Газета Завтра 258 (97 1998) - Газета Завтра

Сегодня о духовности и нравственности заговорили многие. На недавней встрече с Патриархом об этом говорили все: от Зюганова до Черномырдина. И это хорошо. Но разговоров мало. Если оппозиция будет следовать нравственным нормам, а не нормам партийной борьбы, тогда ей удастся выступить единым фронтом и победить.

гуманитарный институт москвы

Абдуло Саидбеков БОЕВАЯ ЗАДАЧА — МИНИСТЕРСКАЯ ДАЧА

По телевидению и в газетах твердят о том, что вооруженные силы Таджикистана, "традиционного союзника России", возглавляемые генерал-лейтенантом Хайруллаевым, готовы в любой момент отразить агрессию, что солдаты прекрасно экипированы, хорошо питаются и вооружены самым современным оружием и боевой техникой. Увы, на деле все по-другому. Солдаты голодают, формы и амуниции не только не хватает на всех, но и та, что есть, безобразного качества. Гнилое сукно, плохое шитье, разваливающаяся обувь. В чем же тут дело?

Есть неподалеку от подмосковного поселка Алабино дачный кооператив "Селятино". Там, на пересечении улицы Северной и Северного проезда, стоит дом №18, иначе обозначенный как 392-й участок. Хозяином роскошного особняка является некий гражданин Мумин Лолаев. По самым скромным подсчетам, дача оценивается в 160 тысяч долларов США. Интересно, откуда взялись такие деньги у никому не известного гражданина Таджикистана? А ответ прост: Мумин Лолаев — племянник нынешнего министра обороны Таджикистана генерал-лейтенанта Хайруллаева. Три года назад, когда министерство обороны выделило деньги для закупки военной формы, почему-то мощности собственных швейных фабрик оказались невостребованными, а вместо них поставлять форму таджикским солдатам взялась, говорят, некая российская фирма во главе с гражданином Антиповым. В результате сделки таджикская армия оделась в обноски, а в “Селятино” выросли по соседству сразу три красавца-особняка — Хайруллаева, Антипова и бывшего начальника генерального штаба армии Таджикистана. В общей сложности на эту сделку ушло почти полмиллиона долларов из бюджета министерства обороны... Ходят, однако, слухи, что особняк племянника министра скоро будет продан через компанию "Юго-Западная недвижимость", а на вырученные деньги будет куплена квартира в престижном районе Москвы. Информированные источники отмечают, что под дачу уже присмотрен другой особняк — куда представительней предыдущего...

Абдуло САИДБЕКОВ

Юрий Бондарев ВЫИГРАННОЕ СРАЖЕНИЕ

Литература — это не только общественная ревизия совести и не только объяснение в любви существующим закономерностям природы, но и призыв о помощи, сигнал о милосердии. Коли так, то какую же позицию должен выбрать серьезный писатель? Смирение? Всепрощение? Покаяние? Или позицию вражды с ложью, что в нашей глупейшей действительности больше похожа на правду, чем сама правда, или же позицию неприятия искажения самой натуры человека, опачканного и опущенного в постмодернистских литературных изделиях до состояния рептилии?

Смирение, всепрощение, покаяние — это, в общем-то, удобство, покой и благоустроенность таланта. Непримиримость ко лжи, жестокости, несправедливости, насилию — не что иное, как возвращение украденной правды. Лишь способная беспокоить литература — действенна. Лишь та литература имеет живое дыхание и духовную ценность, что создает нравственное, политическое и чувственное силовое поле.

Таков новый роман Александра Проханова “Чеченский блюз”, вещь очень выделяющаяся в современной прозе, незаурядная, я бы сказал, щедростью изображения, скрупулезным знанием военного быта, тщательной литературной отделкой, соединением в письме суровости и нежности. “Чеченский блюз” — сильный и мужественный роман, на мой взгляд, лучшая вещь Проханова, написанная в тех бессмертных художественных традициях русской прозы, которые сейчас, во времена цветения бездарной антипрозы, выше всех похвал. Поразительно то, что трагические эпизоды чеченской войны, — не особняком написанные батальные сцены, а это часть целого, часть реальности несчастной, обманутой и преданной России, где ложь политиков — рядом с народной правдой, мужество солдат — рядом с изменой и тупостью генералов, где деньги господствуют над душами людей и честностью и где респектабельность сильных мира сего не брезгует убийством.

Своей верностью, всегда неудобной правде, своей неординарной талантливостью новый роман Проханова разительно глубок и мудр среди последних повествований об “убитых”, “проклятых” и “веселых солдатах”, от нечего делать занятых в окопах мастурбацией, персонажей писателя старшего поколения Виктора Астафьева, по причине совсем уж не достойной придумавшего в 90-х годах свою особую Великую Отечественную войну с попыткой воздвигнуть ей личного творения памятник — статую, увенчанную отравленной славой, терновым венком авторской ненависти. Но эта статуя, злой слюной сплетенная из размякшего картона, угодничества власть имущим лжецам, непристойности и наветов не может ни стоять, ни двигаться.

Реалистический и умный роман “Чеченский блюз” — большая удача писателя.

Многим дано мало, немногим — много. Проханов выиграл, а не разыграл сражение.

Михаил Лобанов ДОЛГ И ВЕРА

“Время любить и время ненавидеть”, — сказано в Библии. Переполняющая нынешней мир ненависть вторгается и в роман Александра Проханова. Взаимная ненависть здесь и в боевой обстановке, и в среде “властной”, банкирской и т. д. Гнусная предательская роль ельцинского “центра”, с его продажными, русофобскими СМИ, особенно видна здесь, в пекле развязанной им войны, и ненависть к этим врагам более стойкая, потому что осмысленнее, чем даже к чеченским боевикам. Какой приступ ярости сотрясает Кудрявцева, когда появившийся на площади со стороны чеченцев стариковского вида человек с мегафоном в руках называет себя депутатом Государственной думы (“борец за права человека”) и блеющим голосом “от имени российской общественности” требует от русских солдат “положить конец агрессии”, сдаться в плен. Целый вихрь жгучих мыслей проносится в голове офицера, на себе испытавшего ненависть этих “борцов за права человека” к русским, к России. “Почему московская власть, все эти журналисты, артисты, говорливые мужчины и женщины, заполнившие телеэкран, — не с ними, русскими солдатами, захлебнувшимися в крови. Почему ненавидят Кудрявцева, его лицо, его оружие, его мундир, его речь, ненавидят его способ жить, который является не чем иным, как верностью присяге...”

Понимание этой расистской нетерпимости доходит даже до тех, кто в одной властной “демократической” связке с русофобами. В романе вроде бы дружеская встреча министра обороны с Бернером в бане (так колоритно описанная) взрывается поразившей банкира силой ненависти к нему “силовика” как к грабителю России. Любопытно, что, видя нерасположение автора к своему герою-министру (а, вероятнее всего, и к его возможному прототипу), в то же время дивишься живому интересу писателя к этому типу как предмету художественности (объясняемому, думается, симпатией его вообще к характеру военного человека с боевым опытом). Так, газетный “Пашка-мерседес” обрастает плотью зримого, хотя и явно шаржированного образа, чем-то и оригинального. Чего не скажешь о Бернере, финансовое владычество которого (даже Сорос назвал таких березовских-бернеров бандитами) никак не может смыть неизбывной местечковости (употребляя его собственное слово) с данной персоны. Впрочем, не отделываясь единственно “адекватными” в данном случае сатирическими средствами, автор дает типологический портрет подобного явления. Как один из тех “избранных”, о ком Христос сказал: “Ваш отец — дьявол”, этот банкир отмечен таким родовым клеймом, как похоть во всем — в жажде денег, богатства, власти, сластолюбия и т. д. Перемежая эпизоды с участием то русского офицера Кудрявцева, сражающегося за целостность России, то одержимого жаждой закабаления ее банкира Бернера, повествование образует ту картину нынешней нашей действительности, когда борьба принимает универсальный смысл вплоть до духовно-вселенского.

Художнический лазер прожигает ненавистные мишени из окружения банкира, за которыми угадываются реальные лица.

Поразителен этот почти неуловимо переданный переход от обольстительной приветливости, с которой встречают чеченцы за новогодним столом русских солдат, к выпаду головорезов.

Рука Кудрявцева судорожно сжимает автомат, когда он видит движущихся к дому женщин, прикрывающих собой боевиков. Эти женщины напоминают ему тех недавних чеченок у новогоднего стола, которые с улыбкой угощали их, зная, какая кровавая расправа готовится с ними. Он готов “резать огнем” толпу, но тут женщины, видно, родственницы убитого, начали голосить, и Кудрявцев вспомнил, как хоронили отца. “Нечто схожее, не по звукам, а по тоске... испытал Кудрявцев, слушая бабий чеченский вопль”. Ярость сменилась “бессилием и непониманием”.