Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Несмотря на баталии вокруг «Бонни и Клайда», Битти с Тауном находили время для работы над сценарием «Шампуня». Правда, сотрудничество обоих радовало мало. В течение нескольких месяцев в 1968 и 1969 году они регулярно встречались во время ланча где-нибудь в «Сорсе» или «Эвейр Инн», выпивая немереное количество ромашкового чая, после чего Таун отправлялся домой и садился писать. Вскоре Битти почувствовал неладное. Сценарий не получался — драматурга «заклинило». Вот как говорит об этом продюсер Джерри Эре: «Боб предпочитал переделывать работу других и получать деньги, не претендуя на официальное авторство. Тогда он делал всё очень быстро. Недели через три у нас был готовый, абсолютно новый сценарий. Но стоило ему заняться чем-нибудь под собственным именем, как тут же на почве бесконечной шлифовки и боязни потерпеть неудачу развивался невроз, и работа грозила длиться вечно». А вот мнение руководителя производства кинокомпании «Парамаунт» Роберта Эванса, который впоследствии привлечёт его к написанию «Китайского квартала»: «Таун мог без конца пересказывать вам свой будущий сценарий, страницу за страницей, но на бумаге так ничего и не появлялось. Никогда».

У Тауна было два недостатка. Первое — слабость структуры повествования, а это серьёзная проблема для драматурга, известного своими многословными, 250-страничными сценариями. И, во-вторых, при всём его мастерском владении словом, он не мог выдумать простейший сюжет, проследить элементарную последовательность событий. Таун неимоверно страдал, как ему казалось, от недостатка воображения. «Роберт написал сценарий, превосходный сценарий по общей атмосфере и диалогам, но абсолютно беспомощный в плане сюжета. И в каждом новом варианте история развивалась по-повому — он ни на чём не мог остановиться», — характеризует Тауна Битти.

Таун, в свою очередь, считал, что Битти слишком прямолинеен: «Он не разрешал мне взять паузу и всё хорошенько обдумать. Не помню кто, Ницше или Блейк, говорил — «прямые дороги — дороги прогресса, извилистые — путь гениев». Так вот Битти сознательно никогда не шёл извилистым путем».

Наконец, терпению Битти пришёл конец. Ему надоели бесконечные ресторанные посиделки с пережёвыванием морковки и бесплодным жонглированием идеями и он заявил: «Послушай, я не хочу ждать, пока ты что-нибудь родишь. Закончи к 31-му декабря и покажи мне. Не сделаешь — забудь, я сам напишу». Наступило 31 декабря, а сценария не было. Битти разозлился. Несколько месяцев они даже не разговаривали. Таун решил, что «Шампуню» уже не суждено появиться на свет. А Битти подумал, подумал, и принялся за другой фильм — «Мак-Кейб и миссис Миллер».

2 — «А кто сказал, что мы правы?» 1969 год

«Себя мы на киноэкране не видели. По всей стране, на любой тусовке вовсю курили «траву» и пользовали ЛСД, а народ продолжал ходить в кино на Дорис Дэй и Рока Хадсона!».

Как «Беспечный ездок» компании «Би-Би-Эс» дал старт в Голливуде авторскому кино режиссёров, Деннис Хоппер, ошалевший от наркотиков, стал гуру контркультуры, а Берт Шнайдер — «серым кардиналом» американской «новой волны».

Берт Шнайдер и Боб Рэфелсон прогуливались по Центральному парку Нью-Йорка. Вроде самое начало 60-х, а молодым людям не до веселья. Причины были разные. Берт успел пробежать все ступени «Скрин джеме», телевизионного отделения кинокомпании «Коламбия пикчерз», владельцем которой был его отец. Он рано занял высокую должность заведующего финансовым отделом и вот-вот должен был возглавить всё отделение, как вдруг семейственность вышла ему боком — отец остановил его продвижение вверх. В общем, Берт пребывал в самых растрёпанных чувствах. Тем временем, Рэфелсон менял одну работу за другой, долго нигде не задерживаясь, и знал, что слишком умён и талантлив для того, чтобы заниматься тем, что делал сейчас, знал, что рождён для лучшей доли.

По обыкновению, ребята встречались во время ланча, проклинали свою работу и фантазировали. Рэфелсон мечтал о собственной компании: «Проблема кинематографа не в отсутствии талантов. Проблема в отсутствии талантливых людей, способных оценить настоящий талант. Взять, например, Францию с её «новой волной», Англию с Тони Ричардсоном и его компанией «Вудфол» или «неореализм» итальянских фильмов. Разве у нас нет таких людей? Есть, но у нас нет системы, которая позволяла бы им раскрыться, стимулировала бы их. Вопрос не в режиссёрах иного, более высокого уровня, а в продюсерах, способных дать режиссёрам с идеями возможность делать фильмы так, как они хотят. И не только на заключительном этапе, при монтаже, а — от начала и до конца».

Определённо, Боб симпатизировал Берту потому, что тот носил короткую причёску, не курил «траву» и точно знал, где и когда в отношениях между людьми заканчивается бизнес. Как-то, в очередной раз выслушивая жалобы Берта по поводу управленческих проблем в его собственной компании, он спросил:

— А не бросить ли тебе всё это?

— Брошу, а дальше что?

— Создадим свою компанию.

Так, в 1965 году, Шнайдер ушёл из «Скрин джеме», чтобы в Лос-Анджелесе вместе с Рэфелсоном создать крошечную компанию под названием «Райберт», которая после вхождения в неё друга Шнайдера Стива Блонера полностью изменила киноиндустрию. По первым буквам имён основателей компанию назвали «Би-Би-Эс».

Смышлёным Рэфелсона считали ещё в детстве. Он постоянно пропадал в «Талии» или «Нью-Йоркере», а главное — был двоюродным братом легендарного Сэмсона Рэфаэлсона, который писал сценарии комедий для самого Эрнста Любича [23]. Боб рос вместе со старшим братом Дональдом на 81-й улице в доме №110 по Риверсайд-Драйв. Семья принадлежала к вполне благополучному среднему классу — отец занимался производством шляп. Боб ходил в частную школу Горация Манна, а его родители состояли членами загородного клуба в Уэстчестере.

Тоби Карр познакомилась с Бобом в тринадцать лет. «Мы поехали к его приятелю, потому что у того в доме тогда была девчонка, которая Бобу нравилась, — вспоминает Тоби. — Так вот он ночь напролёт миловался с ней на диване, а я всё это время простояла у рояля, слушая, как его друг без конца играл «Рапсодию в блюзовых тонах». Когда вечеринка закончилась, я, выходя из такси, подчёркнуто вежливо произнесла всё, что положено в таких случаях, вроде: «Большое спасибо за прекрасный вечер», — что, конечно, было большим преувеличением, а он просто захлопнул дверь машины и усвистал. Мне бы тогда его понять. Вспоминая тот вечер теперь, всё кажется таким очевидным. Определённо, я искала приключений на одно место».

Мать Рэфелсона любила выпить. Загулы продолжались дни напролёт, а сама она могла то жестоко обидеть, то нежно приласкать. «Боб оказался таким же, — рассказывает Тоби. — Он мог повести вас куда-то, потом неожиданно развернуться на 180 градусов, а ты стоишь несчастная, чувствуешь себя обиженной и оскорблённой и ничего не понимаешь. Он и мозги пудрить мог также. Думаю, это у него от матери».

Предполагалось, что Боб продолжит семейный бизнес, но, презирая шляпы, он всеми силами старался избежать подобной участи. После окончания средней школы Боб направился в Дартмутский колледж [24]. Шли 50-е годы. Поэтому не удивительно, что он обожал черные свитера с высокими воротниками, читал Сэмюэля Беккета [25], Жана-Поля Сартра [26] и Джека Керуака [27]. Он был красив, как может быть красив только истинный еврей: копна темно-каштановых волос над высоким лбом, вечно надутые, как бутон розы, губы и разбитый нос боксёра. Боб был высок, худощав, но крепко сложен и сжат как пружина, что казалось, от него вот-вот во все стороны понесутся электрические разряды. Ему словно на роду было написано быть в центре событий. Похоже «Белый негр» Мейлера [28] был написан специально для него. Задумчивость Боба в сочетании с жестокостью, качеством настоящего хищника, привлекали к нему людей. Однако спустя годы, когда перспективы становились всё туманнее, а карьера так и не складывалась, все поняли, что у него обычная депрессия.

Пока Боб был в Дартмуте, Тоби училась в Беннингтонском колледже [29]. Несмотря на то, что их первая встреча вряд ли способствовала продолжению отношений, они, благодаря удачному стечению обстоятельств, совсем как в фильме «Познание плоти», стали мужем и женой. «Его энергия била через край, он мог увлечь, влюбить в себя так, что сопротивляться было бесполезно, — рассказывает Тоби. — В общем — негодник и смутьян. Добавьте сюда талант рассказчика, который, думаю, развился у него на почве стремления уйти от реальности, окружавшей его, и вы поймёте, что это был за фрукт».

Боб и Тони поженились в середине 50-х. Родился сын — Питер. В Нью-Йорке они дружили с Баком Генри, которого знали еще в Дартмуте, он был на пару лет старше Рэфелсона. «Баки был невероятно смешным, очень скованным и одновременно до ужаса любопытным, совсем как подросток, — вспоминает Тоби. — Его так и тянуло к «неформалам» — нудистам и прочим извращенцам». Обитал он в задрипанной квартирке в цоколе дома на 10-й улице в Гринвич-Виллидж. В гостиной на полу по обыкновению сидела игрушечная горилла в натуральную величину. У Бака не было привычки снимать пижаму, так что перед выходом на улицу поверх неё он просто натягивал одежду.