Кровь королей - Игорь Агафонов

их король - гонитель истинной церкви, а кроме того, они грубые варвары. Всем

честным римлянам правление готов ненавистно и радости находиться под их

властью никто не испытывает. Я разошлю людей по городам с вестью о близком

избавлении. Надеюсь, это поможет твоей армии... Сегодня я служу

благодарственный молебен за возвращение Немауза под руку Рима, а также

произнесу проповедь перед моими прихожанами. Придешь ли ты вечером в

церковь? Помолишься ли вместе со мной? Испросить помощи Божьей в военном

походе было бы мудро с твоей стороны.

 - Я приду. И готов помолиться вместе с тобой.

 'Почему бы и нет?', - подумал Красс. 'Нам пригодится помощь всех богов,

сколько их ни есть на Земле'.

 Можешь ты кривиться поменьше? - едва слышно спросил Красс, склонившись к

уху Кассия. - Не стоит так открыто выражать свое презрение здешним жрецам.

Их помощь может нам пригодиться.

 Кассий пожал плечами и так же тихо ответил:

 - Могу, если ты настаиваешь. Мне-то что? Но очень уж тоскливо в этом

храме, ты не находишь? Не то что, скажем, наши старые добрые Луперкалии!

 - Ты просто зол на христиан. Не пойму, кстати, почему. А сравнивать

Луперкалии с этой службой просто глупо. Лучше бы вспомнил торжественные

моления в храме Юпитера.

 - Там тоже было не так скучно. И я не злюсь на них. Я их просто не

понимаю. Они чужды нам. Чужды римскому духу вообще.

 - И я так полагаю. Тем не менее, прояви уважение к их верованиям. От тебя,

поверь, не убудет. А Домицию будет приятно.

 - Как скажешь.

 Молебен за освобождение города от готов проходил в христианском соборе,

явно переделанном в храм из базилики. Жрецы Иисуса в роскошных облачениях то

и дело что-то бормотали, хор, состоящий из юношей, в нужные моменты им

подпевал. При этом священники бродили туда и сюда, помахивая небольшими

жаровнями, с курившимися в них благовониями. Жаровни распространяли сильный

запах ладана.

 Служба в целом не произвела на Красса особого впечатления. Сидя на

приготовленной специально для него богато убранной скамье, - а стояла она на

возвышении, лишь немного уступающем месту, которое занимал сам Домиций, -

Красс откровенно скучал. Не будучи набожным, он никогда не приходил в

восторг, посещая жреческие церемонии и в своем времени. Здесь же все было

для него, как верно заметил Кассий, и вовсе чужим. Однако, желая выказать

уважение Домицию, Красс лишь благожелательно улыбался, делая вид, что

вслушивается в возносимые христианами молитвы.

 - Может, ты все же откроешь мне тайну? - прошептал вдруг Кассий, слегка

повернув голову.

 - Какую такую тайну?

 - Как мы взяли Немауз?

 - Нашел место говорить об этом!

 - Место это не хуже других. Даже лучше. Здесь нас, пожалуй, никто не может

подслушать. А делать нам все равно нечего. Я чувствую, эти песнопения нам

еще долго слушать придется. Так как?

 - Но ты уже знаешь, ворота открыли люди Одоакра. Я ничего не скрывал...

 - Это то, что известно всем. А я хочу знать, почему готы впустили их в

город.

 Красс едва заметно усмехнулся.

 - Хорошо. Тебе я скажу. Впрочем, теперь это уже не имеет большого

значения. Помнишь Эвердинга?

 - Разумеется.

 - Он шпион Эвриха. Именно поэтому он так старался убедить нас, что

бургунды нарушили мир.

 - Так значит эта гадюка виновна в гибели Третьего?!

 - Нуу... Я бы так не сказал. Слишком многое тут сошлось, одному Эвердингу

я бы не поверил, но о том же сообщал и Полемий. Словом, как мне ни тяжело,

гибель Третьего во многом на моей совести. В конце концов, это я принимал

решение.

 - Все равно! Подлый предатель должен был понести наказание! Где он сейчас?

 - Скорее всего, с Вилимером. Ведь это он убедил его предать нас.

 - Я поражаюсь тебе! Ты знал обо всем и ничего не предпринял!

 - А что я должен был, по-твоему, предпринять?

 - Как это что? Схватить мерзавца и отдать палачам.

 - Вот уж нет! Хватать известного нам шпиона - большая глупость. Его надо

использовать. И я это сделал.

 - То есть ты...

 - Именно! - глаза проконсула буквально сияли самодовольством. - Я не

сомневался, что он попытается склонить Вилимера на сторону Эвриха. Ведь они

оба готы. И я обсудил это с Вилимером. Ну а потом наш гот великолепно сыграл

свою роль. Эвердинг был убежден, что остроготы переходят на их сторону, вот

поэтому гарнизон Немауза впустил в город новых 'союзников'. А чтоб они не

вздумали проявить чрезмерную осторожность, я распустил слухи, что мы будем

штурмовать город, пока не возьмем, чего бы нам это ни стоило. Таким образом,

они решили, что чем больше солдат будет на стенах - тем лучше.

 - Постой! Но ведь воинов Вилимера не было в городе.

 - Конечно. Это были люди Одоакра.

 - Где же тогда сам Вилимер? Где его семь тысяч мечей?

 Красс перестал улыбаться и как-то неуверенно поерзал на своем месте,

зачем-то одернув тунику.

 - Он должен был уже присоединиться к нам. И привезти голову Эвердинга. Но

почему-то его до сих пор нет. Я разослал разведчиков в окрестности Немауза.

Семь тысяч воинов - не иголка, но пока о них нет известий.

 Они замолчали. Пение христианских жрецов стало громче, моление

приближалось к концу.

 - Мне кажется, - сказал вдруг Кассий, не поворачивая головы, - Ты

перехитрил сам себя, доблестный Красс.

 Проконсул ничего не ответил.

 Утром следующего дня римская армия выступила в поход на Нарбон. Зная, что

вся Аквитания по-прежнему принадлежит готам, Красс вынужден был оставить в

Немаузе достаточно сильный гарнизон - четыре когорты под командованием

Сервилия. Прощаясь со старым ветераном, Красс еще раз напомнил ему, что

Немауз необходимо удержать во что бы то ни стало. Если готы подойдут к

городу, Сервилий должен был немедля слать гонцов в Арелат и к самому Крассу.

Падение Немауза отрезало бы поредевшую римскую армию от 'своей' Галлии и

могло привести к печальным последствиям. Епископ Домиций, присутствовавший

при этом, поклялся, что в случае необходимости рядом с легионерами на стены

встанут все граждане от мала до велика, но не позволят готам вновь отнять

только что доставшуюся Немаузу свободу.

 Потеряв во время штурма убитыми и ранеными около тысячи воинов, а также

оставив здесь гарнизон, Красс имел теперь под своим командованием всего лишь

двадцать шесть тысяч солдат - от Вилимера по-прежнему не было никаких