Колизей. «Идущие на смерть» - Александр Гарда

– Ты сама решила свою судьбу. Я отрекаюсь от тебя. У меня больше нет дочери! Даю тебе два часа на сборы, а потом Фабиан отвезет тебя… нет, отведет тебя к вонючим варварам.

Он резко развернулся и махнул рукой охране, чтобы та вывела пойманного с поличным чужого раба. Проходя мимо распростертой на полу служанки, сенатор указал на нее начальнику охраны, который, схватив несчастную за волосы, поволок за собой по мраморным плитам пола.

Только когда ушли все, за исключением двух стражей, по приказу сенатора вставших за закрытыми дверями ее комнаты, Луция позволила себе несколько минут слабости. Упав на постель, еще хранившую тепло тела ее возлюбленного, она залилась слезами, где неподдельное горе мешалось с бессильной яростью, оскорбленным самолюбием и горькими сожалениями.

Сенатор сдержал свое слово. Спустя пару часов Луция уже брела за отцовским управляющим по булыжной мостовой под удивленные взгляды прохожих, ибо не было в Риме человека, не знавшего первую красавицу Империи. Слухи о ее грехопадении уже начали расходиться по городу, и слышавшие о наказании кто с сочувствием, кто со злорадством смотрели ей вслед.

Стараясь казаться невозмутимой, Луция молила всех богов, чтобы не встретить никого из знакомых, но судьба все-таки уготовила ей одно мимолетное свидание. Когда они проходили мимо Этрусской улицы, славящейся лавочками, где продавались самые утонченные предметы роскоши, из-за угла появились хорошо знакомые носилки, которые несли восемь дюжих африканцев.

«Интересно, они тоже побывали в спальне своей хозяйки?» – промелькнуло в голове у девушки, и она еще больше развернула плечи, словно шла на пир, а не в гладиаторскую казарму. При виде гордо вышагивающей по булыжникам Луции, рабы остановились, шторки носилок раздвинулись, и из полумрака выглянула ее лучшая подруга и вечная соперница Присцилла. Ее щедро накрашенное лицо просто сияло от злорадства и торжества.

– Дорогая, ты куда? И что это за вид: пешком, без охраны и зонта, одетая в старье… Что произошло?

– Ничего интересного, дорогая, – спокойно парировала Луция, продолжая свой путь. – Просто ты донесла моему отцу, что я сплю с Виктором, и он отправил меня к венаторам.

Повинуясь хозяйскому приказу, носильщики пошли рядом с девушкой, подлаживаясь под ее походку. Присцилла еще больше высунулась из носилок, прижав к груди руку, словно приносила клятву:

– Дорогая, это чудовищное недоразумение! Меня оболгали! Я не могла совершить такой низкий поступок! Мы же с тобой лучшие подруги!

Они двигались по людной части города, и все оборачивались, удивленные странным зрелищем: богатая патрицианка многословно оправдывалась перед бедно одетой девушкой. Луций запретил дочери брать с собой что-нибудь, кроме того, что будет на ней надето, и она шла в новую жизнь в старой тунике и поношенной накидке, не имея ни одного сестерция про черный день. Хоть утро было солнечным, но поздняя осень уже вступила в свои права: пронизывающий ветер пробирал до костей, и Луция делала героические усилия, чтобы не клацать от холода зубами. Напуганный всеобщим вниманием, хозяйский вольноотпущенник Фабиан, у которого язык не поворачивался прикрикнуть на молодую госпожу, обернулся и скорчил умоляющую физиономию, призывая ее не привлекать к себе внимания толпы.

Луция чуть заметно кивнула управляющему и соизволила повернуться к бывшей подруге:

– Извини, Присцилла, я немного занята и не могу продолжить разговор.

– Но, дорогая…

– И еще: если я смогу вырваться… Нет, когда я выйду оттуда, куда меня отправил сенатор, первое, что сделаю, это найду тебя и сверну твою морщинистую шею. А теперь прочь с дороги, костлявая задница, и не смей меня больше задерживать… Кстати, говорят, будто торговцы с Воловьева рынка жалуются, что им нечем заняться, потому что ты скупила у них все волосы на шиньоны. У тебя что, так плохо с собственными, дорогая?

С этими словами она прибавила шагу так, что ее невольному конвоиру пришлось рысцой догонять свою бывшую хозяйку, на губах которой играла улыбка победительницы.

Высунувшись из носилок, Присцилла разразилась площадной бранью вслед бывшей подруге, к вящему удовольствию римской черни. Вдруг из толпы зевак вылетела полуобгрызенная морковка и ударилась о кожаную обшивку портшеза рядом с окошком. За первым овощем полетел целый град репы, моркови, лошадиных катышков и всего того, до чего можно было дотянуться рукой.

Перепуганная красавица задернула шторки, истошно зовя на помощь. Из соседнего переулочка выскочили несколько стражников, на ходу вытаскивая мечи. При виде вооруженных людей бродяги бросились врассыпную, и стражам порядка ничего не оставалось, как только проводить рыдающую Присциллу до дома.

Остановившаяся неподалеку Луция с большим удовольствием наблюдала за происходящим действом, а управляющий терпеливо дожидался, когда она тронется дальше. В душе ему ужасно не нравились возложенные на него обязанности, и он ничего не имел против того, чтобы предоставить несчастной девушке еще несколько минут свободы.

Проводив глазами скрывшиеся в человеческом муравейнике носилки Присциллы, Луция удовлетворенно пробормотала: «Только ради этого стоило лишиться денег и свободы», и побрела дальше, надеясь, что уж теперь-то, наконец, она избавлена от сомнительного удовольствия созерцать изумленно-соболезнующие лица бывших знакомых.

Собственно, так оно и получилось, только у ворот «Звериной школы» она наткнулась на рабов сенатора Луция Нумиция, оживленно болтавших рядом с пустыми носилками хозяина. Ого! Кажется, отцу мало ее унижения, и он хочет натравить на нее ланисту!

Увидев хозяйский портшез, Фабиан засиял от радости. Теперь ему не придется объяснять ланисте, с чего это он привел свою госпожу в столь неподобающее ей место! Как же все это нехорошо получилось! Он чуть помялся, опасаясь последствий, но все-таки достал из-за пояса небольшой мешочек с деньгами и, стараясь, чтобы его действия не были видны от ворот «Звериной школы», протянул девушке, еще несколько часов назад бывшей одной из самых богатых невест Империи:

– Госпожа, простите меня за то, что пришлось привести вас сюда. Сами понимаете, я не мог поступить иначе. Здесь немного денег, и я прошу их принять от чистого сердца. Только не говорите, пожалуйста, об этом сенатору, а то он по промеру Ведия Поллиона скормит вашего преданного слугу муренам!

Поколебавшись, растроганная Луция протянула руку, и ей на ладонь лег кошель, в котором было около двух десятков сестерциев. Благодарно кивнув, она спрятала его за поясом и, высоко подняв голову, гордо прошла мимо рабов отца и школьной охраны, вооруженной гладиусами. Она никогда раньше не бывала в подобных заведениях и с удивлением отметила, что стража, стоящая у ворот, экипирована так, будто вот-вот вступит в бой, хотя вокруг не было видно ни одной живой души, если не считать здоровенного кота, сидевшего на крыше в ожидании поживы.

– Куда торопишься, красотка? – остановил ее мужчина, лицо которого, с выдающейся вперед челюстью, высокими скулами, низким лбом и немигающими холодными глазами, могло испугать кого угодно.

– Я Луция, дочь сенатора Луция Нумиция, чьи носилки стоят около вашего заведения, – надменно процедила вновь прибывшая.

– Я знаю, кто ты, красотка. Только по эту сторону ворот ты уже не Луция, дочь сенатора Луция Нумиция, а Луция, венатрисса «Звериной школы», одна из членов «фамилия венатория» ланисты Федрины. Ясно?

– Чего уж яснее!

– Ланиста приказал отвести тебя к нему, а потом я покажу тебе место в казарме и расскажу о распорядке дня. Оружие при себе есть?

– Откуда? – усмехнулась девушка, тонкими холеными пальцами поправляя растрепавшуюся на ветру прическу. – Хочу вам напомнить, милейший, что еще сегодня утром я была приличной девушкой, считающей, что оружие – это дело охраны и таких, как ты.

– А сегодня днем ты будешь неприличной девушкой и станешь махать рудисом вместе с остальными «курицами» под командованием такого, как я.

– С кем?!

– С такими же дурами, как ты… Кстати, меня зовут Нарцисс. Я ваш тренер, то есть учу фехтованию и вообще отвечаю за ваш «курятник». А теперь пошла быстрее, у меня еще куча дел!

С этими словами он бесцеремонно развернул девушку в нужном направлении и дал изрядный тычок в спину. Луция хотела огрызнуться, но решила не накалять ситуацию и покладисто направилась вдоль стены здания к лестнице, ведущей на второй этаж, на которую указал ее проводник.

Перед входом на хозяйскую территорию их встретила разбитная служанка, проводившая новое приобретение «Звериной школы» и ее тренера в небольшой зал, где в роскошном кресле восседал сенатор, весь вид которого говорил о том, что ему претит пребывание в подобном месте. Перед ним, согнувшись, стоял ланиста, рассыпавшийся в любезностях высокому гостю. За спиной сияющего Федрины хлопала глазами его супруга, потрясенная визитом птицы столь высокого полета. В третьей «линии обороны» выстроились домашние рабы, призванные на случай, если сенатору что-нибудь понадобится.