Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией - Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе

Но любовь Ухтомского к буддизму не сводилась к мистическим чарам этого учения. Князь также нашел важную стратегическую цель для бурят и их вероисповедания{187}. «Забайкалье является ключом к сердцу Азии, авангардом русской цивилизации на границе “Желтого Востока”», — указывал Ухтомский{188}. Эспер Эсперович считал буддистских подданных царя важным инструментом для расширения русского влияния во Внутренней Азии, хотя и предлагал для этого менее воинственный способ — стать «поборниками русской коммерции и нашей хорошей репутации»{189}. По этой причине, доказывал он, русские государственные деятели были неправы, когда пытались ассимилировать инородцев-буддистов{190}.

Интерес Ухтомского к Востоку выходил далеко за пределы восточных религий. Он также страстно увлекался культурой этой части света и во время своих путешествий в конце 1880-х гг. собрал большую коллекцию по китайскому и тибетскому искусству{191}. В итоге насчитывавшие более 2000 экспонатов приобретения Ухтомского изначально были выставлены в Императорском российском историческом музее в Москве. Они принесли своему владельцу золотую медаль Всемирной выставки в Париже в 1900 г., когда их экспонировали в Сибирском павильоне. «Подаренные» Советскому правительству после 1917 г., теперь они — главная часть коллекции искусства Восточной Азии в петербургском Эрмитаже{192}.

Публикации князя Ухтомского и его коллекция привлекли внимание востоковедческих кругов Петербурга. Он был избран членом Русского географического общества, а МИД стал обращаться к нему как к консультанту по вопросам, связанным с Восточной Азией{193}. Когда в 1890 г. начали планировать путешествие царевича на Восток, репутация Ухтомского как знатока восточного искусства и его безукоризненная репутация в обществе сделали его идеальным спутником для цесаревича.

Поездка в свите наследника была важной ступенью в карьере Эспера Эсперовича. Если офицеры «Памяти Азова» безжалостно дразнили хрупкого князя, Николай проникся к нему симпатией. Цесаревич в письме сестре Ксении хвалил «маленького Ухтомского» за «чрезвычайную» веселость{194}. По возвращении в Петербург в 1891 г. Эспер Эсперович в качестве вознаграждения получил звание камер-юнкера, а также вошел в состав Комитета Сибирской железной дороги, председателем которого был Николай. Одновременно он получил отпуск в МВД для работы над описанием путешествия наследника.

Книга писалась в постоянном контакте с Николаем, который лично прочитывал и утверждал каждую главу{195}. Потребовалось шесть лет, чтобы завершить этот труд, который вышел в свет в трех томах между 1893 и 1897 гг. Богато иллюстрированная книга, опубликованная Брокгаузом в Лейпциге, выдержала четыре издания, несмотря на весьма высокую цену в 35 рублей{196}. Были приложены все усилия, чтобы обеспечить книге широкое распространение. Императрица Александра Федоровна приобрела несколько тысяч копий для Министерства народного просвещения и других правительственных ведомств{197}. Чтобы сделать книгу доступнее, ее издали в версии подешевле — в бумажной обложке. Появились ее переводы на английский, французский, немецкий и даже китайский языки. Последний был подарен императору Цзайтяню (правившему под девизом Гуансюй — Блестящее наследие) и вдовствующей императрице Цыси русским посланником Михаилом Гирсом в 1899 г.{198}.

Благодаря близости к Николаю Ухтомский играл активную роль в восточноазиатской политике в первые годы его правления. Огюст Жерар (Auguste Gerard), французский посланник в Китае, полагал, что Ухтомский был «выбран царем на роль интерпретатора и главного исполнителя российской политики в Восточной Азии»{199}. Хотя дипломат и переоценивал вес Эспера Эсперовича, он хорошо его охарактеризовал: [Ухтомский] «был любопытный человек. Молодой, образованный, с живым и деятельным темпераментом, увлекающийся, но вдумчивый — его характер и устремления не подходили ни дипломату, ни придворному. Прежде всего его волновали важные вопросы, касающиеся его страны»{200}.

Наиболее заметна была роль князя как поборника более близких связей с Востоком. Помимо написания популярного «Путешествия на Восток Его Императорского Высочества…» Эспер Эсперович часто комментировал азиатские события в таком издании, как ультраконсервативный «Гражданин» князя Владимира Мещерского в начале 1890-х гг. Теперь у Ухтомского были более честолюбивые замыслы, и в 1895 г. он представил царю план создания своей собственной ежедневной газеты. Он пояснял, что газета, «не отличаясь узконационалистическим направлением и широко отражая… культурную жизнь Запада, вместе с тем в полемическом отношении» станет «проводником одобряемых Вами принципиальных взглядов на Востоке»{201}.

Ирония заключалась в том, что средством осуществления этого плана оказались достопочтенные «Санкт-Петербургские ведомости» — ежедневная газета, утверждавшая, что она ведет начало от первой российской газеты, основанной в 1702 г. Петром Великим — царем, который стремился европеизировать Россию. В XVIII в. газета печаталась Академией наук. Среди ее редакторов были такие интеллектуальные светила, как Михаил Ломоносов. В 1860-х гг. при либерально настроенном В. Ф. Корше она стала ведущей ежедневной газетой Петербурга и главным конкурентом консервативных «Московских ведомостей» под редакцией Каткова. Критические высказывания по адресу известных чиновников привели к увольнению Корша в 1874 г., и контроль над изданием был передан Министерству народного просвещения{202}. Министерство пустило дела газеты на самотек, и к началу 1890-х гг. тираж газеты был одним из самых низких среди ежедневных газет столицы[23].

В октябре 1895 г. министр народного просвещения граф Иван Делянов написал Ухтомскому, что его «с одобрения» императора назначают редактором «Санкт-Петербургских ведомостей» с денежным пособием 35-45 тыс. руб.{203}. В первых выпусках после вступления в должность редактора газеты в январе 1896 г. князь разъяснил редакционную политику газеты. Заметив, что «Санкт-Петербургские ведомости» будут «бесстрастно» полемизировать с «прогрессивно-радикальной» прессой, он обещал не скатываться к стандартному консерватизму. Одной из особых забот газеты будет защита прав проживающих в империи меньшинств{204}.

В то же время эта ежедневная газета взяла на вооружение отчетливо антиевропейскую философию. Ухтомский предупреждал своих читателей против «рабского следования» путями западной цивилизации. Российская империя в основе своей была азиатской, а не европейской страной: «…правы люди, с… патриотическим воодушевлением говорящие: Россия и восточные миры — одно по идее неразрывное целое, лишь временно не находящее безусловного единения частей»{205}. Наиглавнейшая цель газеты, как подчеркивал Ухтомский, состояла в том, чтобы пропагандировать поворот России на Восток:

Нам нужны широкие горизонты: у всякого народа с мировым значением искони существовала глубочайшая уверенность в своем историческом призвании быть выше и лучше других… Россия, оставаясь во всеоружии политического положения в Европе, властнее прежнего взглянет на ближний и дальний азиатский Восток, где для творческих сил русского народа… открыт еще… поразительный простор деятельности самого благородного свойства{206}.

Хотя «Санкт-Петербургские ведомости» так и не возродили свое былое величие, но за первое десятилетие редакторства Ухтомского газета завоевала репутацию самого авторитетного издания по азиатским вопросам{207}. В ней подробно рассказывалось о Востоке, на ее статьи часто ссылались другие газеты. В обществе было известно о близости Ухтомского ко двору и к ведущим политическим деятелям, и это придавало газете статус полуофициального глашатая интересов Петербурга на Востоке. В одной из своих еженедельных колонок в консервативной берлинской «Кройццайтунг» немецкий историк Теодор Шиманн назвал князя «печатным авторитетом по всем вопросам, касающимся “миссии России в Азии”»{208}.

Отношения газеты с государством не были абсолютно безоблачными. Меньше чем через год после того, как он стал редактором, Ухтомский получил выговор от министра Делянова за слишком мягкое отношение к студенческим беспорядкам{209}. Неудивительно, что призывы Ухтомского более терпимо относиться к религиозным меньшинствам империи также вызвали гнев печально знаменитого реакционного обер-прокурора Святейшего синода, Константина Победоносцева{210}. Редакционная политика Ухтомского вызывала недовольство и со стороны более правых коллег. Редактор ежедневной газеты «Южный край» В.М. Юзефович осудил Ухтомского как «проповедника национального раздора» и добился, чтобы его убрали из правления Исторического общества{211}. В период между 1898 и 1903 гг. газету несколько раз не пускали в продажу в наказание за ее позицию, считавшуюся слишком прогрессивной{212}.