Конкуренция и конкурентоспособность - Юрий Тарануха

В рамках неоавстрийского «конкурентного порядка» монополии просто нет места. Дело в том, что в силу редкости благ не может существовать условий равного и свободного доступа к ресурсам. Это означает, что, с одной стороны, понятие «свободная конкуренция» является ложным, а с другой – монополия в той или в иной степени присутствует всегда. Но такая монополия, даже выраженная в способности влиять на рыночную цену, всегда имеет временный характер и вполне совместима с условиями конкурентной экономики. Монополия, возникающая вследствие завоевания преимуществ, – это мнимая монополия. Такая монополия, – говорит И. Кирцнер, – это «положение производителя, который защищен от угрозы, что другие предприниматели будут делать то, что делает он» [2, с. 110]. Она является закономерным следствием конкуренции и не должна рассматриваться в качестве явления, противостоящего ей. Наличие такой монополии является стратегическим оружием в конкурентном арсенале соперников, которое показывает другим пути развития своего потенциала и выступает стимулом для предпринимательского поиска. С этой точки зрения конкуренция распространяет не просто знания, а знания высшего порядка – обучает тому, где искать знание [2, с. 75]. Вследствие этого конкурентный процесс не может быть неэффективным (расточительным), так как даже дублирование и копирование способствуют обучению предпринимателей. Поэтому традиционным для неоавстрийцев является неприятие антимонопольной политики, равно как и политики защиты конкуренции, что согласуется с их позицией неприятия любых форм вмешательства государства в рыночный процесс.

Неоавстрийцы не отрицают монополию как таковую. Но для них подлинная монополия – это наличие условий, при которых предприниматели лишены возможности предлагать альтернативные решения. Причина этого может быть только одна – предоставление государством исключительных прав отдельным агентам рынка. Государство является виновником существования монополий даже в том случае, когда, казалось бы, существуют экономические условия для их возникновения. Таким образом, методологически проблема монополии решается неоавстрийцами в том же ключе, в каком она виделась еще А. Смиту: монополия – привилегия, предоставленная властью.

Сторонники неоавстрийской школы выделяют у нее три достижения: 1) обоснование динамической природы конкуренции; 2) раскрытие конкуренции как предпринимательского процесса. 3) обоснование роли конкуренции в распространении нового знания.

Что касается вопроса о природе конкуренции, то подход неоавстрийцев назвать новым нельзя. Процессный характер конкуренции присутствует еще в учении А. Смита. К. Маркс создает динамическую теорию развития рынка и конкуренции задолго до неоавстрийцев. Динамической является и концепция конкуренции Й. Шумпетера. К тому же, в отличие от предшественников, неоавстрийцы не раскрывают содержания динамики конкуренции. Маркс видит содержание конкурентной динамики в повышении концентрации производства и капитала, а Шумпетер – в замещении старого новым. Если в качестве динамики принять прирост знаний, то тогда становится непонятной причина сохранения неосведомленности и смысл конкурентного отбора.

Развитие конкуренции связывается с идеей предпринимательской бдительности. Но если понимать под бдительностью способность заметить то, что не заметили другие, возникает занятная коллизия. Бдительный предприниматель – это осведомленный предприниматель, принимающий решения на тех же принципах, которые применяются в неоклассическом подходе. Возникает проблема и с идентификацией бдительности. Бдительный предприниматель – это тот, действия которого оказались успешными. Критерий бдительности – конкурентная практика. Значит, в условиях всеобщей неосведомленности бдительность проявить никто не сможет. Как показал Маркс, настоятельная потребность в поиске конкурентных преимуществ обусловлена конкурентным давлением со стороны соперников. Предприниматели принимают решения наугад, в том смысле, что никто из них заведомо не знает возможного исхода инициативы. Конкуренция – это как раз тот процесс, где возможности каждого участника зависят не столько от его бдительности, сколько от действий соперников.

Претензии неоавстрийцев на создание новой теории информации также весьма сомнительны. Неполнота знания, его рассеянность, относительность и необходимость его проверки посредством практики – ключевые элементы марксистской теории познания. Но главное в другом. Утверждение о том, что конкуренция – это процесс движения от неосведомленности к знаниям и обогащения новыми знаниями, выглядит сомнительным. Во-первых, большая часть знаний является результатом деятельности, далекой от рыночных отношений, а производятся они посредством сотрудничества и кооперации, т. е. форм взаимодействия, отрицающих конкуренцию. Во-вторых, конкуренция не производит знаний. В лучшем случае она проверяет варианты предпринимательских идей на их соответствие требованиям «времени и места». Даже обогащая предпринимателей новым знанием, она не снижает степени их неосведомленности, являющейся производной от динамики перемен в конкурентной среде. В-третьих, сомнительной выглядит провозглашаемая роль конкуренции в открытии и распространении новой информации. В конкурентной среде любое недоступное соперникам знание – преимущество. С этих позиций конкуренция выступает стимулом продуцирования новых знаний. Однако она же – фактор, мотивирующий предпринимателя к сокрытию новой информации. Таким образом, фиксируя коммерческую результативность применения нового знания, конкуренция тормозит его распространение.

Насколько достоверным является выявленное знание? Это знание, жестко привязанное не только к месту, но и ко времени. Другими словами – это всегда прошлое знание. На новом этапе конкуренции оно может оказаться ложным вследствие изменения конкурентных условий. Кроме того, конкуренция является источником дезинформации участников рынка. Как показал К. Маркс, конкуренция информирует о результатах борьбы и ничего не говорит о намерениях соперников. Указывая направленность выгодных в прошлом действий, но, вынуждая конкурентов действовать в полном неведении относительно действий соперников, конкуренция препятствует координации их поведения. В результате вместо ожидаемых выгод, соперников может ждать убыток. Искажающее воздействие конкуренции как информатора.

Мировоззренческое значение неоавстрийского подхода также сомнительно. Во-первых, он дает предельно искаженное представление о содержании и предпринимательства, и конкуренции, выдавая распространение информации за их целевую функцию. На самом деле, эта функция – побочный результат предпринимательства и конкуренции, подлинная цель которых – поиск и обретение частной выгоды. Воспользовавшись терминологией Ф. Хайека, можно сказать: их цель – открытие новых источников выгоды. Во-вторых, представляя свою теорию как инструмент борьбы с тоталитаризмом, неоавстрийцы прилагают усилия для закрепления господства того же тоталитаризма, только обличенного в форму индивидуального эгоизма. воспевая индивидуализм и жадность в качестве факторов развития экономики, неоавстрийцы фактически возводили порок в ранг добродетели. В условиях высоко социализированного общества эти идеи явно вредоносны.

В неоавстрийской трактовке конкуренция – это полная неопределенность и сила, неподвластная участникам рынка. Конкуренция – это эксперимент, результаты которого нельзя предсказать. Ее невозможно ни понять, ни измерить. В конкуренцию можно только верить. Неоавстрийская теория конкуренции сродни теологическому учению, провозглашающему и пропагандирующему веру в конкуренцию как в наилучший способ взаимодействия рыночных агентов. Основанием для такой веры является убежденность Хайека в том, что зависть – наилучший стимул для обнаружения человеческих способностей. Хотя он же признает, что конкуренция – это не универсальная форма отношений. «В экономике, как и всюду, конкуренция – деликатная форма отношений, и к ней следует прибегать лишь в тех случаях, когда мы не знаем заранее, кто сделает работу лучше других» [8, с. 389]. А если мы это знаем, то должны предоставить монополию такому умельцу?

в) Эволюционная концепция конкуренции

Элементы эволюционных воззрений присутствуют у многих экономистов ХХ века. Но эволюционный подход как особый метод экономического анализа связан с выходом в свет работы американских экономистов Ричарда Нельсона и Сидни Уинтера «Эволюционная теория экономических изменений» [4]. Оно знаменовало возрождение методологии, на которую опирались классическая и марксистская теории. В эволюционном подходе любое экономическое явление рассматривается, во-первых, в динамике, во-вторых, как эволюционирующее, а в-третьих, как эволюционирующее эндогенно, т. е. за счет работы внутренних факторов. Побудительным мотивом разработки новой теории и главной ее задачей стал поиск ответа на вопрос о том, как распространяются и закрепляются в экономике новые знания.