Зеркальная месть - Сергей Бакшеев

Ночью в постели старается только Кирилл, а я мирюсь с его напором. Мужчина всегда получает свое, а мне так часто и не надо. Ну, нет у меня сегодня настроения! Вот, наконец, он судорожно дергается, замирает и откатывается. Я расправляю ночную сорочку, превращенную им в подобие шарфика, и расслабляюсь. Можно спать.

Рука автоматически проверяет пистолет под подушкой. Сколько их было у меня? Вчера Коршунов лишился своего ствола, сегодня мы получили «компенсацию». ПМ конвоира я хотела отдать Николаю, но Коршунов отговорил. Пусть парень сначала научится ходить с травматическим пистолетом. У киллера Кирилл «позаимствовал» пушку получше — девятимиллиметровую «Беретту» с обоймой на пятнадцать патронов.

Пытаюсь заснуть, но Кирилл сопит и постоянно ворочается. Матрас вздрагивает от его движений.

— Что с тобой? — не выдерживаю я.

— Это война, — откликается он. — Рысь готов на всё, чтобы уничтожить тебя.

— Скажешь тоже, война. Ты же не понаслышке знаешь, что это такое.

— Пусть не война, а охота. Он отказался от мирной сделки и послал киллера. Это доказывает, что Рысь не успокоился и продолжит охоту на тебя.

— Охота так охота. Я еще не утратила навыков и готова ответить. Он трижды покушался на меня, значит, я имею право. Рысь — чем не цель для настоящего охотника.

— Теперь его не достать.

— Еще посмотрим. Мне бы винтовку стоящую.

— Эх, Светлая. Он не кто-нибудь, а генерал ФСБ и сделал выводы после твоей угрозы. А теперь, когда ты на свободе, он тем более предпримет все меры, чтобы мы его не достали.

— Что-нибудь, да упустит.

— Если мы найдем удобное место для засады, оно будет ловушкой. Мы с тобой до сих пор на свободе, только потому, что Рысь не подключает все имеющиеся в его подчинении ресурсы Конторы.

— Боится огласки?

— Чего-то он опасается это точно. Ты для него представляешь потенциальную угрозу не как снайпер.

— Я лишь выполняла его приказы. Через тебя.

— В том то и дело! Он предпринимает всё возможное, чтобы тебя ликвидировать до того, как ты дашь показания.

— Что конкретно его пугает?

— Когда я сжигал досье, страницу за страницей, я вспомнил каждый эпизод твоей работы за семнадцать лет. Тогда я посчитал, что сжег всё. Но сейчас вспомнил, что в досье не хватало двух исполненных заказов.

— Каких?

— Вор в законе Хасарян и банкир Тумилович.

Память возвращает меня на два года назад в жаркое Московское лето. Я вспоминаю:

— Это был сложный заказ-тандем. Два клиента с интервалом в сутки.

— Таково было условие Рыси.

— Может, к тому времени Контора прекратила вести досье?

— Я сам готовил материалы и передал их Рысеву.

— Он начал новую папку?

— Нет. Эпизод в Валяпинске в досье имеется. Наше Калининградское дело тоже, хотя готовил документы уже Лесник.

— Вор в законе и банкир. Как они связаны?

— Тогда я не задумывался над этим.

— А я тем более.

— Рысев отдал досье полностью. Кроме этих двух эпизодов. Это не случайно.

— Он изъял эту информацию, как наиболее опасную для него? — предполагаю я.

— Возможно, уничтожил эти данные еще раньше.

— И теперь они хранится только в нашей памяти?

— Получается, что так.

— А память умирает вместе с человеком. — Я смотрю на озабоченного Кирилла. — Что будем делать?

— Утром подумаем.

— Золотые слова. — Я зеваю, отворачиваюсь и поджимаю колени. — Минут пять не ворочайся, пока я засну.

24

Утром, как только мы позавтракали, в дверь трижды стучат, потом дважды жмут кнопку звонка. Кирилл бесшумно перемещается к окну и изучает двор, я хватаюсь за пистолет. Кирилл оборачивается и пожимает плечами. Ничего подозрительного, но это мало что значит.

Снова три стука и два звонка. Я на цыпочках двигаюсь в коридор. Хозяйке заплачено за полгода вперед, это должно было ее успокоить. Если не она, тогда кто?

И тут из ванной выскакивает мокрый Коленька.

— Это ко мне! — кричит он и бежит к двери.

Меня пронзает вспышка злости. Мы с Кириллом, как заведенные, тщательно соблюдаем законы конспирации, а безбашенный байкер назначает встречу в нашем тайном убежище!

Николай распахивает дверь, и я вижу светловолосую стройную девушку в яркой горнолыжной куртке с дорожной сумкой на плече.

— Таня, — расплывается в улыбке Николай.

— Привет, — кивает мне девушка, смело заходя в квартиру.

Я узнаю ее. Дочь Коршунова, бывшая заложница из Калининграда. Из комнаты выскакивает разъяренный Кирилл, размахивая пистолетом.

— Какого черта! Я же сказал, чтобы ты уехала в Европу!

Девушка не смущает грубый прием. Она сбрасывает сумку на пол и снимает куртку.

— Тапки есть? — спрашивает Николая.

А меня мучит другой вопрос:

— Как ты узнала этот адрес?

Таня с Николаем переглядываются.

— Ты сообщил, — догадываюсь я, пригвоздив жестким взглядом сына.

— По электронной почте. И кодовый стук придумал, если она вдруг…

— Когда вы познакомились?

— В сентябре, — откликается Татьяна. — Отец дал мне его адрес. Я спровоцировала случайную встречу, а потом мы стали общаться. Вы разве не в курсе?

Я перевожу вопросительный взгляд на Коршунова. Что за тайный заговор, о котором я ничего не знаю? Кирилл хватает меня за локоть и тащит на кухню.

— Светлая, помнишь, ты всё время вспоминала Колю. А я хотел убедиться, что Николай Субботин твой сын, — смущенно объясняет Коршунов. — И решил сравнить ваши ДНК.

— Что?!

— Я взял твой образец и попросил Таню под каким-нибудь предлогом встретиться с Николаем, чтобы получить его.

— Вот оно что… И какой же результат?

— Положительный.

— А свою Таню ты не думал проверить? — возмущаюсь я.

— Я это уже сделал, — признается Коршунов.

Я во все глаза смотрю на любимого человека. Неужели Контора так портит людей. Всех подозревать, никому не доверять, каждый раз предполагать обман и устраивать проверку за проверкой. А как же зов сердца?

— Светлая, дело не только в ДНК. Ты должна была знать о сыне. Нам нужен был посредник для общения с ним, — пускается в объяснения Кирилл. — Точная информация лишней не бывает.

Информация… Меньше знаешь, крепче спишь, — говорят обыватели. Мне спокойный сон давно не ведом. Чтобы в следующий раз заснуть живой я должна быть готова к худшему. А для этого надо знать не только противника, но и друзей.

За что я взъелась на Кирилла? Возможно в силу его дотошности, которую Коршунов привил и мне, я до сих пор жива.

— Перемудрили вы, — качаю головой я и примирительно касаюсь руки Кирилла.

На кухню заглядывают Николай и Татьяна. Мы находим на кого выплеснуть свое раздражение.

— Кто еще знает об этой квартире? — требую я.

— Да ладно вам, — насупилась Таня. — Я соблюдала осторожность. Таксист высадил меня на соседней улице.

— Я же приказал тебе срочно уехать в Польшу и затеряться в Европе! — вновь наседает на дочь Коршунов.

— Я и затерялась. Москва — это тоже Европа, между прочим. Я, знаешь, что придумала? Всех перехитрила! Выехала в Польшу по своему паспорту, а в Варшаве взяла билет до Москвы на имя мамы. Была Татьяной Коломиец, а стала Татьяной Волошиной. После ее гибели остался загранпаспорт, а мы похожи.

— Только ей было тридцать девять, а тебе двадцать! — напоминает Коршунов.

— Ну и что. Сейчас многие женщины молодо выглядят. А в паспорте мамы фотография давняя. Меня без проблем пропустили на двух границах.

— А могли задержать. Это риск, понимаешь! Когда ты в безопасности, у меня руки развязаны. А если с тобой…

— Да не могу я прятаться, когда у вас такое!

— Какое такое? — поддерживаю я мужа. — Это наши трудности, мы их успешно решаем.

— Вам помогает Коля. Я тоже хочу.

— Да что ты можешь?

— Я журналистка, как мама! — с вызовом отвечает Татьяна.

— Ты только учишься, — замечает Коршунов.

— Я способная, дорогой папочка. Я подрабатываю в газете и на телевидении. Умею добывать информацию, анализировать факты и тайно фотографировать, как «папарацци».

— Да ты хоть понимаешь, что мы не с певичками голопопыми дело имеем?

— А ты понимаешь, что я не ребенок! Ты пропустил мой ясельный период. И школьный тоже.

А это был удар ниже пояса. Кирилл и так корил себя за упущенные годы. Я спешу вмешаться в ненужную перепалку и загораживаю Кирилла, чтобы он не вспылил.

— Журналистка — это прекрасно! Информация лишней не бывает, — выпаливаю я слова Коршунова.

— Что вам нужно? Вы только скажите, — откликается Татьяна.

— Завтракать будешь? — я расчищаю место на кухонном столе. — Присаживайся.

Татьяна инстинктивно поправляет джемпер на талии.

— Не стоит. В самолете кормили.