Заговор - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бедненькая, — залопотал рында, рассматривая бледное лицо и запавшие глаза девушки, — может, дать ей водицы испить?
— Не трогай ее, пусть поспит, — ответил я. — Нам тоже нужно ложиться, утром я поеду к царю.
Однако поспать мне не удалось, Прасковье ночью стало совсем худо, не очень помогли даже мои экстрасенсорные сеансы. Девушка плакала, просилась назад, у нее поднялась температура, так что всю ночь мы только тем и занимались, что пытались ей помочь. Только к утру она успокоилась и заснула.
Когда все как-то образовалось, я надел парадное платье и поехал в Кремль. Царь охотно меня принял и даже посетовал, что вчера меня не было во дворце. Я рассказал ему обо всех своих злоключениях и попросил помощи и заступничества. Он рассеянно слушал, постоянно отвлекаясь на посторонние замечания, никак не касающиеся дела и, как мне показалось, рассказом не очень заинтересовался.
— Да, конечно, давно пора навести у нас порядок, — заключил он, пощипывая бородку, — вот кончу неотложные дела, и возьмусь за крамольников, татей и разбойников. А ты знаешь, уже скоро моя матушка приедет! Вот будет радость!
О матушке и ее приезде мы говорил в каждую встречу, так что меня эта новость не удивила. Однако из вежливости я еще раз выслушал сыновни откровения и воспоминания далекого детства. Когда он, наконец, выговорился, напомнил:
— Государь, такие преступления нельзя спускать с рук, прикажи дать мне пару десятков стрельцов, я сам проведу дознание и представлю на суд виновных.
— Друг мой, — проникновенно сказал он, — хоть ты не приставай ко мне с всякими мелочами! Сегодня ты их накажешь, завтра, какая разница! Меньше татей у нас все равно не станет. Лучше готовься ехать с посольством, о котором я тебе на днях говорил. Нам непременно нужно заручиться помощью персидского хана против турецкого султана!
Я удивленно на него посмотрел, разговор у нас был о посольстве в Священную Римскую империю.
— В Персии не хан, а шах, — поправил я, — и вряд ли он станет сориться с османцами и поддерживать христианского царя.
Дмитрию уточнение не понравилось, он нахмурился и пренебрежительно махнул рукой:
— Хан, шах, какая разница, все равно неверный! Мне главное, чтобы дело делалось!
О том, что такие проблемы решаются как-то по-другому, я сказать не решился. В конце концов, царь он, а не я. Попробовал вернуться к моему делу, но Дмитрий только замахал руками:
— Ну, что ты заладил одно и то же, мне и так с утра до вечера всякими разговорами голову морочат. С тобой мы могли хоть о чем-то интересном поговорить, а теперь и ты туда же! Делал бы свое дело, а меня зря не волновал!
— Вот я и предлагаю дело, поймать преступников, которые орудуют в Москве! — упрямо повел я разговор к прежней теме.
— Хорошо, хорошо, если тебе больше нечем заняться, лови своих воров. Я прикажу. Зайди на днях, и мы все с тобой обсудим. Мне сейчас важнее с матушкой встретиться! Как она, моя хорошая? Здорова ли? Никогда не прощу Годунову того, что он нас разлучил. Да еще на столько долгих лет! А теперь иди с Богом, мне нужно в Думу, слушать новые боярские глупости! Вот отправлю их всех учиться за границей, тогда все будет совсем по-иному! Ты меня, Алексей, разочаровал, я думал, пришел друг, посидим, поговорим по-хорошему, а ты сразу с просьбой! Веришь, всего ничего сижу на отеческом престоле, а мольбами меня уже замучили, каждому от меня что-то нужно!
Лицо у него стало грустным, даже обиженным. Мне пришлось покориться. Я понял, что настаивать бесполезно. Не упрекать же было Самозванца, зачем он лез на престол, если не хочет управлять страной.
— Ты, окольничий, на меня не дуйся, — примирительно сказал он, когда я молча поклонился и направился к выходу, — мы еще разберемся с твоими обидчиками. Скоро все образуется, и заживем мы, как никогда не живали. Дай только мне надеть шапку Мономаха!
Домой я возвращался в отвратительном настроении. Царь, как только мы столкнулись в деле, оказался не совсем тем человеком, которым казался раньше. К тому же мне не нравилось его навязчивое стремление внушить окружающим, что он только и думает, что о своей матушке. Он был так старательно убедителен, что явно в этом перебирал. Казалось, что он сам искренне верит в то, что рожден царевичем. В этом была его психологическая загадка. Впрочем, для меня не очень сложная. Мне приходилось встречаться с прирожденными вралями, которые придумывали такие занятные истории, разводили такие турусы на колесах, что оставалось только дивиться их неуемной фантазии, памяти и точности в деталях. Многие в конце концов сами начинали верить в свои россказни.
Еще угнетало мое странное положение при дворе. Несмотря на высокий, казалось бы, чин, никакой реальной возможности сделать даже такую мелочь, как разобраться с явными преступниками, у меня не оказалось. К тому же деньги в моей бездонной мошне кончались, и как пополнить скудеющие финансы, я пока не представлял. Никакой реальной должности не предвиделось. Разговоры о посольстве, судя по всему, были обычная трепотня. Царь, похоже, не очень представлял, какие народы нас окружают, и как ему строить внешнюю политику. А теперь еще у меня на шее оказалась иждивенка, с которой было непонятно, что дальше делать. Короче говоря, светлая полоса жизни кончилась и началась темная. Оставалось ждать, какие еще сюрпризы она принесет.
В нашей съемной избе меня ожидала новая неожиданность. В гости явился какой-то старик с приветливым лицом и подслеповатыми, близорукими глазами. Они сидели с Ваней на его половине и разговаривали. Когда я вошел, гость быстро встал и низко поклонился. Мне теперь новые люди были не в радость, так что я не только ему не обрадовался, но и рассердился на рынду, что он пускает в дом незнакомых людей.
— Здравствуй, государь-батюшка, — подхалимским голосом воскликнул старик, отвешивая мне новый поклон еще ниже прежнего. — Как твое драгоценное здоровье? Как нынче спал-почивал?
Мне такие былинные присказки были до одного места, и я не очень вежливо проворчал, что все у меня хорошо и поинтересовался, что ему, собственно, нужно. Однако гость на вопрос не ответил, а принялся рассказывать мне, какой я замечательный человек, перечисляя существующие и придуманные достоинства. Лесть, безусловно, вещь приятная, но не от незнакомого человека и не в такой прямой, грубой форме. Потому я прервал его на самом интересном месте и сухо повторил вопрос.
Моя реакция его не обескуражила, и он продолжил бытописание моей героической во всех отношениях личности. На этот раз назвав несколько бесспорных фактов из моей биографии. Было, похоже, что он меня действительно немного знал. Однако я не повелся на его речения и спросил теперь уже Ваню, кто это такой, и что он делает в нашем доме.
— А я так думал, что он твой хороший знакомый, — удивившись вопросу, ответил парень. — Дедушка так про тебя хорошо рассказывает!
— Истину говорит отрок, — встрял в разговор старик, — не могу сказать плохо о таком замечательном, достойном человеке. Говорю, как есть, только правду, а она сладостна и замечательна. На таких людях, как ты, государь-батюшка, Святая Русь держится! Тебе не окольничим быть, а первейшим боярином! Да, что там, скипетр и держава в твоей руке были бы в самый раз!
Такие странные разговоры уже тянули на государственную измену. Болтливый старик рисковал сам и втягивал меня в неприятные дела. Услышь такие рассуждения кто со стороны, сложно будет доказывать, что они результат глупости, а не сговора или еще чего похуже. У нас в стране любая власть, даже сама крепкая, во все времена очень ревниво относилась к собственным правам и легитимности, выжигая крамолу каленым железом. Что говорить о смутном времени, когда на престол метит неизвестно кто, и кругом ведутся изменнические разговоры. Пришлось беседу направлять самому:
— Ты, старик, кажется, на дыбе повисеть хочешь, да языка, а то и головы лишиться? — строго спросил я. — Забыл, кто я такой?
— Какая там дыба, государь-батюшка! Кто меня, глупого да неразумного, слушать станет! Это ты у нас герой и умник, только дела делаешь глупые!
Только теперь разговор хоть в чем-то становился предметным, и я начинал понимать, откуда дует ветер. Однако задавать напрашивающийся вопрос о своих неразумных делах не стал. Нестандартное поведение всегда затрудняет нежелательный разговор и ставит собеседника в слабую позицию.
Старик сделал паузу, не дождался вопроса, задал свой:
— Зачем ты, государь-батюшка, в чужие дела мешаешься, хороших людей обижаешь?
Я опять ничего не ответил, терпеливо ждал, что он скажет еще. Старик немного смутился, но быстро оправился:
— Не дело у хороших людей кусок хлеба отбирать, радости их лишать. За такое тебе никто спасибо не скажет!
Ваня ничего не понимая, переводил взгляд с меня на гостя, и уже сам хотел вступить в разговор, узнать о чем идет речь. Обвинения в мой адрес его всегда обижали. Я посмотрел на рынду, красноречиво нахмурился, и он промолчал. Старик, похоже, уже не знал, с какой стороны ко мне подойти. Наконец начал сердиться: