Сборник фантастических рассказов - Анастасия Вихоцкая

Что ж, если все так плохо, и выхода нет, то надо учиться извлекать удовольствия по мере сил из сложившихся неприятных обстоятельств.

Возможности новые, неизведанные, а потребности почти те же — испытывать наслаждение от бытия… Тьфу ты, от небытия, конечно. Не привык еще.

Пожалуй, теперь ему доступно несколько больше, чем ранее, и денежная проблема не стоит ребром, и не лежит аверсом-реверсом. Нет такой проблемы. Для духов все бесплатно. Вот и отличненько…

Где тут ближайший ресторан? Поприличней да подороже. Кажется, я проголодался, как это ни странно…

Тела нет, как и не бывало, а кушать хочется. Сильны старые привычки. Или у духов так мало развлечений, что голод не помеха, а стимул для действий?

Сейчас узнаем… Вот и ресторан, да с швейцаром на входе.

Ой-ей-ей… А это кто же?.. Сотоварищи, должно быть. По инобытию. Его новый круг общения — такие же духи бестелесные. Облепили ресторан как мухи, гроздьями на трубе водосточной висят.

Надо и себе поближе к окошечку пробраться, глянуть, чем там кормят сегодня. Какие изысканные блюда шкварятся на здешней кухне.

О-опля! Духи-старожилы так глянули на новоприбывшего, что того сразу отнесло на сто метров от ресторана.

Ничего себе, приёмчик. Клим обессилено повис на ветвях дерева, переводя дух, если можно так сказать.

— Привет, — послышалось совсем рядом.

Ага, здесь же прохлаждается еще один дух. И похоже, не столь агрессивно настроенный, как те, ресторанные.

— Привет, — попытался в ответ улыбнуться Клим. А это оказалось даже тяжелее, чем летать.

— Видел я, как ты с разбегу к кормушке сунулся. Совсем с ума сошел? Видать, молодой еще, неопытный.

— Да полчаса, как оттуда…

— Хо-хо, и сразу в ресторан подался? — хохотнул новый приятель. — Быстрый… Да только торопиться некуда. Все элитные кормушки заняты давно, не пробиться. Нас, духов, много здесь водится, некоторые уже и столетний юбилей справили. Знают все хода и выходы, держат территорию и новичков не пускают. И не надейся… Для нас заведения попроще — дешевые забегаловки, и то еще надо очередь отстоять. А о домашней кухне вообще забудь — нет нам ходу туда, где крепок быт, семья, и хорошо готовят. Домашний уют — самое сильное заклинанье от призраков.

— Но кушать-то хочется, — пожаловался Клим.

— Хотеть надо было раньше, — совсем развеселился дух, — при жизни. А коль ты вне ее, радуйся и той малости, что нам достается.

Тут Клим заметил на другой стороне улицы торговку пирожками, сонно обмахивающую себя женским журналом.

Он стремительно спикировал на ее лоток и вцепился зубами в выставленный на обозрение зажаристый пирожок. И… провалился в пустоту, клацнув невесомой челюстью об асфальт.

— Ну что ты, совсем неумеха, — с жалостью старшего товарища подлетел тот же самый дух и помог ему подняться на плафон уличного фонаря. — Неужели не соображаешь, что так ничего не получится?

— А как? — чуть не плача спросил Клим. Горечь от все новых неприятных открытий першила в горле.

— Как другие делают, — спокойно объяснил дух, — мы ничего не можем самостоятельно ощутить. Только через посредников. Ты думаешь, те гады, — кивок в сторону ресторана, — с тарелок слизывают. Не совсем. Вернее, совсем нет. Присасываются пиявками к клиенту и посредством его ощущений насыщаются. Увы, ненадолго.

— Кажется, понял. — Клим брезгливо поморщился. — А иначе никак нельзя? Не цепляясь к людям…

— Нельзя, — жестко усмехнулся дух. — Бестелесным почти ничего нельзя. Жить можно… вечно. Или до искупления. Но это редко кому удается. Потому и прибавляется нашего брата, так что скоро и в столовку очередь по предварительной записи будет. Самоубийцы хреновы…

— А сам-то кто? — всхорохорился Клим.

— Такой же как и все… придурок, — процедил дух и сплюнул на тротуар сгусток эктоплазмы. — Ладно, поехали в американскую кормушку, хоть какой бургер зажуем. — По дороге он еще больше разговорился: — Я вообще понимаю три причины, по которым может стукнуть в голову рассчитаться с жизнью: инвалидность, несчастная любовь или если денег кому задолжал много, а отдавать нечем. Сам я после аварии ногу потерял. И знаешь… — дух шмыгнул носом, успевая поглядывать по сторонам. — Теперь бы я так просто с жизнью не расстался, хоть и без ноги. А ты чего? По любви, небось?

— Да-а… — хрипловато отозвался Клим после некоторого молчания, зардевшись потусторонним румянцем.

Сказать, что ему неловко — это брякнуть заведомую ложь.

Ему было тошно от осознания мелочности причин, толкнувших его из окна. Ну не было достойного повода, который можно было бы без смущения озвучить в среде неприкаянных самоубийц.

Вот тебе и жизнь потусторонняя. Никакой радости или успокоения. Ни благости, ни святости, ни морального удовлетворения. Живи летающей пиявкой, да от знакомых на улице шарахайся.

Очень скоро Клим смог разобраться, что его новое окружение довольно четко делится на три группы: «мстители», «эстеты» и «потерянные».

Классификация условная, но довольно четкая. «Мстители» — злобные тварюки, жаждущее наверстать то, на что не были способны при жизни, а способны они были не на многое… Теперь же отличались особой мелочностью. Так называемые «эстеты с вырожденческими завихрениями собственного астрала, несмотря на свой постлетальный опыт, были всем довольны и в виде духов. И удовольствие от небытия извлекали посредством полтергейста да привиденческими провокациями. «Потерянные» были самым жалким классом — по глупости рассчитавшись с жизнью, они застряли в междумирьи и совершенно не знали, куда себя деть.

Скрепя бесполезными ныне зубками, причислял к «потерянным» и себя.

Все обернулось не так, как виделось с высоты тринадцатого этажа. Воробей на карнизе и тот счастливее. Он хоть что-то может из того, что хочет

А тут… Неустроенность, бесполезность, бессилие хоть что-нибудь изменить.

Мучительность бытия обернулась еще более мучительным небытием. Гордыня! — вот удавка на шее, захлестнувшая его намертво. Думал, весь такой хороший, что не гоже жить рядом с вами, недостойными моего общества. Думал удалиться в высшие эмпиреи, где бы слушал музыку сфер и созерцал совершенство, равнодушно поглядывая вниз. А получил блеклую ксерокопию того мира, откуда сбежал. Потери всё, а взамен получил мыльный пузырь, да и тот не цветной.

Потерялся между мирами, и нет дороги домой. Бесприютная вечность в тошнотворно-изысканном обществе потусторонних пиявок.

Разборки на берегу Пучай-реки

Стелются чёрные тучи,