника знакомый номерок. Набрал и посмотрел в крохотное окошко: «Приора» отсюда отлично просматривалась, стояла наискосок, и Егор отлично видел и черные боковые окна, и лобовое стекло. Лиц сидящих внутри не разглядеть, зато их движения просматриваются прекрасно: видно, что сидят, развалившись, глазеют по сторонам на прохожих, на собачников, на другие машины или перед собой, на дверь первого подъезда.

Из трубки раздавались длинные гудки, парочка в машине как сидела, так и продолжала лениво наблюдать за происходящим. Впрочем, на ответ Егор особо не рассчитывал, глупо было предположить, что слежку, если это все же не паранойя, будет лично вести человек, угрожавший вчера по телефону. Скорее, поручит это «шестеркам», что мерзнут сейчас в «Приоре», и все же… После пятого или шестого гудка Егор нажал отбой, посмотрел список вызовов в Викином телефоне и набрал следующий номер, тот, что заставил телефон надрываться вчера, пока они под сиреной и мигалкой летели по городу в ЦРБ. Один гудок, второй — и тот, что сидел справа от водителя «Приоры», зашевелился, захлопал себя по груди, по бокам, приподнялся и вытащил телефон откуда-то из-под задницы.

— Да? — ухнуло из трубки. — Слушаю! Чего надо? — Егор не отвечал, не сводил глаз с «Приоры» и невольно ухмыльнулся, видя, как крутит башкой и бесится дядя на переднем сиденье. Голос у него странный, никоим образом с внешностью не гармонирующий — по виду дядя весит под сотню, в кресле еле-еле уместился, а рот открыл — точно девчонка заголосила. Тонкий голосок у дяди, почти что детский, и выглядит дядя при этом донельзя смешно и глупо.

Второй посмотрел на напарника и отвернулся, оглядел окрестности, в том числе и желтый домик, но пронзить взглядом пластиковую стенку не сподобился. Егор еще немного послушал вопли, что неслись из трубки, и отбился. Первым делом выключил оба телефона, вытащил сим-карты и, как мог глубоко, затоптал их в снежное крошево под ногами. Потом выбрался из избушки, не скрываясь прошел мимо «Приоры», рискуя заработать себе косоглазие. Что смог — разглядел, хоть обе рожи из-за стекла выглядели нечетко, заметил только, что оба стрижены коротко, возраста примерно одного и одеты, похоже, в темное, немаркое. Зато комплекция разная, водитель с виду худой, дерганый, а второй тоже активный, резкий, но крупнее «коллеги» раза в полтора. Негусто, но все же лучше, чем ничего. Этих двоих он в случае чего опознать сможет, а вот Вике об этом знать не надо, ни к чему ей новость о том, что за домом следят, и вообще многие знания умножают печаль. По всему видно, что не врал тот дядя, что звонил посреди ночи, не врал — предупреждал. Намерения у ребят самые серьезные, хорошо, что в больницу пока не сунулись, ума хватило сообразить, что девушке возвращаться все равно некуда, вот и ждут, как гиены у водопоя. Долго же им ждать придется.

— Звоните только мне. Номер в памяти телефона, — Егор отдал Вике сумку с вещами и мобильник с новой сим-картой. Свою тоже сменил, хорошо, что предупреждать об этом почти никого не надо. Он вообще после возвращения телефон завел себе по привычке, звонить все равно было некому. По работе, правда, потом пригодился, но и только, в выходные молчал, как и в праздники. Зато теперь все изменится, звонка можно ждать в любой момент, и не надо душой кривить, чтобы признаться — он будет ждать этого звонка.

— Спасибо, — сказала Вика. Они стояли в коридоре и смотрели в окно на больничный двор, такой же тоскливый, как площадки перед домами в спальном районе, только машин нет. Бегут люди, едва различимые в ранних сумерках и очередной мартовской метели, отворачиваются от бьющего в лицо снега, торопятся миновать открытое пространство, где ветер зверствует, как в поле.

— У вас теперь тоже другой номер, — предупредил Егор. Девушка удивленно посмотрела на него и поспешно отвернулась. Стесняется своего вида, понятно дело. На голове у нее, прямо скажем, черт знает что, с прической беда, зато одета по-человечески: в джинсы и кофту с капюшоном. И с удовольствием бы натянула на голову этот капюшон, чтобы спрятать «ирокез», что задорно топорщится над левым виском. Но она ограничилась тем, что просто пригладила волосы уже привычным для Егора движением и спросила:

— Зачем? Вы думаете, это что-то изменит?

Выглядела она уже лучше, от бледности и нездорового блеска в глазах и следа не осталось, покашливает еще немного, но это остаточные явления, грозящие стать привычкой. Ничего, все проходит, и это пройдет, зато на ногах держится уверенно и выражение лица другое, сосредоточенное, а не отрешенное, как пару дней назад.