Неофициальная жизнь Романовых. Царский декамерон - Михаил Пазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кейзерлинг все добивался и добивался от Петра разрешения женится на Анне. В ответ на его просьбу царь однажды ответил пруссаку: «что он воспитывал девицу Моне для себя, с искренним намерением женится на ней, но так как она мною прельщена и развращена, то ни о ней, ни о ее родственниках ни слышать, ни знать не хочет».
Разрешение на свадьбу Анны Моне с Кейзерлингом было получено только в 1710 году, и свадьба состоялась в июне 1711 года в Немецкой слободе. Через некоторое время Кейзерлинг, явно по наущению Анны, воспользовавшись хорошим настроением Петра, решил выпросить хлебное место для брата своей бывшей фаворитки, Виллима. Однако Петр резко оборвал посла, повторив: «Я держал твою Моне при себе, чтобы женится на ней, а коли ты ее взял, так и держи ее, и не смей никогда соваться ко мне с нею или с ее родными!» Петра поддержал и Александр Меншиков: «Знаю я вашу Моне! Хаживала она и ко мне, да и ко всякому пойдет. Уж молчите вы лучше с нею!» Эта беседа проходила на пиру у одного польского пана в окрестностях Люблина. Кончилось все это для Кейзерлинга скверно: пьяные Петр с Меншиковым вытолкали надоедливого посланника за дверь и с позором спустили его с лестницы. Особа посла — священна и неприкосновенна, но Петру на эти дипломатические тонкости было наплевать. Неуемный пруссак подал на Петра жалобу, но обвинили его же и заставили извиниться.
А через пол года после свадьбы Кейзерлинг внезапно умер по пути в Берлин. Анна овдовела. На протяжении последующих трех лет она вела тяжбу с родственниками мужа за его курляндское имение и находившийся при нем алмазный портрет Петра. Эта тяжба завершилась в пользу Анны Ивановны Моне. К этому времени веселая вдова была уже обручена с пленным шведским офицером Карлом фон Миллером, проживавшим в Немецкой слободе. Однако их совместная жизнь продолжалась недолго — Анна Моне скончалась от чахотки 15 августа 1714 года на руках матери-старухи и пастора, в беспамятстве вспоминая какую-то сироту. Уж ли не отпрыска Петра она имела в виду? От Кейзерлинга у нее было двое детей, судьба которых осталась неизвестной. Ей было всего 42 года.
А что же Евдокия, то бишь монашенка Елена Лопухина? Что с ней произошло? Мы о ней не забыли! А произошла с ней весьма занятная и трагическая история.
Она по-прежнему проживала в Суздальском Покровском монастыре. Петр I, казалось, про нее уже совсем забыл. Церковники как могли поддерживали Евдокию. Монахи стали выпускать ее в родовое село Дунилово, которое ей было пожаловано в день свадьбы. Царица вновь оделась в светское платье и стала принимать людей. Вокруг Евдокии организовался кружок приверженцев старозаветной жизни, которым петровские перемены были не по нутру. Они надеялись, что скоро наступят времена, когда ее сын Алексей станет царем. Епископ Ростовский Досифей пророчествовал, что она снова станет на Москве царицей. Были у нее и другие доброжелатели.
Были и поклонники. Красивая, молодая, привлекательная 40-летняя Евдокия Лопухина, соломенная вдова, вдруг… влюбилась! К ней пришла большая любовь, запоздалая, но бурная. Ведь она еще, по сути, так и не любила! Петр не в счет — она только хотела верить, что любит его, и у них, может быть, все сложилось, если бы не разные характеры. Двадцати летняя Евдокия тогда, в год их свадьбы, была наивной и невинной простушкой, а сейчас она стала умудренной жизнью женщиной, познавшей и многочисленные измены мужа, коварную ссылку в монастырь. В 1710 году суздальский протопоп Андрей Пустынный познакомил ее с генерал-майором Степаном Глебовым, который приехал в Суздаль набирать солдат. Между ними сразу же вспыхнула симпатия, а вскоре пришла и любовь. Интим, ласки бывшей царицы так понравились ему, что Глебов забыл обо всем. Епископ Досифей даже обещал их тайно обвенчать. Но их роман был совсем коротким. По одной версии, бравый генерал, испугавшись связи с царицей, добился перевода в другую часть, а по другой — он быстро охладел к монашке Елене, и отправился покорять новые женские сердца.
Как бы то ни было, но Евдокия очень жалела об их разлуке и писала ему такие, например, письма: «Забыл ты меня так скоро. Не угодила тебе ничем. Мало, видно, твое лицо и руки твои, и все члены твои и суставы рук и ног политы моими слезами… Свет мой, душа моя, радость моя! Видно приходит злопроклятый час моего расставания с тобой. Лучше бы душа моя с телом рассталась! Ох, свет мой! Как мне на свете жить без тебя? Как быть живой? И только Бог знает, как ты мне мил. Носи, сердце мое, мой перстень, люби меня, я такой же себе сделаю… я тебя не брошу до смерти». Эти письма говорят об истосковавшейся по любви Евдокии как о темпераментной, пылкой, живой и чувственной женщине. А сколько в них кипящей страсти и тоски!
Невольно поражаешься бесстрашию влюбленных, живших в жестокий век Петра. Отважный генерал проникает ночью в келью монахини и наслаждается любовью пусть и бывшей, но все-таки царицы! Многим подданным эта мысль и в голову бы не пришла. И еще. Писать про такое на бумаге не каждая женщина решится! А она решилась… Бесстрашная, бедная Евдокия, Дуня, как она себя называла!
Любовь Глебова и Евдокии была кратковременной, но страстной. Их связь открылась случайно. В 1718 году, когда началось следствие по делу царевича Алексея, выяснилось — он поддерживал контакты с матерью, что ему было строжайше запрещено. В Суздальский женский монастырь нагрянула следственная комиссия в составе капитана Скорнякова и поручика Писарева. Во время обыска в келье Евдокии была найдена ее переписка со Степаном Глебовым. Схватили и его. У монахов под пытками выяснили, что Евдокия «блудно жила» и «многажды» пускала к себе Степана. Петр, узнав о тайных похождениях своей бывшей жены, взъярился и бросился в монастырь, думая застать там любовников врасплох. Ему, видно, не доложили, что дело-то давнее, еще 1710 года. Однако вместо любовников он застал в монастыре лишь богомолок и монахинь. Евдокию со всем ее окружением под арестом препроводили в Москву.
На глазах Дуни Глебова начали пытать. Чтобы добиться от него признания, Степана пытали так, как никого не пытали даже в то время: огнем, водой, раскаленным железом, а вдобавок еще и положили ему на грудь доску с гвоздями! Глебов, не выдержав страшных мучений, наконец, сознался в близости с бывшей царицей. Но, что удивительно, он отказался покаяться за свое «преступление» и просить прощения у Петра даже тогда, когда на очной ставке в застенке Евдокия написала покаянную записку. Вот она: «Февраля 21, я, бывшая царица, старица Елена… со Степаном Глебовым на очной ставке сказала, что с ним блудно жила, в то время как он был у рекрутского набору, и в том я виновата. Писала своею рукою Елена».
Помимо этого, она, унижаясь, просила у Петра прощения, чтобы ей «безгодною смертью не умереть». Евдокия уже знала, что с Петром шутки плохи, и поспешила покаяться. Но как? Она ведь всю вину взяла на себя, чтобы выгородить любимого! Святая женщина! Что она испытала, наблюдая за муками близкого ей человека, можно только догадываться.
А Глебов, мужественный человек, несмотря на чудовищные страдания, стоял на своем: каяться и пощады просить не буду! Его приговорили к казни на колу. За что спрашивается? С монашками сожительствовать, конечно, нехорошо, но за это полагалось бы церковное покаяние, а никак не страшная смерть. Дело в Петре. Он, как собственник, не мог простить брошенной жене ее любовь к Глебову. Никаких чувств Петр, конечно, к бывшей супруге не испытывал и, надо полагать, попросту не терпел посягательств на свою, пусть и бывшую собственность. И мстил, страшно мстил. Опять немыслимый произвол…
Почти сутки (18 часов!) умирал генерал Степан Глебов на колу посреди Красной площади. Чтобы он преждевременно не умер от холода, «заботливые» палачи, по приказу Петра, надели на него шапку и полушубок. Ничем другим, как издевательством над несчастной жертвой, это не назовешь. Все это время возле него стоял священник и ждал покаяния. Но так и не дождался — Глебов умер молча. Честь и слава Степану Глебову, за его муки во имя ЛЮБВИ!
Заодно частым гребнем прочесали и суздальское духовенство. Многие монахи в назидание были биты кнутом на Красной площади. Епископа Досифея колесовали, Андрея Пустынного и брата царицы, Абрама Лопухина, обезглавили. Специальным указом Петр поведал всем о «блудной» жизни царицы и сформулировал против нее обвинение так: «…за некоторые ее противности и подозрения». Вот так — за подозрения! Ее высекли кнутом и сослали в Ладожский Успенский монастырь. Царь приказал «днем и ночью солдатам ходить непрестанно» вокруг кельи Евдокии. Наступили страшные холода, и даже охранники, не выдерживая мороза, просили начальство «свести» их оттуда.
Евдокия надеялась дожить до смерти Петра, чтобы ей вышло послабление. Наконец, в 1725 году Петр умер, но к власти пришла Екатерина I, и жизнь узницы стала еще хуже — ее перевели в Шлиссельбургскую крепость. Там она пребывала в секретном заключении как государственная преступница под именем «известной особы».