Штурмовая бригада СС. Тройной разгром - Леон Дегрелль

Это кончилось плохо.

В 07.00 ужасный грохот танков второй раз раскатился по окрестностям Ново-Буды. Пять немецких танков попятились, чтобы сменить позицию. Солдаты бегали по грязи, ничего не видя и ничего не слыша.

Три танковых снаряда, выпущенные в упор, пролетели сквозь маленькую избу. Все с грохотом посыпалось на наши головы, мы были наполовину похоронены под обломками.

Я получил большим обломком прямо по животу. С большим трудом я выполз из-под завала, весь перемазанный желтой грязью от глиняных стен. По обе стороны развалившегося дома бегали солдаты, преследуемые советскими танками. Один из них уже прошел мимо нас.

Двести мертвых

Русские затопили Ново-Буду.

Схватив автоматы, мы с командиром бросились к своим солдатам, которых здесь осталось около 50 человек.

Две параллельные дороги, между которыми мы оказались, наполнились лязгом танковых гусениц.

15 вражеских танков уничтожали лисьи норы наших стрелков. Людей вдавливало в грязь тяжестью машин, или их убивали вопящие орды азиатов, следовавшие за танками.

Пять немецких танков отошли в конец деревни. Один из них, отступая, оказался нос к носу с танком красных. Они выстрелили одновременно и уничтожили друг друга.

Другой советский танк бросился на нас с такой скоростью, что мы не успели ничего увидеть. Подброшенные в воздух, мы разлетелись в разные стороны, полуоглушенные, кто-то был убит, кто-то только ранен.

Наш немецкий офицер связи торчал в грязи, как безумный куст. Его голова глубоко ушла в жижу, а ноги торчали вверх. Танки продолжали ползти вдоль двух дорог, давя наших несчастных пехотинцев, которых они упорно преследовали.

Я сумел нырнуть в канаву. Длинный зазубренный осколок, страшно горячий, пробил мою куртку. Я мог сказать, что получил ранения в бок и руку, однако мои ноги остались целы.

Люди в панике бросились к западной окраине деревни, решив, что все потеряно. Среди них катил тягач одного из наших противотанковых орудий. Снаряд советского танка разворотил его.

Я перехватил солдат на середине западного склона холма. Одного из своих офицеров я посадил на лошадь и отправил дальше остановить тех, кто успел сбежать.

Наши танки и противотанковые орудия отошли на юг. Однако они продолжали стрелять. Именно там можно было остановиться.

Держась у красных заборов, солдаты возвращались в дома под интенсивным обстрелом «Сталинских органов». Воздействие разрывов этих ракет было неописуемым. Каждая установка выпускала по 36 ракет, при взрыве которых поднимались фонтаны, похожие на яблоневые деревья. Серые сады, призрачные сады, которые разбрасывали ужасные плоды из окровавленных кусков человеческих тел.

В одной из изб мы держали несколько панцерфаустов, индивидуальное противотанковое оружие, созданное для Восточного фронта. В то время нам приходилось ждать, пока танк приблизится на расстояние 10 или 15 метров, прежде чем выпустить большое металлическое яйцо, прикрепленное к одному концу пустой трубы. В момент выстрела язык пламени длиной 4 или 5 метров вылетал с противоположного конца трубы, лежащей на плече стрелка. Любой человек, оказавшийся позади стрелка, моментально превратился бы в головешку. Использовать панцерфауст в траншее было нельзя, так как пламя, отразившись от стены, сожгло бы стрелка. Самым лучшим вариантом было встать на колено позади стога, дерева или окна и нажать на спуск в последнюю минуту.

Это было очень рискованно. Даже если танк взрывался, пламя панцерфауста немедленно выдавало стрелка остальным танкам. Возмездие следовало незамедлительно.

Но наши солдаты привыкли к рискованным играм, к занятиям, которые требовали присутствия духа и отваги. Добровольцы пробились между избами с панцерфаустами в руках, укрываясь за кучами хвороста и заборчиками. Советские танки были быстро окружены. Немецкие танки и наши противотанковые орудия отбивались, как могли. Через час вся южная часть деревни снова была нашей. Колонна красно- черного пламени поднималась метров на 10 в высоту.

Русские удерживали восточную и юго-восточную часть Ново-Буды. 9 танков, которые они слегка замаскировали, выжидали, пока начнется наша контратака.

Наши потери были пугающими. За два часа боев мы потеряли почти 200 человек.

Группы наших солдат залегли в беспорядке в раскисших полях перед тем, как начать мучительное продвижение к вершинам холмов. Я был раздет и старался спрятаться за кустом на гребне. Два ребра были сломаны осколком, пробившим мне правую руку.

Это было не слишком важно, так как я должен был воодушевлять солдат. Ноги, голос и пальцы, чтобы стрелять, имелись. Этого было достаточно. Я еще мог вести солдат и приказывать офицерам.

Однако любой, кто видел процессию измученных раненых и слышал рассказы санитаров с носилками, всегда запоминали только самые ужасающие детали.

«Сталинские органы» вели адский огонь. Каждый новый залп заполнял долину чудовищной рощей серых «яблоневых деревьев», из которой доносились пронзительные крики боли, призывы о помощи, предсмертные хрипы.

После получаса этого ужаса дух моих солдат был заметно крепче, чем их тела. Этот населенный пункт, где так много мертвых тел лежало в грязи, пугал их. Однако они лишь ругались сквозь зубы, чтобы облегчить боль и приободрить себя и товарищей. Они даже улыбались, хоть и странно смотрелись улыбки на грязных лицах, а потом, поправив амуницию, солдаты снова шли вперед.

Погода полностью переменилась. Дождь в Корсуни прекратился. Холод, сначала терпимый, постепенно стал довольно злым. Холодный ветер свистел и колол, точно иглами.

За две недели изнурительных маршей по бескрайнему океану грязи взмокшие солдаты побросали значительную часть зимней одежды. Меховые куртки, белье с начесом — все постепенно выкидывалось, предмет за предметом во время очередного перехода. Многие солдаты не имели даже шинелей.

В горячке утреннего боя никто не замерз. Но теперь ветер резал лица, обжигал тела под легким мундиром, пропитанным грязью.

Вражеская авиация немедленно воспользовалась тем, что небо очистилось. Самолеты пикировали волна за волной, пролетая над самыми вершинами холмов. Каждый раз нам приходилось вжиматься в пока еще мягкую землю, слушая, как вокруг чмокают пули, попадая в грязь и камни.

В деревне атаки и контратаки сменяли одна другую без перерыва. У нас почти не осталось боеприпасов. У пулеметов осталось едва ли по 50 патронов на ствол, что было достаточно, чтобы вести огонь несколько секунд.