Столик в стиле бидермейер - Мария Баганова

– Так то-то и оно, что папаша тоже погиб. Эх, запутала я вас. Младенец-то не в одночасье появляется. Пузо не скроешь. Девица жила в Москве и почему-то считала себя замужней дамой. А потом сожитель ее, немец какой-то, погиб. От чего, не знаю. Она домой вернулась – а тут папаша…

– Его осудили? – спросила я. – Этого… Степана – как его там?

– Степана Павловича? Нет, не успели. Он умер от апоплексического удара. Но гадость успел сделать. Дабы остальных дочерей от греха охранить, перевел все деньги за границу и завещал их законным внукам и правнукам. Именно – законным.

– Это чтобы тому несчастному младенцу не досталось?

– Ну да… – Варя улыбнулась. – Только не рассчитал он, что революция случится. Евфимия умерла то ли от тифа, то ли от голода. Наталья выжила и младенца воспитала. Только ни о каком законном браке, да чтоб с венчанием, в ту пору речи не шло.

– Так денежки и пропали… – констатировала я.

– А знаете, – продолжила Варя, – я ведь очень много нашла еще про сами столики. Про вышивки. Думаю выставку сделать на эту тему. Вам интересно?

– Очень, – совершенно искренне ответила я. – С вами вообще очень интересно разговаривать. Вы столько знаете!

– Читаю много, – улыбнулась Варя, – заняться-то больше нечем. – Она сделала паузу. – У меня будет к вам просьба, Катя. Мне хотелось бы заполучить фотографию того столика, что ваша знакомая приобрела. Он теперь отреставрирован, красивый стал. Вы не попросите ее об этом?

– Конечно, – кивнула я. – Только вот о находке они не станут распространяться…

Попив чаю, мы решили прогуляться.

– Нынешнее лето прохладное, – сказала Варвара, – машин мало. А когда жара, все приезжают к воде. Тут не протолкнешься.

Против обыкновения мы не поднялись на мой любимый косогор, а медленно шли вдоль берега. Воды видно не было: ее скрывали остатки старинного парка. Я пересказывала Варваре содержание прочитанных за день статей.

– Мне не кажется, что половая принадлежность определяется наличием или отсутствием пениса. Нет на свете просто мужчин и просто женщин, есть некий отрезок, довольно длинный. На его полюсах – абсолютная женственность и абсолютная мужественность.

– Только на практике такое редко встречается. А если и встречается, то выглядит не слишком привлекательно, – заметила я.

– Вот именно. Все мы сдвинуты туда-сюда в ту или иную сторону от этой прямой… Все мы немножко андрогины, тем более что совсем недавно в нашей стране женщины ворочали шпалы… таскали ведра с цементом на стройках. Как мужики.

Я невольно вспомнила, с какой насмешкой Анна Федоровна повторяла на уроках «была бы верная супруга и добродетельная мать». Этот идеал был объявлен ею жалким и смешным. Нет, не ею, Белинским. Нам в пример ставили революционерок, стахановок… словом, кого угодно, только не женщин.

– Вот и убиенная Анастасия, как выяснилось, боролась за эмансипацию, – напомнила я.

– А в чем она была не права? Почему женщина – это обязательно курица у домашнего очага? Во все века существовали женщины, считавшие себя мужчинами. Они одевались как мужчины, вели себя как мужчины. Такой была шведская королева Христина, Аврора Дюдеван даже псевдоним себе взяла мужской – Жорж Санд. Но я не могу согласиться с их образом мыслей: фактически они переходили на сторону противника.

Увидев во мне единомышленника, Варвара Федоровна продолжила с неожиданной страстностью:

– Ну ведь они думали о своем поле то же, что и мужики: курица у очага. А это неправильно. Взять ту же Брунгильду. Ее ведь никто в мужики не записывает. Помните, как она обращалась с женихами? Она искала того, кто окажется сильнее ее. А с теми, кто был слабее, обходилась без всякого почтения. Гюнтера скрутила и к потолочной балке подвесила. Чтоб охолонул.

– Но это все-таки единичный случай… – неуверенно произнесла я. – И только в Скандинавии…

– Не только. Даже на Востоке такое встречалось. Например, Родогуна…

– Родогуна? – переспросила я, совершенно подавленная эрудицией Варвары.

– Да, Родогуна – царица Сирии, дочь Митридата. Есть ее известная статуя… Красивейшая женщина, военачальница, сама прекрасно владела мечом. О ней ходит легенда, что, когда она принимала ванну, ей доложили о приближении вражеских войск. Не долго думая она собрала в пучок мокрые пряди, накинула платье и ринулась в бой. И не только она, еще была царица массагетов Томирис… – Варя замолчала. – Вы о чем-то задумались, Катенька?

– Просто мне немного странно… Мне показалось, что такая тема должна была вас шокировать, – призналась я.

– Считаете меня старой ретроградкой? – спросила Варвара.

– Да нет… – Я даже растерялась. – Совсем нет.

– Меня это не только не шокирует… и заинтересовалась я всем этим неспроста. Когда-то ведь и у меня была история… Нет, вы не подумайте ничего такого. – Она рассмеялась. – Была у меня одна подруга. Давно, в институте еще. У нее был парень, а у меня – нет. И я совсем не умела целоваться. Я попросила ее меня научить. Ну а как научить без примера? В общежитии всегда народу вокруг было полно. Вот мы и ушли в парк, уселись там на бревнышке, и она принялась меня учить.

– То есть вы целовались?

– Именно, – кивнула Варвара. – Взасос. Она скоро сказала, что ей понравилось со мной целоваться, что это намного приятнее, чем с ее парнем, потому что я не курю.

– Ой! – не удержалась я. – А что дальше было?

– А дальше нас увидела одна девица. Вредная была ужасно, и донесла.

– Представляю, какой был скандал! – посочувствовала я.

– Не то слово! – Варя закатила глаза. – Чуть из института не выгнали. Заставили психиатрическое освидетельствование пройти.

– Ну вы бы объяснили, что она вас учила…

– Так и пришлось. Врач в диспансере поверил. Или сделал вид, что поверил. Только на самом деле это давно уже не имело никакого отношения к обучению поцелуям. – Она затаенно улыбнулась. – Нам просто это нравилось.

Варвара замолчала. Я тоже не произносила ни слова. Впереди показалась громоздкая фигура: я узнала Татьяну Романовну. Она улыбнулась, кивнула, а потом вдруг подошла ко мне.

– Здравствуй, Катенька. – Она бросила недоверчивый взгляд на Варю: – Здравствуйте… Катя, у тебя телефон Карины есть?

– Надин есть… домашний, – ответила я. – А Карины нет… А что?

– Да поговорить с ней хотела… – Она снова глянула на Варю. – Ну это потом… извини…

– Я ее не знаю, – заметила Варя, глядя вслед Татьяне Романовне, – хотя вроде со всеми тут более-менее знакома.

– Это моя бывшая школьная учительница, – объяснила я, – хотя как она тут оказалась? А, вспомнила, кажется, она где-то здесь комнату сняла.

Галина предложила мне пройтись по магазинам: девушке необходима была разрядка. Я не большая любительница шопинга, но грех было не воспользоваться: у меня машины нет, а она – на колесах. Сама привезет – отвезет. Здорово! Конечно, в тех местах, где одевается Галя, я вряд ли смогу купить что-нибудь круче короткой маечки. Но посмотреть, померить – тоже развлечение. Галка подчеркнуто оживленно болтала, спрашивала мое мнение насчет фасонов и цветов. Ну, в цветах и их сочетаниях я более-менее разбираюсь, а вот насчет фасонов… Она вертелась перед зеркалом, озабоченная тем, как сидит на ней то или иное платье, а я смотрела и не верила, что подобная ерунда может беспокоить женщину с такой стройной фигурой. Это мне, что ни надень – тетеха тетехой.

– Как у вас дела? – спросила я. – Разобрались с письмом?

– Какое там! – отмахнулась Галка. – Скандалим сутки напролет. Анна Федоровна отказывается отдать письмо.

– Вы все скандалите или только Аннушка с твоим отцом?

– Надька молчит, Карина тоже молчит. Да она тут и уезжала, и третьего дня, и вчера. Причем тоже, думаю, по каким-то делам, с этим письмом связанным… – предположила Галина.

– Почему ты так решила? – не поняла я.

– Потому что ей Артем Сергеевич позвонил. Сначала она на него рявкнула… Ну ясное дело: хоть и молчит, а нервы все равно сдают. Потом успокоилась и даже извинилась. Поговорили, а потом она сразу рванула из дома. И такая возбужденная была.

– И это все?

– А разве мало? Ты Карину не знаешь. Она же ледышка. Ее ничто не волнует. А тут после звонка отца так оживилась… Щеки разрумянились… И мне соврала: сказала, что у антиквара конторка какая-то появилась, что нам ее предлагает. На самом деле подыскиваем конторку для папиного кабинета… – протянула Галка. – Но только дело точно не в этом. Наверняка Артем Сергеевич что-то про письмо выяснил и то, сколько оно может стоить.

– И сколько? – зачем-то поинтересовалась я.

– Не знаю. Но думаю, немало, – убежденно произнесла Галина. – Но вообще все складывается. Я уже многое выяснила. Хочешь, расскажу?

Я вздохнула, готовясь к новой порции историй о сексуальном меньшинстве.

– Вот взять, к примеру, литературный кружок «Арзамас», – вдохновенно начала Галина. – Так там у всех были прозвища, то есть, как бы сейчас сказали, – ники.