Коварство мыльных пузырей - Наталья Аверкиева

— Это мое плечо, вообще-то. — Оливка недоуменно косилась на меня, а я неожиданно заметила, что зубами вцепилась в ее руку.

Наверное, надо было извиниться. Я скорчила гримаску — нечто среднее между извинением и недоумением, — поправила на ней одежду, вытерла слюни с кофты и, прыгая чуть ли не по головам зрителей, кинулась вниз к стеклу. «Матвей», — стучало в голове истерично. Живой ли? Что с ним? Как он? Матвей! Миленький! Мотечка, хороший мой! Как же ты так? Мотя! К стеклу меня не пустили. Я видела, что к Ветрову подбежали врачи, про себя ругала команду, которая окружила друга и закрыла от зрителей лежащее тело. По льду осторожно шли санитары с носилками. Все так серьезно?! Меня тряхнуло как будто от сильного разряда тока. Мотя, что с тобой?! Мотечка… Ты живой? Охранник преградил мне путь. Я хотела его отпихнуть, но он как-то так очень жестко осадил меня. Теперь на руке обязательно останутся синяки. Впрочем, не до них сейчас. Ребята расступились. Матвея переложили на носилки и понесли в нашу сторону. Я, прыгая через чужие ноги, как горная коза прыгает через валуны, полезла к другому проходу. Перевесилась через заграждение.

Мотя лежал на носилках, придерживая какую-то штуку на лице. Лед, что ли? Он сильно пострадал? Ему что-то сломали? Ну хоть живой, уже хорошо. Ни за что его теперь не брошу. Что бы ни случилось, буду рядом. Ведь мы друзья, а друзья должны поддерживать и помогать друг другу.

— Мало тебе вломили! Нужно было еще! — крикнул парень рядом.

Я аж поперхнулась. Да как он смеет?!

— В своем уме? — заорала я на него. — Ему нос сломали!

— Мало ему. Нужно было и зубы выбить, — усмехнулся он.

Если бы между нами не возник верзила, которому я оказалась едва по грудь, я бы точно вцепилась в эту наглую веснушчатую рожу.

— А что он? — возмущенно рявкнула я на дядьку, от расстройства двинув ему рукой по груди.

— Да он прав потому что, — беззлобно отозвался тот. — Ветров грязно играет. Всегда соперников со спины атакует, оскорбляет. Все об этом знают. Он легко отделался. Гордеев себя еще сдержал.

— Сдержал? — подпрыгнула я. — Да вашего Гордеева надо на рее повесить!

— Ты базар-то фильтруй, — миролюбиво предупредил мужик. — А то я не посмотрю, что баба.

— Да, я вижу, вы с одной колхозной грядки. Лежащих на земле добиваете, с девушками деретесь. Настоящие мужики, — ехидно «плюнула» я в него.

Он поморщился.

Я глянула через заграждение. Все внимание было приковано к Моте. Он что-то говорил журналистам. Странно, обычно журналистов не пускают. Как они прорвались? Охраны, что ли, нет? Воспользовавшись, что охранник пялится на моего парня, я ловко перемахнула через заборчик и оказалась в нескольких метрах от друга. Охранник заметил. Растопырил руки, намереваясь выгнать меня вон.

— Я его девушка. Дайте пройти, — нагло заявила я, выставив вперед проходку, словно святое распятие перед вампиром. Охранник присмотрелся к моему бейджику на веревочке, который разрешал проход в любую зону, потом еще раз что-то сопоставил в голове и отступил, пропуская меня ближе к группе папарацци.

— Почему вы не ответили? — услышала чей-то вопрос.

Убила бы!

— Я пропустил удар и оказался в нокауте. Все произошло слишком быстро, хорошо, что не потерял сознание. Надеюсь, что смогу досмотреть игру у бортика, если врачи разрешат.

— Вы планируете еще отыграть этот сезон или считаете, что он для вас закончен?

— Если врачи разрешат, то надену маску и выйду на лед.

— Со сломанным носом?

Ой, мамочки! Что же это такое? Ему сломали нос?

— Не думаю, что нос станет помехой в игре. Дышать мне не тяжело.

— Какие ощущения?

— Больно. — Мотя попытался улыбнуться.

Левый глаз сильно оплыл, на скуле явно остался след от удара. Нос распух. В левую ноздрю вставлен ватный тампон, чтобы предотвратить кровотечение. Мотечка… Как же ты так?

— Почему вы не приняли вызов Гордеева?

— Потому что я играл в хоккей, а не дрался на ринге.

— Как ты думаешь, Гордеев хотел спровоцировать вас или это просто эмоции?

— В случае проигрыша команда Гордеева теряла все. Я считаю, что это была спланированная провокация.

— Но ты ведь сильный противник, ты мог ответить, зачем он напал на тебя, когда мог напасть на более слабого.

— Вы сами ответили на этот вопрос — я слишком сильный противник.

— Господа, — влез в импровизированную пресс-конференцию врач, — игрок нуждается в отдыхе. Прошу вас. — Он жестом попросил всех разойтись.

И когда все отступили, я, наоборот, шагнула вперед и взяла его за руку. Нас тут же начали фотографировать. Мотька слабо растянул уголки губ.

— Надо было бить снизу, — буркнула я обиженно.

— Там защита, — с трудом хихикнул он.

И я заулыбалась, стыдливо отворачиваясь.

— Господа, господа, я хочу сделать заявление! — громко заявил его тренер, и все журналисты дружной толпой переместились к мужчине. Мотя устало откинулся на носилки и прикрыл глаза.

Его увезли в больницу. Врач сказал, что надо сделать обследование. Меня с ним не пустили. Мы стояли в холле с девочками и угрюмо молчали. Точнее, Лапа начала возбужденно причитать, но Оливка быстро ее осадила.

— Все, девки, можно идти по домам. Парни отдыхать поедут, нам тут ничего более не светит. — Лапа раздосадованно убрала трубку в куртку.

Я кивнула, глядя в пространство. Лапа стукнула меня по плечу:

— Что, Ярочка, не весел, ниже плеч голову повесил?

— Матвей… Как вы думаете, как он там? Я звонила, он не берет трубку.

— Все пучком будет. Это спорт. У нас еще мягко, а во взрослом хоккее нет ни одного хоккеиста со своими зубами.

— Ну вот не выдумывай, — фыркнула Оливка. — А как же Третьяк? Сама недавно передачу смотрела, где он говорил, что у него все зубы свои.

— Так Третьяк кем был? — протянула Лапа, словно говорила с глупенькими детками.

— Вратарем? — неуверенно спросила я.

— Вот именно. У него ж маска. А эти… Эх, да что там, девчонки, шрамы украшают мужчин. Видели, как Мотьку распахали? Там не нос, там теперь блин будет.

— Целый у него нос, — угрюмо пробормотала я, надевая куртку. — Когда нос ломают, то дышать тяжело. У него кости лица могут быть сломанными.

— А ты откуда знаешь? — прищурилась Лапа.

— От верблюда… Я тоже спортом занимаюсь, и у нас тоже на тренировках бывают чепэ различного масштаба.

— Спортом? — приподняла Оливка бровь.

— Каким? — заинтересованно смотрела на меня Лапа.

— Японским фехтованием. Кэндзюцу. Учусь в японской школе Тэнсин Седэн Катори Синторю.

— И пояс черный есть? — с недоверием спросила Лапа.

— Есть. В Японии полгода назад получила. Сенсей Отакэ Рисуке лично сертификат вручил.

— Врешь! — покривилась она.

— Почему это я вру? Девчонки переглянулись.

— Ну и? — требовала я ответа.

— Мотька с тобой никогда бы не связался.

На ум резко пришла грубость, типа чего это я лицом, что ли, какая-то корявая и на меня теперь парень не может обратить внимание, но прикусила язык и сурово сдвинула брови.

— Я его уже пару лет знаю. Ни разу у Мотьки не было нормальной девчонки. Все как одна красивые… (Это типа мне комплимент?) Но такие дуры. Он с ними погуляет недели две, максимум месяц и под зад коленкой. А они потом за ним бегают, умоляют вернуться.

— Надо же когда-то начинать общаться с нормальными девчонками, — хмыкнула я.

Они улыбнулись.

— Ты ему не нужна.

— Это он так сказал?

— Я его знаю. Я рассмеялась.

— Плохо ты его знаешь. Мы познакомились на скалодроме, у нас много общего, нам хорошо вдвоем. Нам есть о чем поговорить.

— Значит, продержишься на неделю больше. Мотька не из тех, кто любит долгие отношения. Впрочем… Ну, может, ты хороша в чем-то другом? — испытывающе глянула она на меня.

Я превратилась в смесь сока свеклы и морковки. Казалось, что у меня даже кофта окрасилась этим бордово-оранжевым цветом.

— Понятно, — махнула рукой Лапа и засмеялась. — А ты забыла, что ли, чего она учудила? Мотька рассказывал же утром.

— Как она ему по морде двинула? — хихикнула Оливка.

Они вдвоем захохотали. Только мне было не смешно.

— У вас какие-то мухи в голове, — покрутила я пальцем у виска. — Все, аривидерчи, сеньориты. У меня еще дел полно.

— Давай-давай, — усмехнулись мне в спину.

— Синдзимаэ! — с милейшей улыбкой послала я их к черту.

У метро я прогулялась туда-сюда в тщетных попытках дозвониться до Матвея. Потом вспомнила, что его увезли на «скорой», а одежда должна была остаться в раздевалке. Кто ее заберет? Приезжал ли папа? Вообще, был ли он на матче? Потоптавшись на холоде, я все-таки решила, что надо проверить. Вдруг никто не подумает о вещах? Хотя вот мои бы шмотки Лариска обязательно бы забрала. Ярик! Ну ты идиотка, каких мало! Да Мотьку же сразу в больницу забрали, а телефон должен в шкафчике остаться. И вот что ты названиваешь, спрашивается? Я почесала затылок. Но если вещи забрали, то на звонки должны были ответить? Ведь логично? И я почти бегом поскакала обратно к спорткомплексу. Надо забрать его вещи и телефон. Мотька мне не простит такого ротозейства. Отвезу их ему домой, а потом доеду до больницы под предлогом, что надо передать телефон. Надо узнать, как он. Вдруг ему что-то надо, а я тут грязь сапогами пинаю. И надо будет попросить у родителей какой-нибудь запасной одежды. Он же в форме, ему же неудобно…