Столик в стиле бидермейер - Мария Баганова

– Катя! – улыбнулась она. – Помните меня? На автобус опоздали? Садитесь, – предложила она.

– Вот уж не думала, что роскошная женщина на такой роскошной машине обратит внимание на того, кто ждет автобус, – не удержалась я.

– Еще как обращу! – рассмеялась Ольга. – Мы дом купили, а права я только через год получила. Сама намаялась.

По пути она с удовольствием рассказывала, что творится в доме у соседей. По ее словам, старая учительница с зятем почти не разговаривают. Только ругаются.

– Мой муж тоже может выйти из себя, но не до такой степени! – со смаком проговорила она. – Андрей употребляет такие выражения, что мне стыдно.

– А что, такая слышимость? – поинтересовалась я.

Она кивнула и замолчала. Я подумала о том, что в принципе нам и не о чем говорить, разве только сплетничать. Сплетни интересны и бедным, и богатым, и плебеям, и патрициям. Хотя последние этот интерес тщательно скрывают.

– Скажите, – вдруг спросила меня Ольга, – а вы и правда собираетесь жить в деревне круглый год?

– Возможно, а что? – удивилась я.

– Ну просто без удобств… – Она тихо рассмеялась. – Я подумала, как должно быть это неудобно женщине, привыкшей к городу.

– Местами – да, – согласилась я. – Но зато в городе у меня под окнами – гаражи и машины, а здесь – яблони.

– А яблоки есть?

– Нет, – призналась я, – деревья слишком старые. Всего лишь на одном дереве что-то мелкое висит.

– А срубить и поменять на новые?

Я даже вздрогнула от такого кощунства.

– Ни за что! Я лучше яблоки в магазине куплю.

Самое удивительное, что Ольга со мной согласилась.

– Правильно, – кивнула она. – Лучше ничего не трогать. А то начнете с яблонь, потом кустики пойдут, морковку-свеклу разведете – и вся жизнь станет сплошным торчанием на огороде в полусогнутом состоянии.

Тут я была с ней полностью согласна! Надо полжизни прожить в центре города, чтобы оценить, как приятно, когда перед окном чернеет заскорузлый ствол старого дерева. Кора морщинистая, покрыта бледно-зеленой плесенью. Очень красивый цвет, его еще называют «больная бирюза». Листья у такого дерева мелкие, в кроне много сухих ветвей, сквозь них хорошо видно небо. И тень такая кроха дает мягкую, прозрачную. Наверное, любой справочник по садоводству посоветует такое дерево уничтожить, только я не читаю справочники.

Под этим деревом я поставила три стула и пластиковый столик. Не слишком красивый, зато его легко мыть: обдал водой и все. Можно принимать гостей.

Ольга довезла меня до дома, но от приглашения зайти отказалась. Сделав себе бутерброд, я расположилась под яблоней и принялась за «Историю рода Зябужских», выданную мне Варварой Федоровной, или просто Варей.

Род этот был известен со второй половины восемнадцатого века. Происходили они из купцов. Самый первый из известных Зябужских оставил записки, в которых рассказывал, как пешим путем пришел в столицу из деревни, как с малой копейки пошел его капитал, как сам он боялся Бога и вел дела честно, что завещал и своим потомкам. Дворянство они получили уже в начале века девятнадцатого и во времена Великого Поэта все еще считались нуворишами, выскочками. В хорошем обществе их мало принимали. Вот и приходилось им компенсировать недостаток происхождения хорошим образованием и воспитанием. К тому же были они старообрядцами, что в те времена не приветствовалось.

– Катерина?

Я обернулась: у калитки стояла Варвара Федоровна.

– Я все искала для вас материал и нашла. Не смогла дождаться, пока вы сами покажетесь.

– Вы просто чудо! – обрадовалась я.

Варя улыбнулась, щеки ее порозовели. Она присела на стул и положила перед собой папочку.

– А я смотрю, вы тоже время зря не теряете.

– Да уж… – вздохнула я. – Начиталась тут такого! Посмотрите сами: мало не покажется.

Варя бегло просмотрела мои заметки.

– Забавные анекдоты! У меня, конечно, не столь эффектная подборка, но, думаю, вам пригодится.

– Долго пришлось копаться?

– Сложно, конечно, было… У меня ведь скромная библиотека… Не архив какой-нибудь. Хотя я даже звонила в краеведческий музей…

– Неужели теперь такие еще есть?

– Сохранились, – кивнула она. – То есть не самостоятельный… а просто как отделение при архиве. В общем, Поэт бывал в наших краях. И супруга его тоже… Гостили ли они у Зябужских, не знаю. Но после их потомки точно здесь жили. Недолго, всего одно лето.

– Так что столик вполне мог быть…

– Мог, – уверенно кивнула Варя.

– А насчет… – Я замялась. – Насчет содержания письма?

– Ну здесь сложнее. – Варя потупилась. – Никто ведь никогда в таком ключе не рассматривал… Разве что Шарля-Луи и Жоржа. Но все же кой-какой материальчик нашелся. – И она подала мне папочку-скоросшиватель.

Я предложила чай, и Варвара не ломаясь согласилась. Сыр, который в Москве я почти не ела, тут шел на ура, недорогие шоколадные конфеты, сушки.

– На чае я не экономлю: ненавижу дешевые сорта, отдающие веником.

– А можно и сэкономить, – улыбнулась гостья. – Я добавляю сушеный подорожник и мать-и-мачеху. Сразу вкус улучшается.

Варя мне и так нравилась. Но после этих слов я прониклась к ней еще большей симпатией.

– У меня была бабушка, – вспомнилось мне. – Она тоже всегда в чай всякие травки добавляла, только не знаю какие.

Варя бесхитростно улыбнулась и рассказала:

– Лист малины можно, смородины – кто любит резкий запах, вишневый лист. А еще чабрец кладут. У меня растет, могу вам кустик откопать. Но проще семена в магазине купить: всхожесть хорошая.

Я растерянно огляделась: эх, видимо, придется-таки мне устроить в своем диком садике мини-огород. Но ничего, кроме душистых кустиков, сажать там не буду!

– Люблю старые сады, – призналась я. – И лиственницы эти – даже и не думала, что вот такая красота может встретиться в Подмосковье.

– Это искусственные насаждения, – объяснила Варя. – Остатки парка. Ни пихты, ни лиственницы в этих местах не встречаются, одни елки да сосны.

– Мне говорили, тот дом, внизу, был очень красивый.

Я поставила на стол чашки. Чайник у меня был старый, сахарница тоже с удобным сколом на ободке: в него как раз ложилась ложечка, и крышечка не перекашивалась.

– Да, был, – подтвердила Варя. – У меня есть гравюры и фотографии. В том числе семейное фото последних Зябужских.

– Там какая-то трагедия случилась…

– Да, трагедия была. А вам еще не рассказали? Тогда слушайте, – предложила Варвара. – Степан Павлович Зябужский был старообрядец, поповец, – начала Варя, – и было у него три дочери: Анастасия, Евфимия и Наталья.

– Совсем как в сказке…

– Да, – кивнула она. – Был и сын, но умер совсем маленьким. Зябужский постарался дать дочерям хорошее образование…

– А потом одна загуляла… – вставила я, пододвигая чашки. – Вот сушки, берите.

– Анастасия… – подтвердила библиотекарь, – спасибо. Простые сушки? Я как раз такие люблю. Вот посмотрите, в папочке есть фотография семьи Зябужских.

Я представляла пышногрудую красотку с затянутой корсетом талией… Но на смазанной переснятой фотографии не было ничего похожего. Мое недоумение развеяла Варвара Федоровна:

– Нет, она была вовсе не такой. Эмансипе! Корсет не носила принципиально, даже вроде бы в мужскую одежду переодевалась, ну чтоб на лекции в университет ходить: туда женщин не пускали.

– И как же папаша такое терпел?

– Вот и не стерпел. Но вообще это все странно. Ведь она воспитывалась очень строго. Семья старообрядцев, не забывайте. Одно дело – снять корсет, а другое – незаконнорожденного ребенка родить. Что-то в этой ее любовной связи было не так. Сюда же приезжала правнучка… Внучка ее незаконнорожденного сына. Она рассказала, что, по семейному преданию, Степан Павлович долго заставлял дочь покаяться. А она отказывалась. Не считала себя виноватой.

– То есть? – удивилась я. – Младенец-то налицо.

– Вот так. Может, обманул ее кто, не знаю. Но, по словам ее правнучки, она все твердила, что вышла замуж.

– А может, правда вышла? – предположила я.

– Нет. – Варя уверенно покачала головой. – Потом разбирательство было. Во всех московских церквах запросили: не было записи о венчании.

– Ну, может… – пыталась я строить предположения, – может, если жених был немцем…

– Нет, по тогдашним законам для всех православных, а старообрядцы к тому времени тоже считались православными, для признания брака должно было состояться обязательное венчание в православной церкви.

– А его точно-точно не было? – засомневалась я. – Ведь церквей тогда было – пруд пруди.

– Точно, – подтвердила Варвара. – Тогда ведь многое зависело от того, будет ли признан младенец законным или нет.

– А кто его папаша?

– Так то-то и оно, что папаша тоже погиб. Эх, запутала я вас. Младенец-то не в одночасье появляется. Пузо не скроешь. Девица жила в Москве и почему-то считала себя замужней дамой. А потом сожитель ее, немец какой-то, погиб. От чего, не знаю. Она домой вернулась – а тут папаша…