В тесном кругу - Буало-Нарсежак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему же? Прекрасно знаю. Они тебя очень любят.
— Ничего подобного. Они не любят меня. Я настолько стара, что это вселяет в них ужас. — Подумай сама, я могла бы быть матерью каждой из них, а некоторым — даже бабкой! Я их притягиваю, а это совершенно другое дело. И если Джина вдруг понравится им больше, чем я, я пропала.
— Зачем же тогда ты ее приглашаешь?
— Затем, что я должна расставить все по своим местам. Затем, что вопрос стоит так: или я, или она. И я рассчитываю на тебя, чтобы узнать, кто о чем будет шептаться.
Жюли по-прежнему разыгрывала непонимание:
— Уверяю тебя, ты ошибаешься. По-моему, сама по себе встреча двух столько переживших женщин способна взволновать кого угодно!
Глория понемногу теряла терпение:
— Не просто двух женщин, а двух артисток! Двух священных коров, если тебе так больше нравится. Вот почему конфликт неизбежен. Но разрешится он в мою пользу, просто потому что я старше. А она должна зарубить себе на носу, что ей здесь не место. Скорее бы понедельник!
Воскресенье прошло как канун большого сражения. Глория долго выбирала парик. Она не собиралась молодиться — это было бы смешно, — но хотела выглядеть свежей и привлекательной. Ей помогали две ее ближайшие подруги — Кейт и Симона: давали советы, выбирали макияж. Совсем чуть-чуть тональной крем-пудры. Морщины надо не прятать, а как бы сгладить. Главное — чтобы публике предстало лицо столетней женщины, которую еще может захотеться поцеловать. Репетиция заняла значительную часть дня, потому что с туалетом тоже возникли проблемы. Никаких летних платьев, несмотря на сезон, — руки слишком худы, а шея висит складками. Самое лучшее — надеть простое домашнее платье, достаточно просторное, чтобы фигура только угадывалась. Тогда все внимание будет обращено на украшения. Выбор серег вылился в долгую дискуссию. Нет, как раз не подвески, а вот эти бриллианты: от них лицо озаряется юным блеском, делаясь одновременно и доброжелательным и одухотворенным. И конечно, колье. Несомненно, колье. Глория — богатая женщина. Просьба этого не забывать. Она распахнула перед Кейт и Симоной свои ларцы, и обе женщины застыли в оцепенении.
— Можно? — робко шепнула Симона.
Она осторожно взяла в руки колье, переливающееся искристым потоком, поднесла к груди и замерла перед зеркалом, словно зачарованная. Наконец, едва дыша, словно в руках у нее была спящая змея, она аккуратно уложила колье на его бархатное ложе. Глория пожирала ее глазами, не пряча удовлетворенного тщеславия.
— Нравится?
— Я даже не подозревала… — бормотала Симона, в голове у которой уже носились лихорадочные обрывки каких-то далеких планов и надежд. У Глории ведь нет детей. И о наследниках она никогда ничего не говорила. Наверное, она захочет оставить что-нибудь на память своим лучшим подругам… Кейт в это время нежила в руках бриллиантовое ожерелье, от одной мысли о цене которого у нее кружилась голова.
— И вы храните здесь такое сокровище, — сказала она. — Но это безумие.
— Отнюдь. Я получаю удовольствие оттого, что время от времени прикасаюсь к ним, просто держу их в руках. Камни согревают, и вовсе не обязательно их для этого носить. Итак, что вы мне советуете?
— Колье, — решительно сказала Кейт. — От одного его вида она захочет провалиться сквозь землю.
— Так, теперь скрипка, — сказала Глория. — Будет лучше, если мы пока уберем ее вон туда, на полку. Ни к чему ее показывать, это нескромно. Бедняжка, мы вернем тебя на место, как только она уйдет. Полагаю, она пьет чай?
— Пьет, — подтвердила Симона. — Я это знаю от служанки консула. У господина Хольца она пьет очень крепкий цейлонский чай без сахара и без молока. Я все, что надо, приготовлю.
— Ну что ж, малышки, значит, мы готовы.
Весь этот разговор Жюли в мельчайших деталях пересказала Кларисса, которая принимала в подготовке самое активное участие.
— А знаете, о чем она меня попросила под конец? Только это — страшный секрет. Она сказала, чтобы я поставила в часовне свечку. Что-то я раньше не замечала за ней особой набожности.
— Жизнь ее слишком пуста, — тихо ответила Жюли. — Одна только мысль, что что-нибудь может перемениться в ее мелких привычках, уже приносит ей страдание. Она ведь здесь — королева. Она с утра и до вечера играет роль. И с утра до вечера она должна чувствовать, что владеет залом, а от этого волнуется в точности так, как волновалась перед выходом на сцену. Знаешь, Кларисса, я ведь ей завидую. Сценическое волнение — это такое необыкновенное чувство! В нем и страх, и радость, и панический ужас, и решимость идти до конца! Это как жизнь и смерть. Это… Нет, об этом невозможно рассказать, это надо пережить. За одну секунду того, что переживаешь перед выходом на сцену, я отдала бы все свои бесконечные часы, похожие один на другой… Впрочем, я ведь пообещала тоже быть на приеме. Спрячусь где- нибудь в уголке.
Гости начали собираться с четырех часов. Мужчины были в явном меньшинстве и одеты без особого изыска, тогда как их супруги принарядились, словно для выхода в свет. Фуршет накрыли в концертном зале, и Глория, устроившись в кресле с чуть приподнятым сиденьем, встречала приглашенных на пороге своей комнаты. Жюли, действительно укромно притаившись в глубине комнаты, с любопытством наблюдала за происходящим. Никто, кроме нее, не знал и не мог знать, что спектакль, которому суждено было сейчас здесь разыграться, был задуман ею и ею же распланирован в мельчайших подробностях, хотя того, каков будет финал, не знала даже она сама. Это-то и было самое увлекательное, наполнявшее ее не то чтобы волнением, а приятным любопытством ожидания. По тому, как внезапно стихли, а потом и вовсе прекратились разговоры, она поняла, что Монтано на подходе. Все лица как по команде обернулись к двери. Джина вошла рука об руку с господином Хольцем, и сейчас же в зале воцарилась мертвая тишина. С ног до головы в черном, без единой побрякушки, почти без грима, прямая, несмотря на чуть согнутые плечи, Она ступала гордой походкой патрицианок, которых ей столь часто доводилось играть в фильмах из древнеримской жизни. Она медленной поступью двигалась навстречу Глории, сверкающей драгоценностями, и каждому становилось очевидно, кто здесь истинная королева. На Жюли снизошло внезапное озарение. «Браво!» — громко крикнула она, и все дружно зааплодировали. Глория, опираясь на Кейт, приподнялась с кресла и, протягивая руки навстречу гостье, тихо спросила:
— Что за дура крикнула «браво»?
— Не знаю, кто-то из толпы, — отвечала Кейт.
Вот обе женщины уже обнимались, старательно изображая взаимное волнение. Затем Глория взяла Джину за руку и, обращаясь к публике, произнесла:
— Я счастлива принимать здесь, в нашем «Приюте отшельника», на весь мир знаменитую актрису. Для всех нас это огромная радость и большая честь. Мы от души желаем Джине Монтано, пережившей недавно ужас нападения, остаться здесь с нами и разделить с нами покой и радость жизни. Добро пожаловать, наш дорогой великий друг!
Новый взрыв аплодисментов, новые возгласы и приветствия. Глория явно выдохлась и снова опустилась в кресло. Джина как ни в чем не бывало продолжала стоять и уже говорила слова благодарности.
— На мой взгляд, — тихонько говорила мужу дама, обитавшая на вилле «Гардении», — она гораздо моложе ее. Я вполне допускаю, что она сделала пару подтяжек, но ты только посмотри на ее глаза! Эти черные неаполитанские глаза, где ты их подтянешь?! Как они сверкают! Они совершенно затмили нашу голубоглазую беднягу Глорию.
— Тсс! Что это, они делают?
— Наверное, обмениваются подарками.
Теперь вокруг них плотной толпой теснились гости. Жюли выскользнула из комнаты и пробралась в свою «берлогу», как она ее называла. Чуть погодя пришла Кларисса и рассказала, что было дальше. Джина преподнесла Глории пластинку: «Сверкающую фантазию» Паганини (фальшивое золото для свадеб и банкетов, как считала Жюли). Глория в ответ подарила иллюстрированный альбом под названием «Звезды немого кино», который выудила из недр своей библиотеки, тем самым как бы указывая Монтано на то, что ее мировая известность принадлежит давно минувшим временам. Обе выразили живейшее удовольствие от полученных презентов, после чего Джина приступила к непременной церемонии раздачи автографов и ответов на многочисленные вопросы. «Вы намереваетесь поселиться здесь?» «Каковы ваши планы?» «Не собираетесь ли вы сыграть новую роль в театре?»
— Она ни разу не сморщилась! Держалась как молодая! — комментировала Кларисса.
— А Глория?
— Она была вне себя. Вы бы к ней зашли. Я помогла ей лечь в постель. Она отказалась от ужина.
Жюли пошла к сестре и нашла ее уставшей, с кругами под глазами, в которых еще догорал едкий огонь гнева.
— Больше такого не повторится! — сказала она. — Столько народу, столько шума — для меня это слишком. И для нее тоже. Она еле волочила ноги, когда пришла пора уходить. Если бы этот Хольц не тащил ее на себе!.. Наконец-то все позади, и каждый у себя дома. Я приму две таблетки могадона, иначе мне не уснуть.