На прибрежье Гитчи-Гюми - Тама Яновиц

– Могли бы предупредить. – Фред смотрел на меня с неприкрытым отвращением.

– Где моя мама? – Леопольд вдруг побледнел. Вид у него был совершенно измученный. – Мне мама нужна. Я спать хочу. – И он, пошатываясь, побрел по коридору.

– Ты заснул? Да как ты мог?! – накинулся Теодор на Пирса.

– Прости, – пожал плечами тот. – Я знал, что должен что-то сделать, но что – забыл. И решил: если что-то важное, кто-нибудь мне напомнит. Кого-нибудь подвезти? Машина на ходу. Правда, боюсь, долго она не протянет.

– Хотите, я посмотрю? – предложил Фред.

– Не-а, – сказал Пирс. – Коробка передач скоро сдохнет, а новую, даже если деньги будут, ставить не стоит. Кузов насквозь прогнил.

Теодор включил телевизор, и Трейф с Лулу, оба весом фунтов по двадцать пять, забрались на диван, решив устроиться у него на коленях. Но стоило одному выбрать местечко, туда тут же, отпихивая его, кидался другой. Оба были твердо убеждены, что размером они с полуторамесячных щенков.

– Похоже, я сегодня так и просижу всю ночь, – сказал Теодор, увертываясь от Трейфа, по-дружески заехавшего ему передней лапой по физиономии. – Нервы сдали. Вряд ли засну. А что, если к нам действительно залезали воры?

– Я, пожалуй, посижу с тобой, – сказала я и, сев с ним рядом, сняла парик. Неудивительно, что у меня голова разболелась. Фред в ужасе вылупился на меня. – Чего пялишься, птичья харя? – сказала я.

Как же я его ненавидела! Мне было совершенно ясно, что жизнь свою я закончу с Фредом или с кем-то вроде него, и, очень вероятно, это будет единственный мужчина, меня возжелавший. Самый обычный парень, который будет меня обожать, зарабатывать будет не много и сделает из меня такую же серятину, как он сам.

– А вы можете с нами посидеть? – спросил Теодор. – Под защитой полиции гораздо спокойнее.

Фред воодушевился, но тут же помрачнел.

– Увы, – сказал он, не спуская с меня глаз. – Мне надо отчитаться перед ФБР.

– Теодор, проводи джентльмена, – сказала я.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Дорогу я найду.

Часа в два ночи заявилась Мариэтта, пьяная в дым. Ее полчаса рвало в ванной, потом мне удалось уложить ее в кровать. Около трех вернулась сияющая мамочка. Она притащила охапку библиотечных книг, вывалила их на обеденный стол, а потом рухнула в виниловый шезлонг, который достался нам на распродаже Армии спасения всего за двадцать долларов.

– Чего это вы не спите? – спросила она.

– Тебя ждем, – ответила я.

– Вам давно пора в постель! – сказала она. – Иначе на рассвете вас не поднимешь.

– Зачем это поднимать нас на рассвете? – спросила я.

– Нас ждут важные дела! – заявила она. – Надо немедленно все привести в порядок. Я же говорила вам – жизнь переменится. Нужно быть к этому готовыми. Встанем пораньше и начнем генеральную уборку. Я чувствую, деньги потекут рекой. Вот, глядите! – Она открыла сумочку и вытащила штук десять лотерейных билетов.

– Откуда они у тебя? – спросила я.

– Мне их купил Гарри.

– А молока ты принесла? – спросила я.

– Молока… – сказала она. – Какие чудесные у меня дети! Я так вами горжусь.

– С чего это? – спросил Теодор. Глаза у него были полуприкрыты, но вид довольный.

Мамочка на мгновение задумалась.

– Не знаю, – сказала она. – Да какая разница – горжусь, и все. Поесть что-нибудь найдется?

Из спальни, зевая во весь рот, вышел Леопольд.

– Мне приснился плохой сон, – сказал он. – Что тут происходит?

– Леопольд, еда какая-нибудь осталась? – спросила мамочка.

Леопольд на мгновение задумался.

– Могу пожарить тебе картошку с луком, – сказал он.

– Я и сама могу, – сказала мамочка, продолжая сидеть.

Леопольд отправился на кухню.

– Кто-нибудь еще будет есть? – крикнул он.

Из нашей с Мариэттой спальни выскочила Лулу и пошла за Леопольдом на кухню.

– Она хочет морковку, Леопольд, – сказала я.

Лулу обожает морковь, может умять за день четыре морковины, только ей их надо чистить и резать на кусочки, а то есть не станет.

– Картошка с луком – звучит заманчиво, – сказал Теодор. – Леопольд, я тоже не откажусь.

– И я! – сказала я. – Сегодня вечером Леопольд узнал, как готовить пиццу. Его научил растлитель малолетних из «Минни-вавы».

– Потрясающе! – сказала мамочка.

Я поняла, что она немного выпила.

– Что с Эдвардом? Что с библиотекаршей? Что с моим лордом?

– Эдварда посадят в тюрьму, с библиотекаршей все в порядке.

– Ее изнасиловали?

– Изнасилуй меня, о носильщик прекрасный, и носильные вещи сорви, – запел Теодор.

– Это ты не сам придумал, – оборвала его я.

– Нет-нет, она в полном порядке, – сказала мамочка. – Это было недоразумение.

Правда, они отравились угарным газом. В библиотеке ужасная вентиляция, и отопительная система подключена неправильно. Миссис Хартли уже давно неважно себя чувствовала, а сегодня было так холодно, что отопление работало весь день. Она, наверное, заперла все и зашла к себе в кабинет, где вместе со всеми остальными и потеряла сознание.

– Довольно скучная история, – сказала я. – А Эдварда действительно посадят?

– Ворюга он, гонив, – сказала мамочка.

– Это одно и то же, – заметил Теодор, который прошлым летом ходил на курсы идиша для взрослых. – Никак не могу понять, как ты позволяла своим детям общаться с этим криминальным типом.

– Не судите слишком строго, примите во внимание его эпилепсию, – сказала она.

– Мам, ты всех прощаешь! – возмутилась я. – Твоя проблема в том, что ты все хочешь простить и забыть.

– Моя проблема не в этом, – сказала мамочка. – Я забываю, но не прощаю. Моя проблема в заниженной самооценке. Надеюсь, вы, дети, когда вырастите, такими не станете.

– Мы уже почти выросли, – сказал Теодор.

– А самооценка у вас заниженная?

– Заниженная, но с примесью мании величия, – сказал Теодор.

– У меня тоже, – сообщила я. – У меня самооценка ниже, чем у вас у всех.

– Не хвастайся! – сказала мамочка.

– Вуаля! – В комнату вошел Леопольд со скворчащей сковородкой и поставил ее на журнальный столик. За ним вышла Лулу, гордо неся в своих коралловых устах кусок морковки. Она вспрыгнула на диван и принялась ее грызть.

– А это что? – спросила мамочка, когда Леопольд раздал нам ложки.

– Вилки грязные, – сказал Леопольд. – Ma, расскажи нам про свое трудное детство.

– Восхитительно! – сказала мамочка, отправив в свои коралловые уста полную ложку картошки с луком. – Изумительный поздний ужин!

– М-мм, какой восторг! – сказала я. – Здорово, Леопольд.

– Итак, про детство, – сказала мамочка. – Да вам, наверное, уже надоели мои истории? Я разве раньше их не рассказывала?

– Никогда, – съязвил Теодор, но виду него был заинтересованный.

– Расскажи, что это такое – быть богатым, – попросил Леопольд.

– Когда ты богат, ты просто не понимаешь, как трудно раздобыть деньги тому, кто беден, – начала она. – Когда ты беден, почти невозможно выкарабкаться из сточной канавы нищеты и достать денег. Вы себе не представляете, насколько лучше быть богатым, чем бедным. Я даже не знаю, дети, как вам про это рассказать. Конечно, у нас с вами есть мы сами, что гораздо ценнее всех денег и всех материальных благ.

– Ой, только перестань нести ерунду, – сказал Теодор.

Мамочка задумалась.

– Пожалуй, действительно не стоит.

– Люди больше любят богатых, чем бедных, – сказала я. – Богатые всем нравятся, хоть и не за то, за что следует.

– Хорошо, согласна, я была идиоткой, – сказала мамочка. – Но я всем богатствам мира предпочла вас пятерых.

– Как мило! – сказала я с горечью.

– Вы что, такие уж несчастные? Разве я была вам плохой матерью? Я старалась, как могла.

– Ты хорошая, – сказал Теодор. – Но вот деньги… Как нам их раздобыть? Как выбраться из этой сточной канавы?

– Мамуля, расскажи нам про деньги, – попросил Леопольд, с гордостью наблюдавший за тем, как мы едим.

– Ну что ж! Я выросла в огромном особняке, таком, как Уолвергэмптонское поместье.

– Только еще больше, да? – сказал Леопольд.

– Не знаю, был ли он больше. В лучшем состоянии – точно. Мой дедушка был коммерсантом, и он привозил домой редкости со всего мира. А еще он много охотился в Африке. У нас были львиные головы, на полах лежали шкуры зебр, а подлокотники дивана были из слоновых бивней футов по шесть длиной.

– А куда вы ставили зонтики? – спросил Леопольд.

– Ты же знаешь, – сказала мамочка.

– Все равно расскажи!

– В стойку, сделанную из ноги гиппопотама! Сейчас бы это, конечно, сочли неполиткорректным. А какие у меня были платья! Жаль, что они не сохранились, я бы отдала их вам, девочки. У меня была своя портниха, и раза два в год я ездила в Нью-Йорк и заказывала у нее все, что нужно. И вот тем летом, когда мне только-только исполнилось девятнадцать…

– Как мне сейчас! – воскликнула я.

– …я гостила у своих друзей в Таиланде. У них была вилла на озере Пхукет, еще до того, как в Таиланд толпами повалили туристы. Там-то я и повстречала Нельдо, отца Пирса. После чего мой отец, ваш дед, от меня отказался. Наверное, мне надо было умолять его о прощении, но на дворе стояли шестидесятые, в воздухе витал дух свободы. Я послала к черту и его, и его деньги. Мы с Нельдо прожили несколько лет, так и не вступив в брак, и мой отец был в ужасе, поскольку среди людей нашего круга это было не принято.