Курган - Говард Лавкрафт

Правительство мегаполиса по природе своей больше склонялось к первобытноанархическому типу: порядок вещей чаще определялся обычаями, чем законом. Такое правление сделалось возможным благодаря опыту тысячелетий и прогрессирующей апатии господствующей расы, чьи желания и потребности сводились к сумме физических удовольствий. Терпимость и миролюбие отстранили на второй план всякие идеалы и искания: основной заботой правителя было спокойствие общины, которое периодически нарушали беспорядочные метания бессмертных искателей наслаждений. Семья как часть общественного уклада давно утратила свое значение; исчезли гражданские и социальные различия между полами. Распорядок дня следовал по накатанному образцу; утреннее опьянение спиртами или наркотическими субстанциями, пытки рабов, дневные сновидения, гастрономические и чувственные оргии, религиозные службы, экзотические эксперименты, художественные и философские дискуссии и далее в том же духе. Собственность горожан: земли, рабы, животные, доли в увеселительных заведениях Цатта и монеты из драгоценного Ктулу-металла, бывшие когда-то единым денежным стандартом, — распределялась приблизительно поровну между свободными жителями. Бедность была неизвестна, а труд состоял из определенного набора администраторских обязанностей, налагаемых на основании произвольного выбора на какой-то недолгий срок. Зама-кона с трудом описывает условия жизни, так не похожие на знакомые ему с детства; и в этом отношении рукопись изобилует неясностями и загадками.

Искусство и науки Цатта достигли небывалого уровня, но пришли в упадок и небрежение. Прежнее доминирование машинной цивилизации разрушило привычные эстетические каноны, что не замедлило сказаться на всем последующем развитии. Современная живопись занималась геометрическими узорами и была легковесна, поэтому предпочтение отдавалось старым полотнам. Литература выродилась в источник индивидуального наслаждения; игра слов ценилась больше смысла и была непонятна для Зама-коны. Точные науки охватывали все области знания, за исключением единственного направления — астрономии. Полный упадок последней объяснялся тем, что подземные жители не видели смысла в изучении явлений, не наблюдаемых в повседневной действительности. Философия замкнулась в привычных формах; технология, хотя и существовала, не поднималась до сколько-нибудь значительных высот. История не вызывала интереса ни у кого, кроме узкого круга ученых мужей, для которых появление Замаконы было существенным дополнением к многочисленным хроникам и летописям, хранящимся в библиотеках. Современная тенденция общества тяготела больше к ощущениям, нежели к мыслям; изобретатель нового вида наслаждения почитался и имел последователей в отличие от первооткрывателей и исследователей полузабытых тайн и загадок космоса.

Религия преобладала над остальными интересами в жизни Цатта, хотя очень немногие действительно верили в потусторонние силы. Привлекательность веры заключалась, скорее, в экзальтации и своеобразном чувственном опьянении, которое вызывалось мистическими обрядами и песнопениями жрецов. Башни, воздвигнутые в честь Великого Ктулу, которого древние представляли в образе головоногого чудовища, были самыми богатыми зданиями в Кейнане. По обилию золота и серебра им почти не уступали загадочные усыпальницы Йига, прародителя жизни, символизированного как Отец Всех Змей. Со временем Замакона узнал подробности оргий и жертвоприношений в честь этих чудовищ, однако христианское благочестие не позволило ему описать их в рукописи. Сам он не принимал участия в вакхических церемониях, хотя по форме некоторые из них были близки к его собственной религии и испанец никогда не терял надежды распространить веру в Святой Крест и на этот уголок вселенной.

Значительное место в современной религии Цатта занимало дошедшее из глубины веков, по-настоящему искреннее поклонение перед священным металлом Ктулу — темным зеркальным веществом, подобного которому не существовало в природе, но которое неизменно сопровождало историю людей в форме божественных изваяний и иерархических знаков отличия. С незапамятных времен один только вид металла пробуждал самые глубокие чувства; в сделанных из него цилиндрах хранились древние свитки и рукописи. Теперь же, когда угасание науки заглушило критические настроения, люди вновь прониклись благоговением и трепетом перед сакральной субстанцией.

Побочная функция религии состояла в регулировании календаря, созданного в эпоху, когда время и возраст занимали первостепенное место в человеческой жизни. Периоды пробуждения и засыпания — удлиненные, сжатые или переставленные местами: в зависимости от того, чего требовали тогдашние привычки и традиции, отмеряемые ударами хвоста Великого Йига, Отца Змей, — весьма грубо соотносились с земной сменой дня и ночи, хотя чувства подсказывали Замаконе, что подземные сутки почти в два раза длиннее. Продолжительность года, отмеченная сезонной линькой Йига, равнялась примерно полутора земным годам. Расчеты, произведенные Замаконой, позволили ему датировать рукопись 1545 годом, однако и эту цифру не следует принимать без проверки.

Отвращение и тревога поднимались в душе Панфило де Замаконы, пока он слушал неторопливый рассказ предводителя кейнанских воинов. Кровавая история подземного мира, нынешние упадок и угасание, а также прямое предостережение против попытки бегства не раз заставили испанца пожалеть о встрече. Понимая, однако, что только искренность и согласие способны помочь ему, он решил во всем положиться на своих спутников. Скрывать описания родного мира казалось бессмысленным; того же, что он успел пересказать, вполне хватало для поддержания оживленной беседы.

Его слова были первой достоверной информацией о мироздании, полученной обитателями Цатта за долгие зоны, минувшие после той страшной ночи, когда в глубинах океана скрылись Атлантида и Лемурия. Более поздние сведения ограничивались общением с замкнутыми и малоразвитыми цивилизациями Майя, Толтеков и Ацтеков, а также с полудикими племенами на северных равнинах. Замакона был первым европейцем, ступившим на земли подземного народа; образованность и ум выгодно отличали его от прежних пришельцев. Смуглолицые воины, затаив дыхание, слушали все, что он телепатировал им, и было очевидно, что угасающим наукам о прошлом и мироздании их встреча сулит скорое возрождение.

Единственное, что встревожило воинов, было сообщение о сохранившихся на поверхности преданиях о затерянных городах, полных сокровищ. В недалеком будущем следовало ожидать притока одиночек и целых отрядов искателей приключений, случись им обнаружить уцелевшие входы в Кейнан. Замакона поведал об открытии Флориды и Новой Испании, добавив, что весь Старый Свет охвачен лихорадкой открытий. Испанцы, португальцы, французы и англичане устремились на поиски новых земель. Рано или поздно Мексика и Флорида сомкнутся в единой колониальной империи, и тогда ничто не помешает рыцарям странствий отправиться на розыски легендарных городов с сокровищами. О путешествии Замаконы знает Разъяренный Бизон; что если он расскажет обо всем Коронадо или каким-нибудь образом доложит его сиятельству вице-королю Новой Испании, когда их встреча не состоится? Тревога и беспокойство отразились на загорелых лицах, и мозг Замаконы уловил сообщение о том, что с этого момента все уцелевшие туннели, соединяющие подземный мир с поверхностью, будут взяты под неусыпное наблюдение.