Меченый Маршал - Александр Трубников

После того, как вся задолженная подать была в сопровождении ле Бона доставлена в герцогский замок, Дмитрий смог сосредоточиться на главном — подготовке воинов и укреплении своей резиденции.

Они с Хакенсборном объехали лен и его окрестности, после чего Дмитрий пришел к выводу, что выбор такого пожалования со стороны герцога и приора был далеко не случаен. Дорога, которая соединяла Фивы и Афины, а стало быть, Македонию, Северную Грецию и Пелопонесс, проходила по его землям как раз на том участке, где горы подходили к морю ближе всего, оставляя лишь узкую равнинную полосу. Кроме того, именно здесь, в нескольких милях от его донжона, остров Негропонте отделял от материка узкий пролив — так что владелец лена Вази держал под контролем не только сухопутный, но и морской путь северо-запада Греции.

Выяснив истинное положение дел, и утвердившись в своих владениях, Дмитрий уделил особое внимание отношениям со своими соседями.

Ближайшим владетелем оказался тот самый разжалованный капитан Бове с женой Мелисой, которого в день прибытия в Афины герцог так необычно наказал, навязав ему обесчещенную невесту с приданым в виде кольчужного фьефа. Познакомившись поближе с супружеской парой, Дмитрий убедился, что Мелиса, сама уроженка здешних мест и внебрачная дочь греческого архонта, отлично справляется с хозяйством.

Немного подумав, и посоветовавшись с герцогом, Дмитрий нанял бывшего капитана, поручив ему отбирать по деревням подростков, которые имеют способности к стрельбе из лука, и заниматься с ними. Бове с огромным удовольствием переехал в Вази, испросив средства (которые Ставрос выделил ему только через несколько дней препирательств и взаимных угроз), накупил у генуэзцев луков и стрел, и приступил к занятиям. При этом все свободное время счастливый супруг тратил на интрижки с симпатичными крестьянками.

Судя по всему, это вполне устраивало и его хозяйственную жену, которая, наняв себе в управляющие сорокалетнего красавца-грека, не тяготилась отсутствием разжалованного капитана в своей постели.

С северо-запада Вази граничил с фьефом братьев-госпитальеров. Сами братья в своем имении ни разу не появлялись, держали лишь нанятого на службу управляющего — пизанца, который приятельствовал со Ставросом.

Отец Дионисос, втайне мечтая возвратить себе благорасположение сеньора, и проведав, что Дмитрий выходец из Киева, все рвался к нему в духовники, и постоянно приглашал в свой храм на богослужение. Но Дмитрий, с одной стороны не желая иметь дел с вороватым пастырем, а с другой стараясь не разочаровать своих греческих подданных, прознавших, что их новый сеньор одной с ними веры, ссылаясь на сильную занятость, объезжал храм десятой дорогой.

Через полгода, уладив собственные дела, и оставив для охраны лена одного из рыцарей и нескольких сержантов, Дмитрий собрал всю свою «армию» и отправился в Фивы на сорокадневную вассальную службу.

Как и при императорском дворе в Константинополе, Дмитрий со своими людьми охранял замок, сопровождал Ги де ла Роша в поездках по стране, и участвовал в стычках с разбойниками, которых благодаря мудрой политике герцога, старавшегося не притеснять своих греческих подданных, становилось в окрестностях все меньше и меньше.

Частенько, даже слишком часто, если быть до конца откровенным, он возглавлял отряд, который сопровождал баронессу Анну в поисках древностей. Девушка получила отличное образование в бенедиктинском монастыре, знала латынь и греческий, была начитана, и разбиралась в античном искусстве. Идеалом ее, как выяснилось из продолжительных дорожных бесед, была византийская принцесса Анна Комнин, дочь императора Алексея, правившего в эпоху покорения Иерусалима крестоносным войском Годфруа Булонского.

Принцесса написала трактат, посвященный правлению ее отца. Он назывался «Алексиада» и был хорошо известен в кругах образованной морейской аристократии. Баронесса Анна представляла себя такой же просвещенной принцессой, и мечтала написать нечто подобное «Алексиаде», но не об императоре, а о заменившем ей отца «дядюшке Ги».

Отвечая на ее бесконечные вопросы, Дмитрий мало-помалу рассказал ей всю свою историю, упустив лишь подробности последней поездки. Анну завораживали рассказы о далеких северных городах, битвах и приключениях. Через некоторое время она заявила, что сразу же после того, как она завершит «Афинские хроники», сразу же усядется за «Диметриаду».

Прошло не так много времени, и Дмитрий начал ловить себя на том, что он все больше и больше рвется в охрану баронессы, и причина тому — желание видеть Анну.

Игра в недомолвки между молодыми людьми не могла продолжаться бесконечно. И вот однажды, когда Дмитрий сопровождал юную баронессу в очередной поездке, на этот раз в полуразрушенный храм Аполлона, куда они, оставив охрану у входа вошли вдвоем, это наконец произошло. При виде античной скульптуры, не скрывающей ни одной из подробностей прекрасного мужского тела, Дмитрий почувствовал, как тонкие пальчики, сжимавшие его локоть, непроизвольно дрогнули и крепко впились в рукав камизы.

Глаза их встретились и притянув к себе девушку Дмитрий впился в ее губы в долгом и страстном поцелуе, на который та ответила хоть и неумело, но с не меньшей страстью. Благо, их скрыла от свиты и охраны разрушенная стена.

В ту же ночь, рискуя навлечь на себя герцогский гнев, Дмитрий через окно пробрался в покои с нетерпением ожидавшей его Анны, и, как это было принято говорить у трубадуров: «Насладился божественным ароматом, сорвав чуть распустившийся бутон ее девичьей свежести». После этого, он пробирался к Анне всякий раз, когда это позволяли обстоятельства, с тревогой ожидая неизбежной развязки. Но герцог Ги, если и знал о происходящем между ним и Анной, внешне никак этого не показывал.

Когда же его вассальная служба подошла к концу, и шевалье де Вази вернулся в свои владения, то на следующий день он, выглянув из окна своей спартанской спальни, увидел, что к донжону приближается знакомая дорожная карета… Баронессе, оказывается, срочно понадобились какие-то мозаики, которые недавно отыскались в заброшенном античном городке неподалеку.

Дмитрий начал объезд лена Вази с оливковых рощ, которые росли между замком и деревней. Он приказал оседлать неброского дорожного коня, и, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, взял для охраны двух конных сержантов. Ставрос на своем неизменном муле из кожи вон лез, чтобы ехать рядом с господином. Он чуть ли не ежесекундно колотил бедное животное пятками в бока, при этом не переставая давать Дмитрию необходимые на его взгляд пояснения.